Кола - Поляков Борис (библиотека электронных книг txt) 📗
– Что же вы про суд не расскажете? Нашли жемчуг?
– Нет, не нашли, – серьезно сказал Герасимов.
– А виновного?
– И виновного не нашли.
– Н-да. – Шешелов думал – они найдут. – И что же вы присудили?
– Пока всех отпустить.
– Пока? До каких это пор?
– До божьего суда, – вступил благочинный.
– Земной не управился? – усмехнулся Шешелов.
– Не управился, – так же твердо сказал Герасимов. – Уверенности, что кто-то виновен, у суда нет. На том и приговорили.
– И колдун не помог?
— Говорит, печать лежит на укравшем. Раз уж клятву ложную дал, то кара его настигнет.
– Мудрено, – протянул Шешелов. Он огорчился, не знал, как теперь из этой истории выбираться. Дернуло же его связаться с этим судом. – А потерпевший что же?
– Вместе с судом признал: ссыльный ваш неповинен. И согласие свое дал: до божьего суда все оставить.
– Ну, намудрили, – сказал раздраженно Шешелов. – Ссыльный не брал, кузнец не притрагивался, третий не видел даже.
– По третьему есть сомнения. Похоже, он приложился. Но, – Герасимов всплеснул и развел руками, – хоть и дрожал, а клятву он тоже дал.
– На сходе, помните, мужичонка был? – спросил благочинный. – Вертлявый такой? Лоушкин закричал тогда?
– Да-да, – вспоминал Шешелов.
– Он третий.
– Сомнения вызвал он. А ни с какого боку не ущипнуть. Вот и приговорили: пока оставить. – Герасимов помолчал и добавил просительно: – Вы уж, Иван Алексеич, отпустите ссыльного. Поверьте, нет его вины тут.
– Ага, – кивнул благочинный. – И я так думаю.
Вспомнился ссыльный из арестантской камеры. Был бы виноват – не злился, а лебезил. Сулль – норвежец просил за него, Дарья просила. Девушка приходила. Нюша, кажется, Лоушкиных. Кто-то сказывал, будто сыну Герасимова она невеста. Он шхуну строит, а она... Не знает Игнат Васильич. Пожалуй, не просил бы. А не уважить просьбу – молва по Коле пойдет: городничий-де суд не признал. Уважить – исправник непременно использует случай и напишет в губернию. Там животы надорвут от смеха. Шешелова выжившим из ума посчитают.
— А как ваш приговор встретили?
– Коляне? – с готовностью отозвался Герасимов. – Тоже недовольны, что не смогли сразу отыскать вора. Но верят, что со временем откроется кража. Со временем.
Конечно, вера во что-то должна быть. Нельзя без веры. Пусть это даже нелепость будет. В образе колдуна. Или какая-нибудь другая. Смеяться не надо. Господи, в кармане лежит письмо, а его тревожит мелочь какая-то: суд, исправник. И сказал:
– Я распоряжусь завтра, отпустят ссыльного. Только пусть потерпевший ко мне придет вначале.
– Ага, – сказал благочинный. – Исправнику надо отрезать дорогу для всяких жалоб.
– Непременно. Поутру Маркел зайдет к вам, – заверил Герасимов. – Чайку горяченького подлить? – И глаза опять залучились смехом: не терпелось ему про обоз. – Капитан с обоза, говорят, злющий, а? Отца Иоанна чуть, сказывают, не укусил?
Капитан странно вел себя и потом: не пошел в баню и обеда не стал ждать. Выкушал без малого полштофа водки, и теперь спал пьяный в кабинете Шешелова. Как пришли в ратушу, водки попросил сразу, махом выпил стакан. «С устатку, – подумал Шешелов, – продрог весь.
А дорога какая!»
Потом они вместе разгрузкой обоза распоряжались.
В крепости пустовал старый пороховой погреб, сухой, на песчаном месте. Туда уложили порох, приставили караул. Свинец и бумагу в ратушу отнесли, а ружья Шешелов велел в свой кабинет составить. Все хорошо шло. Настроение у Шешелова поднялось: невелик обоз, но хоть что-то есть для начала.
Вызванный бургомистр увел обозников на постой. Дарья гостю обед готовила. Капитан снял мундир, попросил еще водки. Сидел, выпивал и молча следил за Шешеловым. Не скажешь, что разговорчивый. Все будто ждет чего-то. Шешелов ружья осматривал. Брал ружье, оглядывал, относил к другой стенке. Ружья, как в Коле у инвалидной команды, старые. Пожалуй, с наполеоновской. Могли бы винтовок хоть несколько штук прислать.
И спросил капитана:
– Вы что же, письмо никакое не привезли?
На спинке стула, за капитаном, висел мундир. Он молча пошарил в нем и на стол положил конверт.
Но Шешелов так просто спросил. Успеет еще прочитать. И так ясно: сто ружей, два пуда пороху, шесть свинца. Для города это капля. И опять Шешелов попытался себя успокоить: потом будут, конечно, пушки, солдаты будут.
Сто тридцать лет назад в Коле тоже ждали войну, так вон как город вооружили. Пятьсот стрельцов в Коле было, пятьдесят пять пушек имелось, семьсот пятьдесят пудов пороху, двести пудов свинца. Почти семь тысяч ядер... Архивные эти цифры крепко врезались в память. Шешелов свыкся с ними. Нынче, если Архангельск и половину даст, даже десятую часть, оборона будет надежной. Однако у капитана спрашивать не хотел. Куда торопиться? Он благочинного ни за что обидел, теперь пьет молча. Ох уж эти губернские...
Осмотр к концу подходил, когда Шешелов вдруг нагнулся на сломанное ружье: ложа сколота, шурупы приемный замок не держат. К стрельбе такое негодно. На кой черт пьяница взял его? И неприязненно глянул на капитана.
– Это ружье негодное.
Капитан заметно уже спьянел. Икнул, в усмешке растянул губы:
– Одно?
На Шешелова словно водой плеснули. Угадывая подвох, быстро взял другое ружье: подогнивная пружина слаба, большая медная личинка сломана. Капитан с ухмылкой смотрел. Шешелов взял еще ружье: курок не держал на взводе. Глянул на капитана: издевательство?
– Что, вам еще попались негодные? – капитан говорил лениво и пьяно. Усмешка кривила его лицо.
А Шешелов быстро перебирал ружья: «Так и есть! Свинья эдакая! Варнак! Каналья!» И распрямился, сдергивая свой гнев.
– Для чего этот хлам вы сюда привезли? Вам за труд было осмотреть их на месте?
Капитан лениво махнул рукой:
— Смотрел. Во всей армии этот хлам. И в Крыму...
– Весьма сожалею, что так смотрели. Но я вынужден донести в губернию.
Шешелов не закончил угрозу, капитан рассмеялся и тяжело захлопал в ладоши.
– Браво! Браво! Императору лучше, в Санкт-Петербург! А губернатор сам меня провожал. – Капитан подался на стуле, пьяно тыкал в сторону ружей. – Негодных ровно пятнадцать. Я осматривал их и считал, господин городничий. Они все в одной куче стоят.
Кровь отхлынула от лица, и гулко забилось сердце. Мало что капитан дерзко вел себя, он, выходит, в Архангельске еще знал.
– Вы хотите сказать, что в Архангельске... Губернатор?
– Да! – капитан поднялся, плеснул из бутылки водки в стакан. – Я хочу сказать. И сказал уже! Да, черт их всех задери! Десять раз да! – Он выпил махом и поглядывал косо на Шешелова, хрустел, закусывая капустой. – Вы тоже ведь видите, господин городничий, меня подыхать прислали сюда! И я, как и вы, понимаю: либо плен, либо смерть. Третьего пока нет.
Шешелов оставил ружье и подошел к капитану. Душил гнев.
– Знаете, я терпел. Однако с такими мыслями... Я завтра же отошлю вас обратно.
Но капитана это только развеселило.
– Хе-хе! Господин городничий! Я не под вашим началом. Вы не власть мне. Я по велению губернатора к горожанам послан.
– Здесь нет сейчас горожан. Они на мурманском промысле и будут лишь к осени. В губернии это знают. А я пока еще городничий.
– Проку что? – перебил капитан. – Городничий в ратуше ни при чем. Вы писарем моим будете. Списки составить должны мне, подыскать квартиру. Почитайте письмо губернатора, там все ласково вам написано.
Капитан смеялся открыто. Показалось, не настолько уж он и пьян.
– Стыдитесь! Я и чином и годами постарше.
– Это все ни при чем. Защищать город я послан. Я! Один! И я его защищу. Вот этими вот негодными для стрельбы ружьями. Вы, может, думаете, вам еще пришлют? Дудки! Я и восемьдесят пять ружей. Это все. А порох дали ружейный мне, не охотничий. Почти как пушечный. Не порох – просо! На триста шагов бьет пуля, не дальше. А нас с вами на тысячу всех положат. У тех, кто придет воевать нас, винтовки будут, не ружья.
