К морю Хвалисскому (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев" (библиотека электронных книг .TXT) 📗
Когда воительница осознала смысл сказанного, гнев на ее лице сменила тяжкая усталость, если не сказать опустошение. То, что, подобно Лютобору, она узнала Бьернов драккар по одним очертаниям, говорило о многом. Это выдюжит не каждый. День за днем жить ожиданием мести, бесприютно скитаться по миру, копя в сердце обиду и боль. И лишь для того, чтобы в день, когда горизонт, наконец, поманил очертаниями ненавистных кораблей, узнать о том, что справедливость восстановил кто-то другой и мстить больше некому.
Впрочем, суровая дева не взяла бы на себя командование кораблем, если бы не умела с надлежащим истинному вождю достоинством встречать удары и оплеухи коварной судьбы.
Пристальный взгляд черных, скорбных глаз уже без враждебности вновь проник в переливчатые глаза Лютобора:
— Прости меня, чужестранец за хулу, которая была адресована не тебе. Враги моих врагов — мои друзья. Скажи мне, как твое имя?
— За морем русским и на просторах великой Степи меня знают под именем Барса, в славянских землях я обычно откликаюсь на прозвище Лютобор. Как тебе больше любо, так и называй!
Воительница о чем-то переговорила с дружиной, потом посмотрела на Малика (отважный пардус, конечно, находился рядом с хозяином, и шерсть на его загривке воинственно топорщилась).
— Если ты тот человек, о котором я слышала, — сказала она медленно, — у тебя были причины искать встречи с Бьерном, и я могу только посетовать, что чашу мести довелось испить не мне!
— Когда человек начинает жить по законам лютых хищников, неудивительно, что его кровникам приходится друг у друга оспаривать право свершения правосудия, — кивнул головой русс.
— В северных морях меня прозвали Свонильдой, Белой Валькирией, — представилась дева. — Однако я также не забыла нареченного мне на роду имени Агнесс из Вульфсвуда.
— В датских владениях оба эти имени крепко помнят, — недобро усмехнулся Лютобор. — А за морем русским складывают песни про деву с далеких Британских островов, пять лет назад поднявшую оружие во исполнение святого обета мести.
Между крыльями бровей воительницы пролегла скорбная складка:
— Увы! Этот обет так и останется только обетом, — с горечью проговорила она.
— Не совсем так, — поправил ее боярин. — Конечно, не в наших силах поднять с речного дна Бьерна Гудмундсона, там ему самое место, но его отец все еще жив.
Угольные глаза леди Агнесс зажглись мрачной радостью:
— Скажите мне, когда я смогу его увидеть? — чуть помедлив, спросила она.
— Через несколько дней, — отозвался Лютобор. — Хоть Гудмунд и был пленен, ему помогли бежать, и теперь он вместе с хазарами идет сюда, желая поквитаться за свой позор. Если жаждешь встречи с ним, присоединяйся к войску моих братьев, ибо другого случая, — он красноречиво указал на свой и боярский мечи, — может не представиться!
Белая Валькирия кивнула и что-то сказала своему кормщику, после чего тот повернулся к дружине и заорал на каком-то неизвестном, но близком к северному языке:
— Суши весла, правь к берегу! Наша госпожа нашла того, кого искала!
— Вот видишь, брат, — повернулся к хану Камчибеку Лютобор. — Похоже, Тенгри хан и Органа ветер еще не оставили наш род. Эта сотня бойцов стоит четырех, о которых ты вчера вечером мечтал!
Русс и боярин только что причалили к берегу и теперь вместе с ханами Органа стояли на песке, приветствуя Белую Валькирию и ее людей.
— Похоже, ты прав, — отозвался старший Органа. — Хотя цель, которую преследует эта женщина, толкает ее к безрассудству, не хотел бы я нынче оказаться на месте Гудмунда! Шутка ли, пересечь расстояние в полмира! Не даром он от нее бегал целых пять лет!
— Да она просто сумасшедшая! — возмущенно подал голос, высовываясь из-за боярской спины, Мал. — Сколько ей ни пытался объяснить, что Бьерна на этом корабле нет, все без толку! Так бы и порубила всех зазря, кабы не вы!
— Сам виноват! — лениво отмахнулся боярин. — Говорили тебе не ходить в Итиль на этом корабле! Уж больно дурную славу стяжали его прежние хозяева. Помнишь, как вышло у Щук? Вот то-то!
