Кола - Поляков Борис (библиотека электронных книг txt) 📗
Вчера Герасимов пригласил Шешелова на суд стариков, и благочинный зашел нынче в ратушу, чтобы идти вместе. Они отобедали. Дарья кормила их сельдью с луком и уксусом, ухой из свежих сельдей, гречневой кашей с коровьим маслом и молоком. Теперь шли, прогуливаясь, к Никольской башне: Шешелов хотел посмотреть, как строят крепостные ворота. Время до суда было, шли не спеша. Мягко хрустел под ногами снег. С утра потеплело, заблудился где-то в вараках ветер, и день удался на редкость тихий и солнечный. Шешелов щурил глаза на солнце, опирался на трость. Идти с ней было приятно. Вспоминалось забытое, петербургское.
– Прелюбопытнейшее, должен сказать вам, зрелище этот суд стариков, – говорил благочинный. – В России, пожалуй, нигде нет столько поверий и такой веры в колдовство и самих колдунов, как здесь, на Севере. Даже более образованная часть дворянства, чиновников, духовенства всерьез опасается перейти эту незримую черту веры.
«А крепость совсем обезлюдела, – думал Шешелов. – Много поморов ушло на Мурман. Пронеси господи эти месяц-два. Пусть ничто не случится. А то в такой вот денек на солнце...» И спросил благочинного:
– Что же это, гоголевские бесы и черти?
– Куда там! У Гоголя сплошь нечистая сила. А здесь ее нет. Колдуна, или человека, который понимает в колдовстве, все знают и уважают. Говорю вам, даже у образованных не обходятся без колдуна свадьба или крестины. За столом ему почетное место, если он даже первый раз в доме.
– Отчего же так?
– Боязнь, что кто-нибудь сглазит. Или порчу напустит.
– Как же церковь уживается с ними? – усмехнулся Шешелов.
– Уживаемся, – усмехнулся и благочинный. – Места под небом хватает. Эво, денек удался. Всем светит. А колдуны, что они? Люди тихие, набожные. В церковь ходят, обряды и праздники честно правят. Получается, нечистой силы в их колдовстве нет.
– Поэтому и гонений от церкви нет?
— Помилуйте! Уважаемые все люди.
– А какое отношение они имеют к суду стариков?
— Колдун принародно дает суду доказательства вины. Следствие на глазах. Бумаг не ведется, а сомнений в виновности ни у кого нет. Старикам остается лишь приговор вынести.
– Интересно. Как же он это делает?
– Не рассказать. По-новому каждый раз.
– И мы сегодня это увидим?
– Своими глазами. Будто сами будем участвовать. Коляне поэтому и суд стариков любят. Все от начала до конца видно. Народу полная изба. И на улице стоят, и в окна заглядывают.
– Вмешиваются?
– Нет, строго. Разговоры не допускаются.
– Но запрета ходить в земский уездный суд тоже не существует, – сказал Шешелов.
– Э-э! Не то. Представление о правительственной судебной власти у большей части колян весьма смутное. А отсюда и смутный страх перед судом даже у невиновных, и простор для различных поверий, и желание косвенно воздействовать на исход дела.
– На суд воздействовать?
– На исход дела.
– Как же это?
– К примеру, считается хорошо и полезно держать на суде в кармане пасхальное яйцо и катать его там. Или взять с собою на суд рубашку новорожденного, или повесить на шею бумажный лист, где написан сон богородицы...
Благочинный рассказывал с улыбкой, неторопливо, но при этом слегка насмешничал, будто хотел подготовить Шешелова: не надо-де ничему удивляться на суде; так, дескать, было, есть и будет.
– А помогает? – спросил Шешелов.
– Не всем, – улыбнулся благочинный, – тут тонкостей всяких много. Нельзя, к примеру, становиться тогда у печки.
– Иначе молитва не действует? – засмеялся Шешелов.
– Верно, – засмеялся и благочинный, – силы не возымеет.
Шешелову уже непременно хотелось посмотреть суд, Любопытство проснулось:
– Колдун принародно будет виновного находить?
– Вы увидите настоящего колдуна, – торжественно обещал благочинный. – Настоящего! Герасимов по особому случаю лопаря одного привез. Старый настолько, что, кажется, мохом оброс. Но лучший колдун – считается.
– Смотри-ка, – подивился Шешелов.
