Цезарь (др. перевод) - Дюма Александр (читать книги онлайн бесплатно полностью без txt) 📗
Все с тем же бесстрастным выражением лица Катон ответил, что должен посоветоваться с «теми тремястами», и вернулся в город. Но к его возвращению «те триста» сбросили свои маски. Они узнали о настроении горожан и без всяких околичностей объявили, что не будут воевать против Цезаря. Некоторые даже бормотали, что с политической точки зрения было бы правильнее захватить всех сенаторов и держать их под арестом до прихода Цезаря. Но Катон был против, он даже притворился, что не расслышал подобных предложений, а, может, и правда не расслышал, он ведь был туговат на ухо.
В это время ему сообщили, что кавалеристы отступили. Еще одно несчастье. Он боялся, что после ухода кавалерии «те триста» начнут насильственные действия против сенаторов.
Катон немедленно поднялся, не дожидаясь конца переговоров, и верхом на лошади помчался догонять кавалеристов. Они очень обрадовались, вновь увидев его в своих рядах, и посоветовали бежать и спасаться вместе с ними.
Катон отрицательно покачал головой — он принял другое решение. Со слезами на глазах он протянул руку и попросил прийти на помощь сенаторам. Но видя, что они уходят, не вняв его просьбе, дошел до такого отчаяния, что стал хватать лошадей за уздечки, пытаясь развернуть их обратно, в Утику.
Тут некоторым всадникам стало жаль его и они сдались. Катон сумел вырвать у них обещание задержаться еще на день, чтобы обеспечить сенаторам отступление.
В конце концов он привел их в город и попросил одних встать у ворот, а других — в крепости.
Бунтовщики испугались. Они немедленно послали за Катоном, умоляя его прибыть к ним. Но теперь уже сенаторы в свою очередь собрались вокруг него и просили не покидать их, твердя, что если он уйдет, то это будет равносильно предательству с их стороны. Разве можно позволить, чтобы их защитник и покровитель попал в руки этих негодяев и лжецов?
«Действительно, — пишет Плутарх, — в тот момент добродетель Катона была всеми признана и все те, кто нашел убежище в Утике, испытывали к нему любовь, уважение и восхищение, так как никогда в жизни в его поведении не были замечены следы фальши или неискренности».
LXXXI
Вся его отрешенность от какого-либо проявления эмоций, вся его самоотверженность и преданность по отношению к другим, все это объяснялось тем, что Катон уже давно принял для себя решение — умереть. Чем дольше он шел по этой жизни, тем больше накапливалось в его душе горечи и боли, а также жалости к тем, кого он собирался покинуть.
Перед тем как осуществить свой мрачный и страшный план, он решил позаботиться о безопасности помпеянцев, хотя бы тех, кто остался, а затем, исполнив с честью и до конца этот долг, остаться наедине с самим собой и своим поверженным гением, чтобы покончить счеты с жизнью. «Поскольку, — пишет Плутарх, — уже невозможно было долее скрывать это стремление к смерти, хотя он и словом никому не обмолвился об этом».
Он успокоил сенаторов и, чтобы довести до конца принятые на себя обязательства, отправился к «тем тремстам». Они поблагодарили его за доверие, которое он питал к ним, и попросили быть предводителем в осуществлении их плана, заметив, однако, что этот план уже невозможно изменить.
«Те триста» решили отправить своих послов к Цезарю.
— О! — восклицали они. — Разве мы Катоны? В нас всех нет столько самоотверженности, сколько в одном Катоне. Пойми нашу слабость! Приняв решение отправить к Цезарю послов, мы в первую очередь будем просить его о снисхождении по отношению к тебе. Если не примешь нашей просьбы, тогда и мы не примем твоей. Нас же он помилует. Будем сражаться из-за любви к тебе до последнего вздоха!
Может, оттого что он не верил в их обещания, или, возможно, потому что не хотел низвергнуть вместе с собой в пропасть столько людей, Катон похвалил их за эту проявленную ими доброжелательность и посоветовал как можно быстрее отправить людей к Цезарю, чтобы они могли спасти свои жизни.
