Тени над Гудзоном - Башевис-Зингер Исаак (бесплатные онлайн книги читаем полные .TXT, .FB2) 📗
— Шлоймеле, это невозможно! Невозможно все бросить посередине и убежать…
— Да иди ты ко всем чертям, лопух!
Доктор Марголин говорил прямо и ясно. Он, Борис, должен от всего освободиться. Любое волнение для него яд. Соломон Марголин знал, каково положение Бориса Маковера. Анна звонила ему несколько раз. Она со своей стороны контактировала с Рейцей. Соломон Марголин спросил:
— У тебя нет где-нибудь заначки? Ты не оставил для себя где-нибудь пары тысяч долларов?
— Я все вложил в эти суда.
— Я найду для тебя тысяч пять.
— Шлоймеле, я не смогу тебе их вернуть.
— Придурок, ты еще будешь купаться в деньгах! Такие, как ты, делают деньги даже в могиле…
И вместо того, чтобы выписать рецепт, Соломон Марголин выписал Борису Маковеру чек…
2
Борис Маковер был так взволнован и так тронут, что даже не отдавал себе отчета в том, что с ним происходило. Доктор Саломон Марголин протянул ему чек, а Борис Маковер подумал, что это рецепт. Он посмотрел на этот клочок бумаги, увидел на нем свое имя и какие-то цифры, но его мозг еще не осознал того, что уже увидели глаза. Борис Маковер хотел было уже спросить, можно ли обращаться с этим рецептом в любую аптеку, как вдруг понял, что это чек. Лоб его покраснел, лицо стало влажным и горячим. Он хотел было что-то сказать, но в горле у него стоял комок. Он услышал, как доктор Соломон Марголин говорит:
— Теперь я выпишу тебе рецепт…
Борис Маковер поспешно вытащил носовой платок и вытер свое лицо.
— Шлоймеле, ты еврей!..
— Ты сам тоже еврей!..
— Шлоймеле, я не возьму…
Соломон Марголин сразу же вспыхнул.
— Почему это не возьмешь? Тебе это неудобно сделать? Тебе это не подобает? Ну конечно, мы ведь знакомы всего-то каких-то там сорок восемь лет…
— Шлоймеле, ты настоящий праведник. У тебя еврейское сердце. Если бы я не стеснялся, я бы тебя расцеловал. Но мне правда пока не нужен этот чек. Дело еще не зашло так далеко…
— Гордец! Сноб! Остолоп! Да что я для тебя такого делаю? Я просто экономлю тебе несколько долларов. Постыдился бы!
— Правда, Шлоймеле, я не нуждаюсь…
— Раз не нуждаешься, то и не нуждайся, а моего порога чтоб ты больше никогда не переступал! Я думал, что ты считаешь меня своим близким другом, но теперь вижу, что я в твоих глазах ничтожество… Так что ноги в руки и айда! Марш отсюда! Иди к другим врачам… Но с другой стороны, ты несомненно прав. Я настоящая свинья. Что такое пять тысяч долларов? Если тебе нужны деньги, то моя касса для тебя открыта…
— Шлоймеле, что с тобой происходит? Почему ты меня ругаешь? Больше мне не надо. Давай не будем себя обманывать. От того, что я вложу еще денег в общее дело, моя доля в нем не вырастет. Дело пропащее, и больше, чем было предусмотрено договором о создании компании, я вкладывать не должен. Новые деньги тоже утекут, и, как сказано, «и незаметно было, что они вошли в утробу их»… [270]
— Кого интересует твоя компания? Плевать я на нее хотел. Ты должен поехать куда-нибудь за город и отдохнуть несколько недель. Для тебя сейчас есть одно лекарство: покой. Раз ты все вложил в эти проклятые корабли, то денег у тебя нет, а выехать за город без денег ты не можешь. Когда отдохнешь и придешь в себя, что-нибудь придумаешь. Такие, как ты, не ходят по домам…
— Шлоймеле, ты дорогой мне человек, настоящий друг, но у меня еще хватит денег, чтобы выехать за город на несколько недель… Беда только в том, что там я буду беспокоиться больше, чем здесь. У меня тысяча дел, и если я уеду, то все развалится…
— А что было бы, если бы ты подох? Весь мир бы рухнул? Земля бы прекратила вращаться вокруг своей оси? Какой же ты болван!
— Покойник не должен выплачивать долги. Покойник свободен от заповедей.
