Яик – светлая река - Есенжанов Хамза (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
«Этот человек все знает», – снова подумал Абдрахман.
– Кто вам сказал об этом, старина?
– О чем?
– О том, что Айтиев скрылся.
– Земля слухом полнится. От нашего Михаила Макеевича слышал… Я догадываюсь, что ты знаком с Довженко и с Парамоновым, верно?
Абдрахман как раз и намеревался сегодня вечером пробраться в Богдановку и разыскать члена исполкома Уральского Совета Парамонова и большевика Довженко.
– Да, я знаком с ними, – ответил Абдрахман. – И хотел бы встретиться… Довженко сейчас дома?
Крестьянину было лет пятьдесят. Волосы его уже сильно тронула седина. Даже давно не бритая борода серебром поблескивала на худощавом лице. Только усы сохранили темный цвет. На первый взгляд он казался простодушным добряком. Но глаза его смотрели пристально и проницательно.
– Я сразу понял, что ты их знаешь, – ответил старик. – Довженко сегодня в селе. Но он тоже скрывается и дома не ночует. Не беспокойся, мы своих людей этим душегубам не выдаем. Скажи, кто ты, не подведем. Если надо передать что, передадим.
– Меня зовут Абдрахман. Абдрахман Айтиев.
Крестьянин протянул ему обе руки:
– Моисей Кисляк, будем знакомы. Вы меня не знаете, товарищ Айтиев, но я вас сразу узнал. Вы похожи на вашего отца и брата. Идемте в село. Я сведу вас с Довженко.
– Спасибо, аксакал.
Кисляк улыбнулся; улыбка у него была совсем детской.
– С первого взгляда я понял, что вы пришли сюда не затем, чтобы обкапывать стог. Да и лопаты ведь у вас нет. А сапоги разбиты от дальней ходьбы. Да и издали еще я приметил, что пришли вы со стороны Ащи-Булака. Ну как, товарищ Айтиев, верно угадал старик?
– Правильно, старина. Как отчество-то ваше?
– Моисей Антонович.
– В наше время лучше всего на расспрашивать, Моисей Антонович, откуда да кто… Было бы хорошо, если бы вы сказали обо мне Довженко и прислали его сюда.
– Нет, нет, идемте со мной. Вымоетесь, перекусите, выспитесь. Никто там вас не найдет. А если придут искать, есть куда спрятать. – Кисляк тронул Абдрахмана за рукав.
Село было близко, и они добрались туда до темноты.
– А что происходит в городе? – расспрашивал Абдрахман по дороге своего спутника. – Не слышно ли о приближении фронта?
– О таких вещах у меня не спрашивайте. Я крестьянин и знаю только хуторские дела, а что творится дальше, не ведаю.
Сказав это, старик виновато посмотрел на Абдрахмана: не обидели ли его такие слова.
– Наше село бедное, – снова начал он. – У меня только одна корова да лошадь. А у иных и коня нет. И посевы плохие. Не хватает сил пахать землю. Только две-три семьи и живут в достатке.
– А где вы научились так говорить по-казахски?
– Три года я работал на Меновом Дворе вместе с киргизами, вот и научился их языку. И теперь бываю в аулах. Киргизы хорошие люди.
Однообразно сер вид крохотных избушек, протянувшихся вдоль речки Теренсая до самой запруды. Земля здесь плодородная и воды в изобилии. А крыши крыты соломой. Когда смотришь издали, то кажется, что это шалаши, расположенные в ряд. В небольших загонах и аккуратных двориках редко можно видеть скотину.
По обеим сторонам длинной улицы тянутся домишки. Нигде не видно ни ветряных мельниц, ни магазинов, даже церкви нет. Коротенькие переулки уходят прямо в луга. Все дома снаружи выбелены.
Абдрахман заметил, что в этом тихом селе было много народу, особенно ребятишек.
Едва они вступили на улицу, из домов высыпали женщины и дети поглазеть на смуглого усатого казаха в солдатской одежде.
– Мама, мама, мотри, дядя Кисляк пригнал солдата. Вона, вона, мотри, – дергал мать за подол чумазый малыш.
– Цыц, киргиз это, а не солдат. Вот щелкну по затылку, не будешь встревать.
– И не киргиз, а солдат, – не унимался малыш. – А черный какой. Черный-пречерный.
Получив подзатыльник, малыш наконец замолк.
Кисляк и Абдрахман свернули к одному из домов.
Во дворе у колодца стоял высокий жилистый парень с загорелым обветренным лицом. Он пытался обнять отбивавшуюся от него молодуху.
– Не дури, Ваня. Отпусти ведро-то. Работы сколь дома, и стемнело уже…
– Я не ведро держу, а тебя. На кой оно мне, твое ведро. Что ж, коли делов дома много, так и обнять тебя нельзя?
– Не дури, говорю. Вон люди глядят, постыдись.
– Увезу вот тебя на коне. Что тогда?
У колодца действительно пил воду конь.
– Отпусти, вон Моисей Антонович пришел.
Парень улыбнулся во весь рот и сказал:
– Думаешь, Моисей Антонович не видел на своем веку молодух? В молодости был первый парень на деревне. Верно, Моисей Антонович?
Увидев Абдрахмана, парень улыбнулся ему, как старому знакомому.
– Ваня, – нарочно громко сказал по-русски Кисляк, – это солдат. Недавно вышел из госпиталя. Идет он издалека. Пусть у тебя переночует. Ты ведь тоже недавно со службы.
Голос Кисляка донесся не только до соседских домов, его расслышали даже на другой стороне улицы. И тут же, понизив голос, Моисей Антонович шепнул парню:
– Поди-ка сюда.
Конь скосил глаз на людей, стоявших у калитки, шумно выдохнул воздух и опрокинул пустое ведро.
Когда Ваня отошел к Кисляку и Абдрахману, молодуха с досадой посмотрела на них, будто хотела сказать: «Откуда вас принесло?»
– Ваня, ты никуда не уходил? – спросил Кисляк. – Батько дома? Отведи этого человека к Довженко или к Петру Петровичу.
В крохотном чулане Моисея Кисляка Петр Петрович Парамонов светил Абдрахману, составлявшему список. В последние дни члены подпольного комитета незаметно для посторонних глаз встречались с нужными людьми и сейчас проверяли по списку всех записавшихся в народную дружину. Они уже вручили дружинникам часть имевшегося оружия и решили начинать.
День ото дня росло возмущение действиями нового правительства. У людей отбирали лошадей, хлеб, деньги.
Учитывая это, большевики намечали план предстоящей борьбы. Главная задача состояла в том, чтобы преградить путь врагу, намеревавшемуся превратить Джамбейту в свой опорный пункт для бесперебойной переброски из Уральска оружия и интендантского имущества.
Первым в списке боевого отряда стоял Иван Белан. Он прошел хорошую боевую школу на фронте, был силен и вынослив.
Петр Петрович поправил фитилек самодельной сальной свечки.
Внезапно раздался короткий условный стук в дверь. Парамонов открыл. Вошел Белан, торопливо сообщил:
– Петр Петрович, солдаты. Примерно взвод с офицером. Вчера Кобец передал, что в Покатиловке спокойно. Значит, идут прямо сюда.
Абдрахман и Парамонов, как по команде, вскочили с мест. От волны воздуха огонек сальной свечки вспорхнул и погас. Абдрахман успокоил Парамонова, искавшего в темноте спички:
– Петр Петрович, все бумаги у меня, можешь не зажигать.
– Наверное, хотят устроить облаву. Недаром же их целый взвод. Надо поскорее выбраться из села. А там посмотрим, что они хотят.
– Извести Сороку, – быстро сказал Белану Абдрахман.
В темноте нельзя было разглядеть выражение лица Белана.
– Я уже сообщил Сороке и Науменко, – ответил он. – Сейчас придут.
– Молодец! – похвалил Парамонов. – Выходи вместе с Абдрахманом.
– Дом Кисляка стоял на окраине села. За его огородом был обрыв. Глубокий овраг уходил к высохшему руслу реки.
Белан с Абдрахманом, миновав ограду, спустились в этот овраг. Прежде тут играли в прятки лишь дети, а с некоторых пор его облюбовали и взрослые.
Дно оврага было ровным, как дорога. Здесь росла густая трава. В овраге, ближе к руслу Теренсая, собирался обычно штаб Богдановского комитета. Люди незаметно сходились сюда поодиночке. Здесь же был тайник со спрятанным оружием.
Парамонов, шедший сзади, сказал:
– Ваня, беги приведи остальных, а сам оставайся у спуска в овраг. Старики пусть следят за отрядом.
Парамонов взял Абдрахмана за руку и стал спускаться в овраг, немного пригнувшись (эта предосторожность была излишней, человека здесь никто бы не заметил, даже если бы он встал во весь рост: склоны оврага заросли бурьяном и лебедой).