— Но, — добавил он с грустной улыбкой, но твердым голосом, — лично для меня ничего не просите. Побежденным положено умолять победителей, виноватым — просить прощения. Что касается меня, то я не только всю жизнь был непобежденным, я и сегодня победитель и пребуду им ровно столько, сколько сам захочу, так как у меня перед Цезарем есть одно преимущество — я честен и справедлив. На деле это он пойман и повержен, поскольку его преступные планы, которые он строит против родины, мысли, которые он прежде сам отвергал, сегодня прояснились и всем известны.
«Те триста» только этого и ждали. В ответ на слова Катона они решили немедленно сдаться Цезарю. Срочность была тем более оправдана, что Цезарь уже направлялся к Утике.
— Хорошо! — воскликнул Катон, узнав эту новость. — Хотя бы то хорошо, что Цезарь относится к нам, как к настоящим мужчинам.
Затем, обернувшись к сенаторам, добавил:
— Давайте, друзья, поторапливайтесь. Нельзя попусту тратить время. Вы должны сами позаботиться о своем отступлении, пока кавалеристы в городе.
После этого он приказал запереть все ворота, распределил корабли между беглецами, лично проследил, чтобы все происходило законно и справедливо, предвидя, что могут возникнуть конфликты и столпотворение, обычные в подобных ситуациях, и распорядился бесплатно распределить продовольствие среди бедняков на все время плавания.
Между тем ему сообщили, что появилась небольшая группа солдат из армии Сципиона, которая состояла из двух уцелевших легионов под командованием Марка Октавия. Марк Октавий разбил свой лагерь на расстоянии полулье от Утики и оттуда направил своего человека с предложением разделить власть и командование.
Катон, пожав плечами и ничего не ответив посланцу, обратился к своим друзьям:
— Можно ли удивляться тому, что наше положение столь безнадежно, когда видим, что властолюбие не покидает нас даже на самом краю бездны?
В это время ему доложили о бегстве кавалеристов. Оказывается, перед тем как уйти, они стали грабить горожан и забирали не только деньги, но и многие ценные вещи. Катон немедленно бросился на улицу и торопливо направился туда, где происходили эти грабежи. Дошел до первых мародеров и вырвал награбленное из их рук. Другие, устыдившись своего поведения, сами побросали все и отступили, стыдливо пряча глаза.
После того как сторонники Катона сели на корабли, а кавалерия покинула город, он собрал горожан и попросил их постараться найти взаимопонимание с «теми тремястами» и не нажить себе в это страшное время лишних врагов. Затем вернулся в порт, посмотрел последний раз вслед своим друзьям, которые уже выходили в открытое море, нашел своего сына, который притворился, будто готов сесть на корабль, но в последний момент остался в порту, поздравил его и, вместо того чтобы выбранить, повел домой.
Дома у Катона жили трое его друзей: стоик Аполлонидий, перипатетик, то есть последователь Аристотеля, Деметрий, ну а третьим был молодой человек по имени Статилий, похвалявшийся беспримерной силой духа и считавший, что он всегда останется таким же хладнокровным, как и сам Катон.
Это утверждение ученика философа заставило Катона улыбнуться и сказать друзьям:
— Наша обязанность, друзья, вылечить высокомерие этого молодого человека и привести его к нормальным пропорциям.
Когда Катон вернулся домой, проведя часть ночи в порту Утики, он нашел там Луция Цезаря, родственника Цезаря, который по просьбе «тех трехсот» хотел уговорить Катона попытаться смягчить их участь. Молодой человек пришел к Катону, чтобы оказать ему помощь в сочинении выступления, которое могло бы растрогать Цезаря и принести им всем спасение.
— Что касается тебя, — сказал он Катону, — то можешь на меня положиться, когда я буду умолять его за тебя, то обрету для себя славу, целуя ему руки и обнимая колени.
Но Катон резко оборвал его:
— Если бы я был обязан жизнью Цезарю, то мог бы и сам пойти к нему… Я не хочу быть обязанным тирану за то, над чем он не властен. Он не бог, и каким правом он может даровать жизнь тем, кто от него независим? Это уже решенный вопрос. Теперь, поскольку я отстранился от всеобщего прощения, давай проанализируем вместе, что бы еще ты мог сделать на пользу «тем тремстам».
