Шерли - Бронте Шарлотта (читать книги онлайн txt) 📗
Мур запер свой стол, отложил в сторону томик Сент-Пьера и ответил подростку:
— Тебе этого очень хотелось бы, мой мальчик?
— А вы разве не согласны со мной?
— Я не разделяю никаких утопий. Гляди жизни прямо в ее железное лицо и не бойся жестокой действительности. Разливай чай, Генри, я скоро вернусь.
Он вышел, и Шерли тоже, но через другую дверь.
ГЛАВА XXVIII
Феб
Видимо, Шерли провела с сэром Филиппом приятный вечер, потому что на следующее утро она появилась в наилучшем настроении.
— Кто хочет со мной погулять? — спросила она после завтрака. Изабелла, Гертруда, вы пойдете?
Подобное приглашение со стороны мисс Килдар было для ее кузин такой неожиданностью, что сначала они не нашлись, что сказать, и, только уловив одобрительный кивок матери, согласились. Девицы Симпсон надели шляпки и вместе с Шерли отбыли на прогулку.
По правде говоря, этому трио не следовало бы долго оставаться вместе: мисс Килдар недолюбливала дамское общество; миссис Прайор и Каролина Хелстоун были единственные женщины, которых она всегда встречала с искренней радостью. Со своими кузинами Шерли была внимательна, вежлива и добра, но говорить с ними ей было не о чем. Однако в это утро у нее было так светло на душе, что она готова была беседовать даже с девицами Симпсон. Не отступая от раз и навсегда установленного ею правила, — говорить с ними только о вещах самых обыденных, — Шерли сегодня проявляла к этим вещам необычайный интерес; ум ее так и сверкал в каждой фразе!
Но что же ее так радовало? По-видимому, дело тут было в ней самой. Денек выдался тусклый, туманный, скучный, как сама осень, тропинки в лесу размокли, дышать было трудно, небо затягивали тучи, и все же казалось, что в сердце Шерли сияли солнце и лазурь Италии. Их блеск так и светился в ее смеющихся серых глазах.
На обратном пути к Филдхеду мисс Килдар понадобилось дать какие-то указания своему управляющему Джону, и она отстала от своих кузин. С этого момента и до ее возвращения в дом прошло минут двадцать; за это время Шерли поговорила с Джоном, потом вышла за ограду и постояла там у калитки. Когда ее позвали к завтраку, она извинилась и ушла к себе наверх.
— Наверно, Шерли не будет завтракать? — спросила Изабелла. — Она почему-то сказала, что не голодна.
Прошел час, а Шерли по-прежнему не выходила. Тогда одна из кузин поднялась к ней в комнату. Шерли сидела на кровати, склонив голову на руки. Она была страшно бледна, задумчива и, пожалуй, печальна.
— Вы не больны? — спросила ее кузина.
— Немножко нездоровится, — ответила мисс Килдар.
Однако по сравнению с тем, какою она была два часа назад, Шерли изменилась совсем не немножко.
Эта перемена, о которой Шерли сказала всего два слова, которую она так и не захотела объяснить, несмотря на странную ее внезапность, — она произошла за какие-то десять минут, — не исчезла бесследно как летнее облачко. К обеду Шерли вышла и заговорила с гостями как ни в чем не бывало и провела с ними целый вечер. На расспросы о здоровье она отвечала, что все уже прошло, что это было легкое недомогание, минутная слабость, — не стоит об этом и думать, — и все же чувствовалось, что с Шерли что-то произошло.
Прошел день, еще день, неделя, другая, но по-прежнему на лице и всем облике мисс Килдар лежал какой-то новый, незнакомый отпечаток. В глазах ее, в голосе, в каждом движении появилась странная сосредоточенность. Перемена была не так уж заметна, чтобы тревожиться и все время спрашивать, здорова ли она, однако Шерли явно переменилась. Словно туча нависла над ней, которую никакой ветер не мог ни прогнать, ни рассеять. Вскоре все поняли, что ей было неприятно, когда другие замечали ее состояние. Сначала она избегала разговоров на эту тему, но если спрашивающий упорствовал, Шерли на вопрос, не больна ли она, со свойственным ей высокомерием решительно отвечала:
— Нет, я не больна!
