К морю Хвалисскому (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев" (библиотека электронных книг .TXT) 📗
Но внук внуком, почет почетом, а когда, приехавшим в Киев послам союза печенежских племен понадобился живой залог мира и доброты намерений, старая княгиня из бегавших по двору мальчишек выбрала именно его: чай за сироту некому заступиться. Да и виру, если что, некому потребовать. А тут еще ханский сын, оставленный в Киеве, зачем-то в степь сбежал, о чем у самого Хельги, давшего в присутствии княгини и ее бояр слово, даже мысли не возникало… И пропала бы его бедная головушка где-нибудь на невольничьем базаре или при отаре на дальнем выгоне, да спасибо один из степных владык, сын Ветра Тобохан пожалел, забрал в свой стан.
Вот тут-то Хельги и узнал, что такое родительская и братняя любовь, что такое семья. Поначалу жил он, как полагается заложнику знатного рода, не то пленником, не то гостем. Вместе с ханскими сыновьями и их сверстниками учился объезжать необузданных степных скакунов, тянуть тугой лук, бросать аркан. Вместе с ними оберегал ягнят на кошаре, проводил ночи у костра в степи. Стать полноправным членом рода Ветра ему помог случай. Вернее, все та же матушка река. Младшему ханскому сыну, юному Аяну исполнилось семь лет. Характер он имел горячий, нрав бедовый. В переделки из-за озорства попадал едва не через день. Летняя стоянка племени находилась на берегу реки. Хотя степняки и ценили воду, как влагу, дающую жизнь, плавать за редким исключением они не умели, воды и водных хозяев боялись, а те утлые посудины, которые они использовали при сообщении одного берега с другим, язык и лодкой не повернулся бы назвать. Вот на таком суденышке непоседливый ханский сын и отправился как-то удить рыбу. Уж, что там произошло, Перун его знает. То ли поманила мальца красавица-стерлядь, то ли оказалось, что лодка не проконопачена, то ли приглянулся забавный малыш желтоволосой водяной ведьме Албасты. Но пропал бы ханский сын не за что, кабы двенадцатилетний заложник русс, в это время не привел на водопой коня, а плавал он уже тогда, как щука.
Вот после того случая и приняли сыны Ветра Хельги в ханский род, тогда нарекли ему гордое имя Барджиль, или Барс, в честь матери спасенного им княжича, а через пару лет, когда под сводом ханского шатра окотилась прирученная для охоты самка пардуса, подарили ее котенка…
Из-за этого маленького упрямца он и попал в беду.
Когда зверенышу минуло четыре месяца, и он начал менять детскую пушистую шубку на золотистую взрослую шерсть, Хельги взял его на охоту. Солнце лишь недавно повернуло на зиму, и степь постепенно начала выгорать и буреть, напоминая пятнистую шкуру пардуса. Им повезло повстречать молодую косулю, отбившуюся от стада. Но маленький зверь, пока по-детски неуклюжий, промазал с первого раза и только оцарапал ей заднюю ногу, позволив уйти. Несговорчивый, как все кошки, он не пожелал подчиниться, и продолжил преследование, уводя своего юного хозяина все дальше от становища.
Так они наткнулись на хазар. Бросив котенка, Хельги, наверно, сумел бы скрыться. Но предавать друзей, пусть даже таких бестолковых, он не привык, да и перед родней было стыдно.
Двоих преследователей он застрелил из лука. Еще одного ударил ножом. Он надеялся, что за это его непременно убьют, но хазарам он был нужен непременно живым и вовсе не для того, чтобы пасти их овец и мыть порты, как говорили потом. Дело в том, что добрые боги и красавица мать наградили Хельги девичьи пригожим лицом и необычными, чуть приподнятыми к вискам переливчато-самоцветными глазами. Вот этой-то красой и пожелал, прежде чем продать насладиться хазарский вождь. Что мог сделать Хельги? Руки ему связали, но, как выяснилось, зубы он имел достаточно острые и крепкие… Поганый сластолюбец едва не захлебнулся собственной кровью.