— Ты еще хуже покойника. Ты живой пес!.. [271] Если ты не возьмешь чек, я тебе голову размозжу! Я на тебя плюну и больше даже не взгляну на твою гнусную рожу! Тюфяк! Зануда! Мерзкая падаль!
— Ну ты и мастер ругаться!
— Если бы я не боялся Бога, я бы тебе все зубы выбил…
— Ну хватит, Шлоймеле. Не изображай из себя бандита. Правда, мне не нужна ссуда. Но раз уж ты готов на такой риск, то что я могу поделать? Я тебе с Божьей помощью верну, но я не могу все пускать на произвол судьбы. Для этого надо быть человеком без царя в голове. У меня есть заказы. Я должен производить платежи… Пока я у тебя здесь нахожусь, у меня там обрывают телефон…
— Ты должен сделать выбор между жизнью и смертью. Как сказано в Торе: «Смотри, предложил я тебе…» [272] et cetera, et cetera…
— Так что же мне все-таки делать?
— У тебя есть где-то дочка. Не так ли?
— С ней я не желаю иметь никаких дел.
— Что ты шумишь? Она больше не мужняя жена. Я начинаю думать, что ты к тому же еще и невежда.
— Почему это я невежда?
— Вот почему: то, что она делает, это не великое преступление. Одна травинка, сорванная в субботу, это намного больший грех…
— Знаю, знаю. Но все-таки… Моя дочь… Такой позор…
— А когда она жила со Станиславом Лурье, то соблюдала законы чистоты семейной жизни? Кого ты обманываешь? Себя? Господа Бога? С точки зрения еврейского закона все нынешнее молодое поколение — это байстрюки, рожденные ритуально нечистыми женщинами.
— Да, это правда.
— Так что же ты ломишься в открытую дверь? Позвони ей и объясни ситуацию. Она все равно все знает. Ты никогда не был бизнесменом. Твоя голова всегда была занята энциклопедиями и тому подобными вещами. Твоя Анна вела твои дела и в Берлине, и здесь. Если бы она была с тобой, она бы не дала тебе влезть в это болото. Кто знает? Может быть, она тебя из него еще вытащит.
— Никто уже ничего не сможет сделать.
— Иди к ней и передай ей свои заплесневелые дела. После этого уезжай, и пусть тебе кажется, что тебя уже похоронили и ты на том свете. И еще ты обязательно должен придерживаться диеты. Скинуть двадцать фунтов. Зачем тебе это брюхо? Для кого ты его растишь? Для червей?.. А когда ты отдохнешь шесть недель и сбросишь двадцать фунтов, и голове твоей станет легче. А твоя дочь пока будет делать то, что можно. Она молода, у нее есть голова на плечах, хотя, когда речь заходит о мужчинах, она оказывается еще более сумасшедшей, чем ее отец…
— Куда мне поехать?
— Куда-нибудь к океану, но не в еврейскую гостиницу, где тебе дают есть лук с печенкой, с фаршированной кишкой и прочую дрянь. Сними где-нибудь бунгало…
— Правда, Шлоймеле, я не знаю, что делать.
— Уходи отсюда, или я тебя выгоню палкой… Да, и перестать курить сигары. Хотя бы на несколько недель.
— Когда я не курю, я пребываю в еще более растрепанных чувствах.
— Вместо того чтобы выкурить сигару, прочти главу из Псалмов. «Если не поможет, то и не повредит», — добавил доктор Соломон Марголин на иврите. — Во-вторых, задержись еще на пару минут. Расслабься! Не надо падать духом до такой степени! Господь так устроил этот провонявший мирок, что ни один человек в нем не является незаменимым. Когда я услыхал, что умер Рузвельт, у меня сердце оборвалось. Но пришел Трумен, и он как-то управляется. И так во всем. Мы воспринимаем себя слишком серьезно. Для природы мы не более чем клопы. Такова горькая правда.
— Когда у клопа есть долги, он тоже волнуется…
— Клоп не делает долгов. Клоп не такой придурок, как человек. Удается ему добыть капельку крови, он сосет. Не удается — лежит себе и ждет лучших времен. Эти твари не растрачивают энергию понапрасну, особенно когда им это вредит. Только мы, люди, думаем, что вся Вселенная держится на наших плечах.
— Честное слово, Шлоймеле, ты говоришь со знанием дела.
— Это о других легко говорить, а когда дело доходит до меня самого, я еще хуже тебя.
— А что такое?
— Разве я не человек?
