Сальватор. Том 1 - Дюма Александр (читать книги без txt) 📗
«Вы давно работаете комиссионером?»
«Десять лет».
«И за это время вы ни разу не пожалели, что выбрали именно это ремесло?»
«Никогда».
Я на мгновение задумался.
«Это все, что вы хотели узнать? – спросил мой собеседник.
«Последний вопрос!»
«Слушаю вас».
«Когда человек хочет стать комиссионером, что он должен предпринять?»
Комиссионер посмотрел на меня и рассмеялся:
«Уж не хотите ли вы случаем пойти в комиссионеры?»
«Возможно».
«Дело это нехитрое и ничьих протекций не нужно».
«Да ну?»
«Вы идете в Префектуру с двумя свидетелями, которые отвечают за вашу нравственность, и просите номер».
«И сколько это стоит?»
«Дадите сколько-нибудь за беспокойство».
«Спасибо, друг мой!»
Я вынул из кармана монету в пять франков и подал ему.
«А это что?» – удивился он.
«Это за беспокойство, которое я вам причинил».
«Это было не беспокойство, а удовольствие, а за удовольствие я денег не беру».
«В таком случае позвольте пожать вам руку и поблагодарить».
«Это другое дело!»
Он протянул мне грубую руку, и мы обменялись сердечным рукопожатием.
«Вот черт! – сказал он мне, уходя. – Как странно: мне кажется, что я впервые пожал руку человеку!»
И я пошел к себе в мансарду.
IX.
Самоубийство
– С того момента, как я простился с мыслью о смерти, – продолжал Сальватор, – у меня появились другие заботы! Прежде всего ужин, который был бы мне не нужен, если бы я упорствовал в своем первоначальном проекте. Затем, мне нужно было купить полный костюм комиссионера; наконец, мне надо было позаботиться о «предмете», как говорят в анатомическом театре, – «предмете», который я мог бы выдать за себя… Если я и передумал распроститься с жизнью, то хотел, чтобы меня по крайней мере сочли умершим.
Я немного изучал медицину, занимался анатомией в двух-трех больницах и был знаком с ребятами из анатомического театра.
Дело заключалось в том, чтобы добыть труп молодого человека моих лет, уложить в мою постель и изуродовать ему лицо выстрелом. Однако это сулило серьезные осложнения: при вскрытии врач сразу определит, что выстрел был произведен в уже остывший труп. Я отправился в Отель-Дье – когда-то я оказал большую услугу служащему анатомического театра, освободив его брата от воинской повинности, – этот человек был готов отдать за меня жизнь. Брат был кучером фиакра и тоже считал себя обязанным. Я приказал позвать служащего.
«Луи! – сказал я ему. – Часто ли к вам приносят людей, пустивших себе пулю в лоб?»
«Раза два-три в месяц, господин Конрад. Не чаще!»
«Мне во что бы то ни стало нужен первый, который поступит в Отель-Дье, слышишь, Луи?»
«Чего бы это ни стоило, он будет ваш, даже если за это я лишусь места!»
«Спасибо, Луи».
«Куда доставить тело?»
«Ко мне в предместье Пуассоньер, дом номер семьдесят семь, пятый этаж».
«Я договорюсь с братом».
«Я могу на тебя рассчитывать, Луи?»
«Я же дал слово, – пожал он плечами, – только будьте по ночам дома».
«Начиная с сегодняшнего вечера я никуда не выйду, будь покоен».
Я боялся, что с тридцатью франками далеко не уйду. Возможно, я умер бы от голода раньше, чем кто-нибудь еще более нечастный вздумает застрелиться…
По дороге домой я зашел к старьевщику и подобрал бархатные штаны, куртку и жилет за пятнадцать франков; я купил эти вещи и со свертком под мышкой пошел к себе. Охотничьи ботинки и старая каскетка должны были довершить мой костюм.
У меня оставалось пятнадцать франков. С умом их распределив, я мог бы протянуть дней пять-шесть. Все уже было готово для решительной минуты, даже мое предсмертное письмо.
В ночь на третий или четвертый день я услышал условный сигнал: в мое окно, выходившее на улицу, ударил камешек.
Я спустился, отпер дверь; перед домом стоял фиакр с трупом. Мы с Луи перенесли его в мою комнату, положили на кровать, и я надел на него одну из своих рубашек. Это был труп молодого человека, его лицо было до неузнаваемости обезображено выстрелом. Случай, этот страшный союзник, сослужил мне прекрасную службу!
Я разрядил один из стволов своего пистолета, обжег его для видимости, будто из него стреляли, и вложил мертвецу в руку.
Я не забыл упомянуть в предсмертном письме, что пистолет принадлежит Лепажу: Лепаж, таким образом, должен был помочь установить личность убитого, сообщив, что господин Конрад де Вальженез приходил к нему за пистолетом за несколько дней до самоубийства.
Я оставил свою одежду на стуле, словно позаботился о том, чтобы раздеться перед смертью, потом облачился в костюм комиссионера, запер дверь на два оборота и спустился вместе с Луи. Я бросил ключ на середину улицы – будто бы из окна, заперевшись изнутри. Стекло, разбитое Луи, когда он бросил камень, должно было заставить свидетелей поверить в такую версию. У меня был ключ от входной двери: мы вышли так, что привратник нас не видел и не слышал. На следующее утро в девять часов я явился в полицию с двумя поручителями, Луи и его братом, и мне выдали бляху на имя Сальватора… с того дня, дорогой кузен, я исполняю обязанности комиссионера на углу улицы О-Фер рядом с кабачком «Золотая ракушка».
– С чем вас и поздравляю, сударь, – отозвался Лоредан. – Но, признаться, я не вижу связи между этой историей и сведениями о завещании маркиза; не понимаю также, каким образом вы мне вернете пятьсот франков, которые мы напрасно отдали господину Жакалю на ваши похороны.
– Погодите, дорогой кузен, – продолжал Сальватор. – Какого черта! Не думаете же вы, что я просто так открыл вам тайну своего существования, не будучи уверен в вашей скромности!
– В таком случае вы, кажется, рассчитываете держать меня здесь до Судного дня?
– Ах, ваше сиятельство, вы заблуждаетесь, у меня другие намерения. Завтра в пять часов утра вы будете свободны.
– Знаете, что я сказал вашим сообщникам? Я обещал, что через час после того, как мне будет возвращена свобода, вы все окажетесь за решеткой.
– Да-да, это едва не кончилось для вас весьма плачевно!
Если бы я не оказался в эту минуту на пороге, вы рисковали уже никогда никого не выдать полиции и не арестовать, а ведь это, в сущности, недостойное занятие, дорогой кузен. Я вам предсказываю заранее, что вы еще подумаете, а подумав, оставите этого ничтожного Сальватора в покое у его столба на улице О-Фер, чтобы и он вас не тронул в вашем особняке на улице Бак.
– Могу ли я, воспользовавшись вашей откровенностью, дорогой господин Сальватор, полюбопытствовать, как вы рассчитывали меня побеспокоить?
– Об этом я вам расскажу. Самое интересное я припас на конец.
– Я вас слушаю.
– На сей раз я просто уверен в вашем внимании! Начнем с нравоучения: я давно заметил, дорогой кузен, что, если творить добро, это приносит удачу.
– Вы хотели, по-видимому, начать с банальности?
– Банальность, нравоучение… Вы еще оцените это в свое время. Вчера, дорогой кузен, я решил сделать доброе дело и украсть у вас Мину, что и, к величайшей своей радости, с блеском исполнил.
На губах Вальженеза мелькнула хищная улыбка, в которой ясно читались лютая ненависть и жажда мщения.
– Итак, – продолжал Сальватор, – вчера, отправляясь на почтовую станцию заказать лошадей, на которых укатили нежные влюбленные, я зашел на городской аукцион, что по улице Женер, если не ошибаюсь; во дворе разгружали мебель для продажи с торгов…
– Да какое мне до этого дело, господин Сальватор! – возмутился Лоредан – И что за интерес слушать про мебель, которую разгружали на улице Женер?
– Если вы наберетесь терпения еще на полминуты, дорогой кузен, я вас не разочарую и вы почувствуете определенный интерес: в этом я просто уверен!
– Ну, послушаем! – сказал Лоредан, небрежно закидывая ногу на ногу.
– Едва взглянув на эту мебель, я вскрикнул от изумления…
Угадайте, что я увидел в этой свалке?