Прошли в подбашенном переходе. Опахнуло холодом, ветром. За крепостью трое поморов-плотников рубили тяжелые бревенчатые ворота. В углу за башней утоптали под стеной снег и шкурили, отесывали лесины, буравили дыры в них. В затишье на солнце они поснимали шапки, работали налегке. Солнце хотя и низкое, и холодное еще, однако у самой стены снег подтаял, края запеклись коркой. Одна воротина, готовая уже, была прислонена к башне. Поодаль от стены горел небольшой костер.
Благочинный крестом в руке осенил всех сразу.
– Бог в помощь!
Поморы работу оставили, перекрестились, приветливо поздоровались. Шешелов их удачно нанял. Они все работы на себя взяли. Ему никаких хлопот: он получал на башнях ворота уже готовые. И, окинув лес взглядом, спросил:
– Отчего здесь рубить стали? Тащить ворота потом за башню вам несподручно будет?
– А видишь ли, барин, дело какое... На той стороне оно, верно, сподручней было бы, – сказал старший. – Однако там работа в тени. А тут вот оно – солнышко! – И засмеялся. – Истосковались по нем. Так что, выходит, тут сподручнее.
– Понятно, – Шешелов улыбнулся ему.
– По двое ворот на башню, а всего десять? – спросил благочинный.
— По четыре воротины, – отозвался помор. – Снутри и снаружи накрепко все закроют. Хоть из пушек бей. Вон одна какая готовая.
— Ну, из пушек!
— Может, и не из пушек, а схорониться будет где.
Пошли посмотреть воротину. Разлапистые петельные навесы прочно охватывали все лесины. Крепко сделано.
— Славно Лоушкины куют, – сказал благочинный. – Работа с выдумкою и чистая. Ишь какие кресты!
Шешелов вспомнил Лоушкина, кричавшего на собрании, злое его лицо.
– Я не могу дружелюбно младшего вспоминать.
Сзади снова принялись за работу поморы, застучали их топоры.
— Полно, не следует сердце терзать гневом. Он не думал, что так случится.
— Я все понимаю, а простить не могу. И не только ему. Но и вам, и себе, и Игнату Васильичу.
Благочинный смолчал. Постояли молча и пошли к берегу.
– Никто не думал, что так обернется, – сказал благочинный. – А грех этот, верно, на всех лежит.
Ниже берегового отруба причалы сильно поопустели. Чернели остатки костров. Снег разворочен всюду, утоптан. Поморы ушли на Мурман. Одинокие шняки и раньшины бугрились еще кое-где под снегом. Мало осталось поморов в Коле. Внизу, за Егорьевской башней крепости, у мыса Туломы горели костры. Там на стапелях заложили шхуну. Огромным скелетом торчали голые ее ребра. Стук топоров уходил по заливу, терялся в снежных вараках.
– Поморов еще немало осталось дома. И суда рубят, и дома чинят, и так, по хозяйству...
Шешелов понял, к чему клонил благочинный. Был уже такой разговор: пройти с подписным листом по домам. Но все почему-то казалось: не пришло время. И смолчал, не ответил сейчас опять, смотрел на залив, на заснеженные вараки. А нападения на Колу жди каждые ночь и день. И будто на миг увидел все с высоты небесной. Мощь залива увиделась ему сверху, реки Тулома и Кола, теряющиеся в бескрайних далях. Увидел дремлющие вараки, тундру за ними в снежном безмолвии. Из далекого высока все казалось чужим, огромным, наполненным непонятной для ума жизнью.
Наверное, трудно сюда шли первые люди. Болота, леса, дорог никаких. Забирались в неведомое и упрямо верили в лучшую долю. Природа чем дальше, тем суровее. Темень студеной ночи, страх, голод всегда шли обок. Выжить бы только! Что же судить потомков за суеверия?
И все же шли ведь, шли! Не за славой, не за богатством и не за манной небесной. Сильные только одною верой. В лучшую долю верой. Не себе, хотя бы уж детям.
Будто вторя его мыслям, отец Иоанн сказал:
– От сотворения мира люди не стали в сути своей умнее.
– Вы о чем?
– О войне. Не вы первый с заботами о ремонте крепости. Ее столетиями обновляли и перестраивали. Слышали, как помор сказал: «Схорониться будет где»? Все уже в прошлом было. Нынче лишь повторяется. Удивленья достойно, сколько этот городок вынес, защищая себя. От России за сотни верст, а преданнейший из сыновей.