Унесенные ветром - Митчелл Маргарет (список книг .txt) 📗
— Мы получили их на прошлой неделе, — с гордостью объяснила миссис Тарлтон. — Мистер Тарлтон поехал в Мэйкон и привез их в фургоне.
Надгробные плиты! Сколько же они могли стоить? Сочувствие, которое поначалу испытывала Скарлетт к Тарлтонам, внезапно испарилось. Люди, которые могут тратить драгоценные деньги на могильные плиты, в то время как еда так дорога, что к ней не подступиться, не заслуживают симпатии. И к тому же на плитах были высечены надписи — по несколько строк на каждой. А чем больше слов, тем больше денег. Вся семейка, как видно, рехнулась! А во что еще обошлось им привезти сюда тела трех братьев! Тело Бойда так и не нашли.
Между могилами Брента и Стюарта возвышалось надгробие с надписью: «Они были добрыми и любящими при жизни и в смерти остались неразлучны».
На другом надгробии были высечены имена Бойда и Тома и какая-то латинская надпись, начинавшаяся словами: «Duke et…» Но Скарлетт это ничего не говорило, так как во время пребывания в Фейетвиллском пансионе ей как-то удалось обойти латынь стороной.
Отвалить столько денег за могильные плиты! Нет, они просто идиоты! Скарлетт была так возмущена, словно Тарлтоны пустили на ветер ее деньги, а не свои.
А в глазах Кэррин появился какой-то необычный блеск.
— Какие прекрасные слова, — прошептала она, указывая на первое надгробие.
«Понятно, это в ее вкусе. Всякая сентиментальность трогает ее до слез».
— Да, — сказала миссис Тарлтон. Голос ее потеплел. — Нам казалось, что это очень хорошая надпись, — они ведь погибли почти одновременно. Сначала Стюарт, а потом Брент — он подхватил знамя, выпавшее из рук брата.
На обратном пути Скарлетт была молчалива. Она думала о том, что видела в домах, которые посетила, и невольно возвращалась мыслями к тем временам, когда край этот процветал и в каждом доме было полно гостей, полно черных слуг и полно денег, а на усердно обработанных полях величаво произрастал хлопок.
«Еще через год все эти поля покроются молодой сосновой порослью, — подумала она, глядя на обступавший поля со всех сторон лес, и по телу у нее пробежала дрожь. — Без негров мы едва-едва сумеем свести концы с концами. Никто не сможет обработать большую плантацию без негров, и много земли останется невозделанной, и скоро на месте полей снова подымутся леса. Никто не сможет посеять много хлопка, и как же мы будем тогда жить? Какая участь ждет всех плантаторов? Городские жители как-нибудь устроят свою жизнь. Они всегда находили пути. А плантаторы будут отброшены на сто лет назад, ко временам первых пионеров, бревенчатых хижин, крошечных клочков обработанной земли и жизни на грани вымирания».
«Нет, — подумала она мрачно. — Не бывать такому с Тарой. Скорее я сама впрягусь в плуг. Вся округа, весь штат может, если им это нравится, зарастать лесами, но в Таре я этого не допущу. И я не стану разбазаривать последние деньги на могильные плиты и тратить время на вздохи по проигранной войне. Мы как-нибудь выкрутимся. Я знаю, что мы бы все выкрутились, если бы мужчин не перебили на войне. Потеря негров — это еще не самое худшее из зол. Ужасна потеря мужчин, молодых мужчин. — Она снова подумала о четырех братьях Тарлтонах, о Джо Фонтейне, о Рейфорде Калверте, о братьях Манро и о всех прочих юношах из Фейетвилла и Джонсборо, чьи имена читала в списках раненых и убитых. — Мы бы как-нибудь справились, если бы уцелело достаточно мужчин, но…»
Новая мысль неожиданно поразила ее: а что, если она захочет снова выйти замуж? Конечно, ей это ни к чему. Одного раза вполне достаточно. К тому же единственный человек, за которого она могла бы пожелать выйти замуж, уже женат и неизвестно еще, жив ли. Но что, если ей все-таки захочется выйти замуж? Кто же теперь остался? Кто мог бы жениться на ней? Мысль эта потрясла ее.
— Мелли, — сказала она, — какая же участь ждет теперь наших женщин-южанок?
— Что ты имеешь в виду?
— То, что я сказала. Что с ними будет? Им же теперь не за кого выйти замуж. Понимаешь, Мелли, после того как всех мужчин перебили, тысячи женщин в Южных штатах обречены будут умереть старыми девами.
— И бездетными, — добавила Мелани: ей эта сторона вопроса казалась наиболее существенной.
По-видимому, такая мысль уже не раз приходила в голову Сьюлин, сидевшей в глубине повозки, потому что она вдруг расплакалась. Сьюлин не получала вестей от Фрэнка Кеннеди с самого Рождества и не знала — плохая ли работа почты тому виной или непостоянство ее возлюбленного, который лишь играл ее чувствами и уже забыл о ней. А может быть, он погиб в последние дни войны, что было бы, конечно, все же предпочтительнее, чем оказаться брошенной. Погибший возлюбленный придает хотя бы некий ореол значительности своей безутешной невесте — вроде того, какой окружает теперь Кэррин и Индию Уилкс, — в то время как на долю брошенной не достается ничего.
— О, бога ради, перестань! — воскликнула Скарлетт.
— Да, тебе легко говорить! — всхлипывала Сьюлин. — Ты была замужем, у тебя ребенок, все знают, что был кто-то, кто тебя любил. А каково мне? И у тебя еще хватает низости бросать мне в лицо, что я старая дева, хотя ты понимаешь, что это не моя вина! По-моему, это гадко!
— Ну, замолчи! Ты знаешь, я терпеть не могу тех, кто вечно хнычет. Ты прекрасно понимаешь, что наш старина Джо — Рыжие-Бакенбарды цел и невредим и скоро вернется и женится на тебе. Он достаточно для этого глуп. Другое дело, что я бы лично предпочла остаться старой девой, чем получить такого мужа.
Какое-то время в глубине повозки царило молчание. Кэррин с рассеянным видом утешала сестру, машинально поглаживая ее руку: мыслями она была далеко — на лесной тропе, по которой три года назад скакала верхом с Брентом Тарлтоном, — и в глазах ее появился странный экзальтированный блеск.
— Ах, — грустно вздохнула Мелани, — не могу себе представить Юг без наших прекрасных юношей! А как бы он расцвел, будь они живы! Мы должны быть мужественными, энергичными и умными, как они, Скарлетт. Все мы, у кого есть сыновья, должны вырастить их достойными занять место ушедших, вырастить их такими же храбрыми, как те.
— Таких, как они, уже не будет никогда, — тихо сказала Кэррин. — Никто не может их заменить.
И весь остаток пути они больше не разговаривали.
Как-то, несколькими днями позже, Кэтлин Калверт на закате солнца приехала в Тару. Приехала она, сидя верхом в дамском седле на муле — такой жалкой, хромоногой, вислоухой твари Скарлетт отродясь еще не видала, — да и сама Кэтлин — в платье из вылинявшей полосатой бумажной ткани, которая раньше шла только на одежду для слуг, в шляпе, завязанной под подбородком обрывком шпагата, — являла собой почти столь же жалкое зрелище. Она подъехала к дому, но не спешилась, и Скарлетт с Мелани, стоявшие на крыльце, любуясь закатом, спустились по ступенькам ей навстречу. Кэтлин была так же бледна, как и Кэйд в тот день, когда Скарлетт заезжала их проведать, — бледное, суровое лицо ее казалось застывшим, как фарфоровая маска, словно она дала обет молчания и боялась хоть единым словом его нарушить. Но сидела она на своем муле очень прямо и голову держала высоко.
Скарлетт внезапно вспомнился прием у Уилксов, и как они с Кэтлин перешептывались по поводу Ретта Батлера. Как свежа и хороша была в тот день Кэтлин в пене голубого органди с душистыми розами у пояса, в маленьких черных бархатных туфельках, зашнурованных крест-накрест вокруг стройных лодыжек. Ничто не напоминало прежней грациозной девочки в этой застывшей фигуре, каменно восседавшей на муле.
— Нет, заходить я не буду, спасибо, — сказала она. — Я заехала только сообщить вам, что выхожу замуж.
— Как?
— За кого же?
— Кэти, какая великолепная новость!
— Когда же свадьба?
— Завтра, — сказала Кэтлин, и что-то в ее голосе смело радостные улыбки с их лиц. — Я приехала сообщить вам, что венчаюсь завтра в Джонсборо… и никого из вас не приглашаю на свадьбу.
Они проглотили это сообщение молча, озадаченно глядя на Кэтлин. Наконец Мелани заговорила:
