Нищий, вор - Шоу Ирвин (книги полностью txt) 📗

— Очень вам признателен, метр, — поблагодарил его Рудольф. По крайней мере он хоть знает теперь, как полагается обращаться к французскому адвокату. — А как это все будет осуществлено? Каким образом его доставят на границу? — Он нахмурился. — Я спрашиваю потому, что никого из моих знакомых еще никогда не доставляли на границу.

— Пустяки, — отмахнулся старик. Для него это было самое обычное дело. — Если вы ровно через неделю явитесь в аэропорт Ниццы с билетом для юноши, то его привезут туда в сопровождении инспектора полиции, который и поможет посадить его в самолет, отбывающий за границу. Если угодно, в Соединенные Штаты. Поскольку инспектор будет в штатском, то никакого любопытства это не вызовет — его примут за дядю или за друга семьи, который пришел проводить мальчика и пожелать ему bon voyage [17].

— Мальчику сказали об этом? — спросил Рудольф.

— Я лично поставил его в известность сегодня утром, — ответил адвокат.

— Что он сказал?

— Как всегда, ничего.

— Он выглядел довольным или огорченным? — допытывался Рудольф.

— Ни довольным, ни огорченным.

— Понятно.

— Я взял на себя смелость поинтересоваться расписанием американских авиакомпаний, которые обслуживают Ниццу. Самым удобным, по-моему, был бы самолет, вылетающий в десять тридцать утра.

— Я буду в аэропорту, — сказал Рудольф. Он взял паспорт Джин и положил его в карман.

— Я должен сделать вам комплимент, мсье Джордах, — добавил старик. — Я восхищен тем, как спокойно, по-джентльменски уравновешенно вы держались во время этих ужасных событий.

— Благодарю вас. — Стоит мне выйти из его красивого кабинета, думал Рудольф, как я утрачу все свое спокойствие и сразу перестану быть по-джентльменски уравновешенным. Он начал подниматься и вдруг почувствовал, что у него кружится голова и он вот-вот потеряет сознание. Чтобы не упасть, ему пришлось опереться рукой о стол.

— Чересчур плотный обед? — удивленно посмотрел на него старик.

— Я еще не обедал. — Он не обедал уже семь дней.

— За здоровьем нужно следить, — сказал старик, — особенно за границей.

— Дать вам мой адрес в Соединенных Штатах, — спросил Рудольф, — чтобы вы могли прислать мне счет за оказанные услуги?

— В этом нет необходимости, мсье, — спокойно ответил старик. — Мой клерк уже все сделал, счет ждет вас в приемной. И не утруждайте себя возней с франками. Меня устроят и доллары, если вы будете любезны переслать чек в женевский банк, адрес которого указан в счете.

Старый адвокат, чья внешность внушала почтение, а профессиональные качества заставляли снять перед ним шляпу, владелец кабинета с мебелью восемнадцатого века и видом на море, а также не подлежащего обложению налогом счета в швейцарском банке, медленно, помня о своих преклонных летах, поднялся с места, пожал Рудольфу руку и проводил его до дверей со словами:

— Enfin [18] позвольте мне еще раз выразить соболезнование вам лично и вашей семье. Я надеюсь, что все случившееся не помешает вам в будущем вновь посетить этот прекрасный уголок земного шара.

Начнем с самого главного, думал Рудольф. Он вышел из конторы адвоката и зашагал к порту. Путь его лежал вдоль крепостного вала, мимо музея Гримальди с картинами Пикассо. Прежде всего надо покончить с дурными новостями, то есть повидать Дуайера и Кейт. Он обязан рассказать им о вчерашней беседе с Хитом. Хорошо бы сразу обоим, чтобы не было никаких недоразумений, никаких подозрений в тайном сговоре. А потом он пойдет к Джин и Гретхен с хорошими новостями, объявит им, что они могут ехать домой. Перспектива встречи со всеми этими людьми его не радовала. Потом придется еще раз побывать в тюрьме — следует решить, где, как и с кем Уэсли будет жить в Америке. Эта беседа — самая трудная. Хорошо бы мальчишка побрился. И принял душ.