Внезапно рука Лютобора непроизвольно потянулась к мечу. Следом за леди Агнесс по сходням спускался высокий широкоплечий мужчина, при виде которого и новгородцы, и люди рода Органа застыли от изумления, ибо это был Эйнар Волк!
Вид он, впрочем, имел весьма странный. Вместо нормальной, приличествующей воину одежды с плеч его свисал бесформенный балахон, из тех, какие носят в западных землях служители Белого Бога, стянутый в поясе жестким конопляным вервием с внушительного размера узлами на концах. Такие же веревки прикрепляли к босым ступням убогие соломенные сандалии. Волосы надо лбом были обрезаны жесткой щеткой, а на макушке и вовсе выбриты.
— Что это с ним? — толкнул товарищей в бок Путша. — Нешто последние мозги обронил?
— Ну да, — хмыкнул Твердята. — И потому перенесся по воздуху на расстояние, равное двум неделям ходу. Ты забыл, что Эйнар поднимается к нам навстречу из Итиля? А эти — с Булгарской стороны идут!
— Ну что вы болтаете пустое? — недовольно покачал головой Талец. — Вы разве не видите — это же совсем другой человек!
И точно, когда Эйнар подошел ближе, оказалось, Талец — прав. В движениях незнакомца начисто отсутствовало присущее Волку беспокойство, они были исполнены величайшего достоинства, которому не служило помехой даже убогое одеяние чернеца. Глаза светились такой же теплотой и всепрощающим терпением, как глаза отца Леонида или покойного отца Луки, и это несмотря на то, что этот служитель Господа казался моложе своих почтенных собратьев не менее, чем на четверть века.
И от монаха, и от воительницы не укрылось замешательство новых союзников.
— Вы где-то видели похожего человека? — спросила Белая Валькирия, и ее глаза загорелись сумасшедшей надеждой.
Лютобор красочно, как он умел, без утайки, воздавая должное и сверх того мастерству противника, поведал о поединке с Волком. Леди Агнесс и все ее спутники слушали, затаив дыхание. Когда русс замолчал, чернец задумчиво взъерошил короткие волосы надо лбом.
— Ты сказал, что этот человек называет Гудмунда сэконунга своим отцом?
Лютобор кивнул.
Черты лица воительницы исказил гнев, из груди вырвался звериный вопль:
— Я не верю тебе! — воскликнула она, с кулаками набрасываясь на русса. — Ты либо лжешь, либо заблуждаешься!
Лютобор, понятно, не стал ни драться, ни возражать. Он просто поймал безумную от горя деву за запястья и сгреб в охапку, предоставив ей бессильно биться в железных тисках его могучих рук.
— Не суди ее строго, — извиняющимся тоном проговорил чернец, которого, как позже выяснилось, звали брат Ансельм. — Человек, с которым ты сражался — мой брат и ее нареченный жених, а Гудмунд сэконунг и его сын — негодяи, повинные в том, что мы пять лет оплакиваем дорогого нам человека, как покойника. Впрочем, я думаю, Агнесс, моя невестка, лучше сама вам все расскажет.
Поскольку рассказ Белой Валькирии захотели услышать абсолютно все, его пришлось отложить на время. Следовало закончить переправу родичей Соната-пастуха, а также позаботиться, как о новых гостях, так и об их морских конях, как жители степи именовали корабли.
Ближе к вечеру в ханский шатер набилось столько народу, что его войлочные стены снаружи напоминали мех, наполненный либо молодым, играющим вином, либо еще не перебродившим кумысом. Все равно, всем желающим места не хватило, и они толпились снаружи, жадно ловя каждое слово, которое им передавали их более удачливые товарищи и сородичи.
Оказавшись в кругу друзей, леди Агнесс на время освободилась от бремени тяжелой кольчуги, облачившись в одеяние, более приличествующее ее полу. Белое траурное платье с широкими рукавами красиво облегало ее стройный стан, распущенные по обычаю ее земли светлые волосы скреплял серебряный обруч — знак достоинства вождя и главы рода. Других украшений, кроме обручального перстня, оплакивающая жениха дева не носила, да они были и не к чему. Так же, как и новгородская боярышня, Свонильда, Белая Валькирия невольно приковывала к себе взгляд.