За оскорбление, нанесенное их вождю, хазары долго и с наслаждением полосовали Хельгу по чем ни попадя камчами, били ногами…
Пришел в себя он только глубокой ночью, когда свежий ветерок овеял прохладой. Увидев у догорающего костра прикорнувшего караульного, он понял, что сможет уйти. Осуществить намерение помог котенок: перегрыз щедро смазанные для мягкости бараньим жиром ремни. Хельги сгреб его в охапку и пополз с проворством ужа или куницы, стараясь не обращать внимания на острую боль во всем теле. Подняться на ноги он посмел только, когда свет костра померк где-то вдалеке.
Всю ночь он шел, отыскивая дорогу по звездам, баюкая за пазухой растерзанного в клочья халата своего пятнистого питомца. На рассвете, увидев, как поднимаются в небо птицы, учуяв их запах, суливший вкусный завтрак, котенок запищал и заворочался, раздирая когтями грудь хозяина и пытаясь выбраться на свободу. Хельги приструнил его и запихнул поглубже. У него самого мысли о еде вызывали приступы тошноты. Его лоб горел, тело колотил озноб.
Около полудня он увидел что-то блестящее и серебряное, лентой из девичьей косы огибающее возвышавшийся посреди степного простора каменный кряж. Вначале Хельги побоялся тешить себя надеждой, пытаясь думать, что это всего лишь не выжженная и не выеденная полоса серебристого ковыля, который, качаясь на ветру, создает видимость ряби. Потом, однако, его ноздри ощутили запах приближающийся воды, а усталые, полузакрытые глаза различили не только волны, но и черную, движущуюся точку среди них. И эта точка могла быть только ладьей.
Хельги преодолел расстояние еще в сотню шагов и узнал эти гордые, статные и хищные очертания. На такой ладье ходил его отец, такой учился управлять он сам. Вендская снекка могла принадлежать только соплеменникам руссам или тем из славян, которые когда-либо служили потомкам Рюрика русским князьям. Спасен!
И в тот же миг до его слуха донеслось ржание коней и свист плеток.
Хазары скакали не прямо за беглецом, а чуть наискось, пытаясь отрезать ему пологий спуск к воде. Он вовремя разгадал их замысел и, собрав остатки сил, припустил вверх по склону, взбираясь на самый гребень. Лучше разбиться о камни, чем снова попасть в плен. Карабкаясь из последних сил, раздирая ступни и колени, он достиг края обрыва, мысленно призвал на помощь Перуна и с громким криком, пытаясь привлечь внимание людей с ладьи, оттолкнулся от земли…
Хотя прежде, дабы прослыть удальцом, Хельги много раз забавы ради сигал в реку с Днепровских круч, подобного полета он не мог припомнить ни до ни после. Судорожно прижимая к расцарапанной груди отчаянно сопротивляющегося и орущего котенка, он успел у самой поверхности сжаться в комок. Все равно удар вышиб из него дух, или тот просто отстал от тела где-то по дороге. Зеленая масса вспененной воды сомкнулась над головой, и сердце сжал панический страх: что если Водяной не позволит ему вновь увидеть свет!
Бог предков, Перун Свентовит, отведи злые козни, светлая Макошь. Богиня славян, дай силы!
Отчаянно работая ногами, Хельги вынырнул на поверхность. Рядом чихал и кашлял хлебнувший воды мокрый до последней шерстинки котенок. Кругом сыпались стрелы. Одна из них больно ужалила в плечо. Но ладья уже была близко, и Хельги различал на ее штевне деревянную фигуру воина, грозящего врагам серебряным копьем…
Дальнейшее тонуло в душной липкой мгле. Хельги какое-то время вяло работал руками и ногами, совершенно не продвигаясь вперед и думая только о том, чтобы удержать на поверхности голову котенка, потом водяная гладь почему-то снова сомкнулась у него над головой… Последнее, что он запомнил, был дружный всплеск весел и чьи-то сильные руки, подхватившие его с обеих сторон…
— Это сколько же лет прошло? — озадаченно провел рукой по бороде боярин.
— Не помню, — отозвался дядька Нежиловец. — Восемь или девять, что-то вроде того. Наш сокол Святослав тогда первый год, кажись, в Новгороде сидел.
— Верно. На княжий двор мы нашего найденыша и вернули.
— Ох, и дохлым он тогда был, — покачал головой дядька Нежиловец. — Хуже нынешнего Драного Лягушонка. Намаялся я с ним, пока выхаживал!
— Жаль только не из всех лягушат соколы потом вырастают, — усмехнулся Вышата Сытенич.
Он посмотрел на гребцов и скомандовал:
