Сочинения - де Бальзак Оноре (книги читать бесплатно без регистрации TXT) 📗
– Увы! По-моему, Тюилье без ума от этого опасного человека, – заявила г-жа Фельон. – Нынче утром ла Перад подхватил госпожу Кольвиль под руку, и они вдвоем отправились в Люксембургский сад.
– В этом адвокате есть что-то зловещее! – вскричал Феликс. – Если бы обнаружилось, что он совершил преступление, меня бы это не удивило…
– Ну, ты хватил через край, – возразил его отец, – он просто двоюродный брат Тартюфа, чей бессмертный образ словно отлит из бронзы нашим почтенным Мольером, ибо, дети мои, в основе гения Мольера лежат самые почтенные добродетели, в частности патриотизм.
Именно в эту минуту вошла Женевьева и объявила:
– Там пришел господин де ла Перад, он хочет поговорить с барином.
– Со мной? – воскликнул господин Фельон. – Проси! – прибавил он тем торжественным тоном, в какой нередко впадал, говоря о самых обычных вещах, и становился от этого смешным; тон его, однако, импонировал домочадцам, и они смотрели на главу семьи с не меньшим уважением, чем на короля.
Фельон, оба его сына, жена и дочь поднялись со своих мест и молча ответили поклоном на поклон адвоката.
– Чему мы обязаны честью видеть вас, сударь? – сурово спросил Фельон.
– Тому важному положению, какое вы занимаете в нашем квартале, любезный господин Фельон, а также той роли, какую вы играете в делах, связанных с жизнью общества, – отвечал Теодоз.
– В таком случае пройдемте в мой кабинет, – предложил Фельон.
– Нет, нет, мой друг, – вмешалась сухопарая г-жа Фельон, невысокая женщина, плоская, как доска, с лица которой никогда не сходило строгое выражение, раз и навсегда усвоенное ею в пансионе для благородных девиц, где она преподавала музыку, – лучше уж мы удалимся и оставим вас вдвоем.
Фортепьяно Эрара, стоявшее между двумя окнами против камина, недвусмысленно говорило о претензиях достойной матроны, связанных с ее профессией.
– Я крайне огорчен, что послужил причиной вашего бегства! – проговорил Теодоз, обращаясь с учтивой улыбкой к супруге хозяина дома и его дочери. – Как у вас здесь уютно, – продолжал он, – не хватает только прелестной невестки, и тогда вы сможете спокойно провести остаток дней своих среди семейных радостей, руководствуясь мудрым изречением латинского поэта, мечтавшего об «aurea mediocritas» . Своей прошлой жизнью вы вполне заслужили сию награду, ибо все, что я слышал о вас, любезный господин Фельон, говорит о том, что в вашем лице сочетаются воедино и отменный гражданин и патриарх…
– Сударь, – пробормотал смущенный Фельон, – сударь, я только испулнял свой долг, вот и вся!
Госпожа Барниоль, походившая на свою мать, как походят друг на друга две капли воды, услышав слова Теодоза о невестке для Фельона, посмотрела на мать и на своего брата Феликса с таким видом, словно хотела сказать: «Неужели мы так ошибались в нем?»
Желание обсудить все это увлекло мать и ее троих детей в сад, ибо в марте 1840 года погода, во всяком случае в Париже, стояла сухая.
– Господин майор, – начал Теодоз, оставшись наедине с достойным буржуа, которому необыкновенно льстил этот чин, – ведь я – один из ваших солдат… Я пришел к вам по поводу предстоящих выборов…
– Да, да, нам надобно избрать муниципального советника, – прервал его Фельон.
– И вот, чтобы поговорить о кандидате на этот пост, я и позволил себе нарушить ваш воскресный отдых. Быть может, мы сумеем подобрать его, так сказать, в семейном кругу.
Сам Фельон не мог бы произнести эту фразу с более фельоновской интонацией, чем это сделал Теодоз!
– Я не позволю вам сказать больше ни слова, – ответил Фельон, воспользовавшись паузой, которую Теодоз сделал, чтобы оценить эффект, произведенный его словами. – Дело в том, что мой выбор уже сделан.
– Нам пришла в голову одна и та же мысль! – вскричал ла Перад. – Стало быть, сходятся не только люди умные, но и люди почтенные.