А когда Шерла спрашивали, что ее тревожит, почему ее чувства в смятении, она безжалостно высмеивала собеседника:
— Что вы понимаете под этими «чувствами»? Какие они — белые или черные, синие или серые? У меня нечему быть «в смятении».
— Но должна же быть какая-то причина! Вы так изменились…
— Полагаю, я имею право меняться, как мне хочется. Знаю, я сильно подурнела, но если мне захотелось стать уродиной, то какое другим до этого дело?
— А все-таки, что случилось?
Но тут она решительно просила оставить ее в покое.
В то же время Шерли изо всех сил старалась казаться веселой, беззаботной и, по-видимому, искренне негодовала на самое себя, ибо это ей не удавалось. Жестокие, горькие слова срывались с ее уст, когда она оставалась одна.
— Малодушная дура! Трусиха! — ругала она себя. — Если не можешь унять дрожь, — дрожи так, чтобы никто не видел! Отчаивайся, когда кругом никого нет!
— Как ты смеешь, — твердила она себе. — Как ты смеешь показывать свою слабость, выдавать свою глупую тревогу? Встряхнись! Будь выше этого! А если не можешь, скрой свою боль от всех.
И она делала все, чтобы скрыть свою боль. На людях она снова стала держаться уверенно и весело. А когда уставала от усилий и нуждалась в отдыхе, то искала уединения, но не уединения своей комнаты, — ей надоело томиться взаперти, в четырех стенах, — а уединения дикой природы, за которым она гналась на своей любимой кобыле Зоэ. Иной раз Шерли проводила в седле по полдня. Ее дядюшка этого не одобрял, но не осмеливался протестовать: навлекать на себя гнев Шерли было делом нешуточным даже тогда, когда она была весела и здорова, а теперь, когда лицо ее осунулось и большие глаза запали, в этом потемневшем лице и пылающих глазах было нечто возбуждавшее одновременно сострадание и смутную тревогу.
Всем, кто мало ее знал и, не подозревая внутренней перемены, расспрашивал, отчего она так изменилась внешне, Шерли коротко отвечала:
— Я совершенно здорова и ни на что не жалуюсь.
И впрямь на здоровье ей жаловаться было нечего. Не боясь непогоды, в дождь и ясным днем, в безветрие и в бурю она совершала свою обычную прогулку верхом до Стилброской пустоши, и только Варвар сопровождал ее, стелясь рядом о конем неутомимым волчьим галопом.
Два или три раза досужие сплетницы, чьи глаза везде вас отыщут, — и в спальне, и на вершине горы, — заметили, что, вместо того чтобы свернуть к Рашеджу, к верхней дороге от Стилброской пустоши, мисс Килдар проезжала дальше, в город. Нашлось немало добровольцев, вызвавшихся узнать, зачем она туда ездила. Они установили, что мисс Килдар заходила к некоему мистеру Пирсону Холлу, родственнику священника из Наннли. Этот джентльмен и его предки издавна вели все дела семьи Килдар. Отсюда пошли всякие предположения: одни утверждали, что мисс Килдар запуталась в спекуляциях, связанных с фабрикой в лощине, потеряла на них много денег и теперь вынуждена закладывать свои земли; другие говорили, что она просто выходит замуж и готовит необходимые для этого бумаги.
Мистер Мур и Генри Симпсон сидели в классной комнате. Учитель ждал, когда его ученик выполнит заданный урок.
— Поторопись, Генри! Скоро полдень.
— Неужели так поздно, сэр?
— Конечно. Ты скоро кончишь писать?
— Нет, сэр.
— Не скоро?
— Я еще не написал и строчки.
Мистер Мур поднял голову: что-то странное в голосе ученика заставило его насторожиться.
— Задача не трудная, Генри. А если трудно, иди сюда, разберемся вместе.
— Мистер Мур, я не могу ничего делать.
— Что с тобой, мальчик, ты не болен?
— Нет, сэр, мне не хуже, чем всегда, но у меня тяжело на душе.
— Закрой книгу. Иди сюда, Генри. Садись к огню.
Генри заковылял к камину; учитель пододвинул ему кресло. Губы мальчика дрожали, в глазах стояли слезы. Он положил свой костыль на пол, склонил голову и заплакал.
— Ты говоришь, физическая боль тут ни при чем? Значит, у тебя горе. Доверься мне, Генри!