Рудольф остановился и посмотрел на море. На другой стороне залива Ангелов лежала Ницца. Залив Ангелов. Французы не очень-то раздумывают при выборе названий. Например, Антиб. Греческие поселенцы назвали его Антиполис, то есть «Напротив города». Какого города? До Афин нужно было плыть тысячу миль на галере. Может, греки скучали по дому? Он сам ни по какому дому не скучал. Счастливые греки! Какие были тогда законы? Что, по мнению тогдашних неподкупных судей, было бы справедливым наказанием мальчишке, который в таверне ударил человека по голове пивной бутылкой?

Вокруг него даже на узкой, выложенной камнем дороге, идущей вдоль крепостного вала, бурлило движение. Когда-то Антиб был сонным, позабытым богом и людьми городишком, теперь же стал прибежищем фаворитов или жертв двадцатого века, убежавших от зимы в теплые края, чтобы жить здесь и работать, а не только играть в рулетку. Цветы и легкая промышленность. Он сам был человеком севера, но не отказался бы провести несколько лет на юге. Не случись то, что случилось, он мог бы уютно здесь устроиться и жить тихо и незаметно, с облегчением, как это делают некоторые, удалившись от дел в неполные сорок лет. Элементарное знание французского языка у него есть — с Жанной-то он разговаривает, мог бы еще подзаняться, научился бы читать Виктора Гюго, Жида, Кокто, новых писателей, стоящих того, чтобы их читали, ездил бы в Париж в театры. Мечты. Он может жить в любом месте, но только не в этом прекрасном уголке, где все будет напоминать о случившемся.

Он снова зашагал вдоль крепостного вала по направлению к порту. Он попросит Дуайера найти Кейт, и они посидят в кафе, потому что Кейт сказала, что больше не хочет видеть «Клотильду». Может, конечно, теперь она передумала, ибо не отличалась сентиментальностью, но уж он-то, во всяком случае, ее принуждать не будет.

Как раз у входа в порт было небольшое кафе для моряков. За крошечным столиком на террасе сидели Дуайер и спиной к Рудольфу какая-то женщина. Он окликнул Дуайера, женщина повернулась, и он узнал Кейт. Она похудела, а может, так кажется из-за черного платья. Ореховый загар ее поблек, волосы причесаны небрежно. Он почувствовал приступ гнева или чего-то похожего. Знает же, что он изо всех сил старается ей помочь, и даже не потрудилась известить его, где живет, а теперь сидит с Дуайером на солнышке — точно муж с женой обсуждают свои дела. Она встала, чтобы поздороваться, и Рудольф смутился.

— Можно присесть к вам на минутку? — спросил он. Разные бывают минутки.

Дуайер молча придвинул стул от соседнего столика. Он был, как всегда, в белом свитере с короткими рукавами и названием яхты на груди, на загорелых руках боксера легчайшего веса играли мускулы. Траур был у него в душе.

— Что будете пить? — спросил Дуайер.

— А вы что пьете?

— Пастис.

— Нет, это не для меня, — отказался Рудольф. — Можно мне рюмку коньяку?

Дуайер пошел в кафе за коньяком. Рудольф посмотрел на Кейт. Она сидела напротив него неподвижно, с бесстрастным лицом. Словно мексиканская крестьянка, подумал Рудольф, которая, покончив с делами, присела на солнце у стены хижины в ожидании возвращения мужа с поля. Кейт опустила глаза, не хотела смотреть на него, окружила свои несложные мысли глинобитной стеной. Он ощутил ее неприязнь. Не был ли прощальный поцелуй перед ее уходом с «Клотильды» лишь насмешкой? Или он был искренним, от всего сердца, и потом она об этом пожалела?

— Как Уэсли? — спросила она, по-прежнему не поднимая взгляда. — Кролик мне обо всем рассказал.

— Ничего. Ему разрешили через неделю покинуть Францию. Скорей всего, он вернется в Штаты.

Она кивнула.

— Так я и думала. — Голос ее был тихим и безучастным. — Для него это лучше. Нечего ему здесь болтаться.

— Напрасно он затеял эту драку, — заметил Рудольф. — Такая глупость! Не понимаю, что на него нашло.

— Может, он прощался с отцом, — предположила Кейт.

Рудольфу стало стыдно за свои слова, и он промолчал. Он чувствовал себя так, как в тот день, когда, выйдя из консульства, плакал прямо на улице. Не мокрые ли у него щеки и сейчас?