– Я не думаю, что мы сошлись с вами во мнениях, – возразил Фельон. – Наш округ представлял в муниципалитете самый добродетельный из людей, величайший из судейских чиновников, господин Попино, ныне покойный советник королевского суда. Когда зашла речь о том, кем заменить его, то оказалось, что племянник господина Попино, продолжающий благотворительную деятельность своего дяди, не проживает в нашем округе. Однако с тех пор он успел приобрести в собственность дом, где обитал его почтенный дядюшка, дом этот расположен на улице Монтань-Сент-Женевьев. Племянник усопшего – врач Политехнической школы и одной из наших больниц, он служит подлинным украшением квартала. Имея все это в виду, а также желая почтить в особе племянника память его дяди, несколько жителей квартала, и среди них я, решили выдвинуть кандидатуру доктора Opaca Бьяншона, члена Академии наук, как вам, вероятно, известно, и восходящую звезду знаменитой парижской медицинской школы… Правда, с моей точки зрения, человек может быть велик и не будучи знаменитым, я считаю, что ныне покойный советник Попино был почти что святым – под стать Венсану де Полю.
– Врач редко бывает хорошим администратором, – ответил Теодоз, – к тому же я собирался назвать имя человека, которому вы в собственных интересах должны отдать предпочтение, тем более что все, о чем вы только что говорили, не имеет прямого отношения к общественному благу.
– Ах, сударь! – вскричал Фельон, поднимаясь с кресла и становясь в позу Лафона в «Гордеце». – Неужели вы до такой степени презираете меня, что можете подумать, будто личные интересы способны оказать влияние на мои политические убеждения! Едва речь заходит о вопросах, касающихся жизни общества, я становлюсь только гражданином, и никем больше.
Теодоз улыбнулся при мысли о том поединке, какой должен был вскоре разгореться между Фельоном-отцом и Фельоном-гражданином.
– Не связывайте самого себя такого рода речами, умоляю вас, – проговорил ла Перад, – ибо дело идет о счастье вашего милого Феликса.
– Что вы хотите этим сказать?.. – удивился Фельон, останавливаясь посреди гостиной.
Достопочтенный буржуа стоял теперь неподвижно, заложив правую руку за борт жилета, в точности подражая прославленному Одилону Барро.
– Ведь я пришел поговорить с вами о кандидатуре нашего общего друга, достойнейшего и превосходнейшего господина Тюилье, чье влияние на судьбу прелестной Селесты Кольвиль вам отлично известно. И если, как я надеюсь, ваш сын, молодой человек, которым может гордиться любое семейство и чьи качества неоспоримы, ухаживает за Селестой с благородными намерениями, то лучший способ завоевать вечную признательность семьи Тюилье – это выдвинуть кандидатуру самого Тюилье в муниципальный совет от нашего округа… Я в этих местах человек новый, и, хотя благодеяния, оказанные мною большому числу бедняков, и принесли мне некоторое влияние, я все же не могу предпринять такой шаг. Ведь услуги, оказываемые обездоленным, мало чего стоят в глазах власть имущих, к тому же скромная жизнь, которую я веду, плохо сочетается с деятельностью такого рода. Я посвятил себя служению малым сим, сударь, как и покойный советник Попино, человек, по вашим словам, возвышенный, и, если бы моя жизнь и так не была пропитана религией, если бы моя натура не подходила столь мало к узам, еще более прочным, чем узы брака, моим вторым всепоглощающим призванием стало бы служение богу, церкви… В отличие от прочих филантропов я не поднимаю шума, не выставляю напоказ свои деяния, а просто действую, ибо я целиком предан христианскому милосердию. Мне кажется, я угадал честолюбивые устремления нашего друга Тюилье и захотел содействовать счастью двух существ, созданных друг для друга. Вот почему я и предложил вам способ тронуть несколько холодное сердце Тюилье.
Выслушав эту великолепно произнесенную тираду, Фельон пришел в смятение, он был ослеплен, растроган. Однако старик и тут остался самим собой; направившись прямо к адвокату, он протянул ему руку, а тот протянул свою.
И оба они обменялись рукопожатием, напоминавшим то рукопожатие, каким в августе 1830 года обменялись буржуа и люди, чей день должен был вот-вот наступить.
