Сон в начале тумана - Рытхэу Юрий Сергеевич (электронные книги без регистрации TXT) 📗

— Ну уж это слишком, — возмутился Джон.

— Если вы действительно умный человек, — продолжал Бычков, — и у вас здоровый и разумный взгляд на жизнь, то почему бы вам не встать в наши ряды?

— Стать большевиком? — с ужасом спросил Джон.

— Насчет этого мы бы еще посмотрели, — ответил Бычков и добавил: — Мы отправили ваши бумаги и запрос в Облревком. И вашу петицию в Лигу Наций. Вы же занимаетесь еще и политической деятельностью. Ваше дело не простое. Поэтому наберитесь терпения и ждите. У вас нет оснований жаловаться на плохое обращение, — иронически закончил он.

Под бормотание Армагиргина Джон думал о Бычкове, о его товарищах, милиционере Драбкине, об оставшемся в Энмыне Антоне Кравченко. Все они моложе его, энергичные и, видимо, верят в то, что им удастся перестроить этот закосневший мир, вдохнуть в него новую молодость. Может быть, это и есть самое благородное из человеческих деяний и такие люди достойны большего почитания и уважения, чем капитан Бартлетт, Вильямур Стефанссон, Руал Амундсен? Джон вспомнил, как Гаврила Рудых мазал самодельным лекарством покрытые струпьями детские тельца, как его грубые пальцы осторожно прикасались к пораженной коже. Разве он, Джон Макленнан, не видел всего этого? Нет, видел, даже испытывал отвращение, но пересиливал себя и привыкал. И привык настолько, что перестал замечать гнойные уголки в добрых глазах Орво, следы застарелой трахомы, постоянный кашель, не спрашивал, почему беременные женщины так часто остаются без детей?

— О чем думаешь, Сон? — окликнул Армагиргин.

Джон посмотрел на старика. В маленьких глазках была такая темнота, что они казались опустошенными, лишенными зрачков.

— Думаю, — неопределенно ответил Джон.

— Какие новости у большевиков?

— Новостей особых нет, — ответил Джон.

Правда, новости были. О них сказал Тэгрынкеу, когда провожал Джона Макленнана в сумеречный дом. Весь Приморский край был захвачен белогвардейцами. По существу, Чукотка отрезана от Советской России, и самому Камчатскому облревкому грозило нападение карательного отряда. «Либо придется организовать отряд из местного населения, или же временно отступать», — сказал на прощание Тэгрынкеу.

Джон представил, что будет, если сюда дойдет карательный отряд. Прежде всего арестуют всех русских и, возможно, расстреляют. Как Анадырский ревком. Освободят Армагиргина. Потом возьмутся за тех, кто сочувствует революции. Поскольку таковых на Чукотке немало, то начнется такой террор, что куда там эпидемии!

— Спрашивал я Тэгрынкеу, что будет со мной, — подал голос Армагиргин. — Говорит: народ будет меня судить за то, что я владел островом. Но ведь не силой захватил я остров, а был он мне дан вековым обычаем. Мои деды и прадеды владели им и помогали всем, кто жил вместе с ними. Отчего такая жестокость в людях вдруг появилась?

Армагиргин вдруг странно всхлипнул, что на него не было похоже, и забормотал что-то невнятное — то ли песню, то ли заклинание.

Шло время. Известий из Анадыря не было. Несколько раз приходили нарты с энмынской стороны, но самих энмынцев Джон не видел, то ли они совсем не приезжали, то ли власти старались не показывать им Джона. Приходили устные вести от Пыльмау. Она сообщала, что люди в Энмыне перестали голодать, во льдах появились разводья. Никто не вспоминает Джона худым словом. В яранге все есть: учитель Антон Кравченко заплатил мясом и жиром за постой, но переселился жить в ярангу-школу. Пыльмау просит мужа не беспокоиться и надеется на скорую встречу.

Прошло почти два месяца, и однажды на рассвете Драбкин разбудил Джона и велел следовать за собой. Начиналась весенняя пора, но было еще очень холодно, а особенно когда выходишь из остывшей бани, а не из теплого полога. У порога Джон на мгновение остановился: он вспомнил — на казнь выводят обычно в такой час.

— Куда идем?

— Тэгрынкеу убил белого медведя, — коротко ответил милиционер.

Джон улыбнулся. Когда охотник убивает белого медведя и приволакивает завернутые в шкуру лакомые куски, на рассвете он созывает уважаемых жителей селения и почетных гостей на пиршество. Но чтобы арестованного позвали на такое таинственное и важное сборище — это, наверное, было впервые в истории чукотского народа и Советской республики. От этих размышлений Джону стало совсем весело, и он уже не смотрел на свое будущее так мрачно. Да и погода была отличная: уже поднималось солнце, хотя было всего пять часов утра. В воздухе чувствовалась весна, стужа пахла по-иному, изменился запах у морского льда, у слежавшегося снега.

У яранги Тэгрынкеу Драбкин покинул Джона. Очевидно, милиционер не был приглашен на пиршество, а только послан за арестованным: однако Тэгрынкеу хорошо понимал свое положение начальника!

Согласно обычаю, Джон Макленнан потоптался в чоттагине, давая знать о своем приходе.

— Мэнин? — услышал он голос хозяина.

— Гым, [47] Сон, — ответил гость.

— Проходи в полог, — пригласил Тэгрынкеу, не показываясь из-за меховой занавеси.

Джон отыскал в чоттагине тивичгын, [48] аккуратно выбил торбаса и нырнул головой в полог.

В пологе уже сидели Алексей Бычков, Гаврила Рудых, Гэмалькот и какие-то молодые парни, среди которых Джон узнал певца Атыка. Из женщин была только Олина — жена Тэгрынкеу. Она тяжело передвигалась по пологу: вот-вот должна родить.

— Проходи сюда, — Тэгрынкеу показал место рядом с собой. Удивленный местом, которое он получил, Джон стал думать, что это не просто приглашение на пир, а нечто другое.

Олина подавала мелко нарезанное мясо свежеубитого белого медведя, чуть беловатое, хорошо уваренное, колбаски, набитые фаршем из сердца и нутряным салом. Старики ели, похваливая вкус мяса, и замечали, что медведь не так тощ, несмотря на худую зиму.

— Как тебе мясо? — спросил Тэгрынкеу у притихшего Джона.

— Очень вкусное, — ответил Джон. — Давно такого не ел.

— Не помню такой трудной зимы, — заметил Гэмалькот. — Да если бы к этой зиме пришла какая-нибудь болезнь, много народу померло бы.

— В южных селениях был сильный голод, — сообщил неизвестный Джону мужчина, очевидно приезжий. — Поели даже покрышки на байдарах.

— Что же остров Аракамчечен? — спросил Гэмалькот.

— Остров-то отняли у Аккра, но сам он куда-то скрылся, — ответил приезжий.

На Чукотке был еще один остров, сравнительно недалеко от Уэлена, напротив эскимосского селения Уныин, принадлежавший шаману и владельцу оленьего стада — Аккру.

— Главное, что людям помогли Советы, которые брали оленей у богатых и раздавали голодающим, — веско сказал Тэгрынкеу, и все согласно кивнули головой, принимаясь за новую порцию еды.

Интересно, как здесь относятся к Гэмалькоту, человеку явно состоятельному? Считается он бедняком или относится к числу богатых, которых надо заставить поделиться с другими? Надо будет спросить об этом Тэгрынкеу. По виду Гэмалькота не скажешь, что он чем-то обижен, хотя и его три вельбота конфискованы.

После мяса пили чай, и разговор все вертелся вокруг охоты, нарождающегося дня, говорили о течении в проливе, о песцовых следах на морском льду. Словно ничего не изменилось в Уэлене и Тэгрынкеу не был представителем Совета, а Бычков был просто заезжим торговцем, хорошим другом хозяина яранги. Здесь, за трапезой по случаю убоя умки, остановилось время, и часы показывали вечность.

Один за другим уходили гости в голубой рассвет.

В пологе остались Бычков, Тэгрынкеу и Джон. Олина вышла в чоттагин толочь жир в каменной ступе.

— Приехали новые люди из Анадыря, — сказал Тэгрынкеу и протянул Джону его старый блокнот в кожаном переплете. — А твою бумагу в Лигу Наций отослали в Петроград и там будут решать, что делать с ней.

— Но мне бы хотелось кое-что в ней изменить, — сказал Джон. — Теперь многое выглядит иначе.

— Дипломатией займемся в мирное время, — сказал Алексей. — А пока нужно бороться. Мне с Гаврилой приказано пробраться в Россию. Единственный путь — через Америку, потому что Дальний Восток захвачен белыми и интервентами.