Маркиз де Сад - Томас Дональд Серрелл (читать книги бесплатно полные версии .txt) 📗
Подобно Марксу или Фрейду, Сад снискал известность благодаря не столько оставленным после себя текстам, в которых выразил свои идеи, сколько благодаря репутации, которая служила основанием для его привлечения к судебной ответственности. Это, в свою очередь, привлекло внимание к анонимным публикациям маркиза, интимным фантазиям и таинственному миру, заключенному в замке Силлинг, к его соперникам. Являясь продуктом своего времени, Сад, вероятно, более точно представлен своими «Злоключениями добродетели», «Алиной и Валькуром» и короткими рассказами сборника «Преступления из-за любви». К лучшему или к худшему, но он стал автором человеческого ночного кошмара, имя которого на протяжении двух последующих столетий либо превозносилось, либо проклиналось. Но история Сада не закончилась с его смертью. Действительно, не смолкают споры о том, что более длинная и любопытная часть этой истории началась после благочестивого погребения на кладбище Шарантона в 1814 году. Мир в скором времени с ужасом услышит о чудовищных жестокостях, приписанных ему моралистами девятнадцатого века, и осознает существование, несмотря ни на что, целого ряда мужчин и женщин, готовых стать последователями этого чудовища.
Глава четырнадцатая
Ученики Дьявола
— 1 —
Предполагается, что в своем стихотворении «Французская революция» (1791) Уильям Блейк подразумевает Сада. Если это действительно так, то это выглядело как одно их многочисленных суждений, сделанных теми, кто знал человека, а не его работы, хотя Блейк видит скорее жертву гнета, а не пресловутого автора. Итак, его встретила Бастилия…
Блейк Сада не читал. В 1791 году даже работы, созданные в Бастилии, стали известны скорее по слухам, чем по публикациям. К тому же маркиз был помещен в тюрьму не за свои произведения, хотя, если бы это предположение прижилось, он стал бы более подходящим героем романтической революции. Кроме того, Сада не сковали по рукам и ногам, не привязали к стене. Скорее наоборот, ему пошли на уступки, позволив заниматься творчеством, не говоря уже об отдельных предметах роскоши, получаемых им с воли, сношениях с внешним миром посредством визитов и писем. Но его репутация не требовала подтверждения ни со стороны друзей, ни со стороны недругов.
В первой половине девятнадцатого века Сад скорее прославился как осквернитель невинных и разрушитель европейской чувствительности, чем романтический революционер. Жюль Жанен в известной статье в «Ревю де Пари» в 1834 году, высокомерно обличая маркиза и его произведения, одновременно заявлял о готовности обсуждать их. В этом плане он ничем не отличался от своих современников. Общественность проявила настолько высокий интерес к статье Жанена, что ее переиздали отдельной брошюрой.
Согласно Жанену, литературное творчество Сада повинно в убийстве значительного количества неискушенной молодежи больше, чем гибельная страсть Жиля де Рэ. «Прислушайся ко мне, кто бы ты ни был. Не прикасайся к этим томам, иначе никогда не видать тебе сна». Не слишком жалует Жанен тех, кто «замарал глаза и сердце» чтением произведений маркиза. Он обещает им, что ужас пережитого теперь никогда не оставит их.
Вполне понятно, предупреждения подобного рода не могли помешать читателям или писателям знакомству с творчеством Сада. Ряд расследований выявил распространение его работ. Во Франции в 1814 году оказалась запрещена «Философия в будуаре», в 1815 — «Жюстина», в 1821 году — «Жюльетта».
В самом деле, последний названный роман «предстал» перед английским судом в конце правления Георга IV, когда в 1830 году слушалось дело Джорджа Кэннона. В суде Королевской скамьи он появился по обвинению в непристойной клевете, имевшей непосредственную связь с произведением Сада. Издание было французским, и отрывки, представленные в обвинительном акте, специально подобрали с целью проиллюстрировать клеветнические высказывания маркиза в адрес английских женщин; среди них имелись также описания проделок его английской лесбиянки, мадам де Клервиль. Эпизоды, написанные по-французски, создали для присяжных определенные трудности. Однако министерские чиновники коллективно состряпали для суда перевод, в котором не поскупились на отборные выражения, проявив неожиданный для генерального прокурора и его подчиненных талант к порнографии. Джордж Кэннон, проявивший большую скромность, напечатав роман по-французски, отправился на шесть месяцев в тюрьму.
Интерес к Саду не угасал. Ввиду отсутствия его романов в Англии, появлялись такие подражания, как «Никчемность добродетели» (1830), в котором прослеживаются злоключения молодой женщины, родившейся в Неаполе и пытавшейся зарабатывать на жизнь в качестве певицы. Хотя впоследствии Генри Джеймс характеризовал маркиза как человека «с непроизносимым именем», имя его называлось сколько угодно раз. В 1843 году в «Ревю де де Монд» Сент-Бев попытался развеять миф о том, что влияние Сада подавлено. На основании его статьи невольно напрашивался вывод о наличии двух крупных источников вдохновения в современной литературе. «Без опасения быть опровергнутым осмелюсь утверждать, что Байрон и Сад (да простят мне постановку этих имен рядом) в настоящее время являются двумя великими источниками вдохновения. Один из них у всех на виду и на устах, второй — скрыт, но не совсем». Несомненно, издания Сада продолжали появляться. Итальянский критик Фосколо свидетельствовал об одном, готовящимся к продаже в Париже деревенским издателем. Верстку проверяла его дочь, девушка восемнадцати-двадцати лет, спокойно перебиравшая эти страницы, изобиловавшие пороком и преступлениями.
Заявление, что кричащий гедонизм лорда Байрона и темный дух Сада являются основными источниками вдохновения в современной литературе, бросает тень на истинно поэтичный ландшафт таких собраний, как «Лирические баллады» Вордсворда и Колриджа, опубликованный в один год с «Новой Жюстиной» и «Жюльеттой». В викторианской Англии середины эпохи Суинберн открыто претендовал на роль последователя Сада. В шестидесятых годах прошлого века его работы считались наиболее мятежными по духу.
Генри Джеймса заинтересовала реакция Теннисо-на, поэта-лауреата, на имя непотребного маркиза. Случилось это во время званого обеда, даваемого Теннисонами в Олдуорте. Джеймс сидел подле миссис Ричард Гревиль, которая за обедом бросила какую-то фразу относительно «Лауры де Сад». Теннисон ухватился за нее и тотчас принялся страстно обличать «скандального, давно забытого автора, который не стоит того, чтобы его имя произносилось», написавшего «Жюстину», книгу, которую он включил в обличительную тираду. Однако на вечере присутствовали мужчины и женщины, слушавшие оратора, по выражению Джеймса, с «бесстрастной учтивостью» и без тени смущения. Они не входили в число мятежников викторианского общества и не имели ни малейшего представления, о чем говорил их хозяин.
Среди нового поколения писателей чувствовалось стремление сделать все, чтобы имя Сада не забылось. 15 октября 1861 года Алджернон Чарльз Суинберн, которому в ту пору исполнилось двадцать два года, написал своему другу, Ричарду Монктону Милнесу, члену парламента, ставшего впоследствии лордом Хутоном, письмо. В нем он напоминал Милесу о данном обещании одолжить для чтения экземпляр «Жюстины». В своем загородном доме Фристон Холл в Йоркшире Милнес имел непревзойденную коллекцию непристойных книг и картин, а также статуэток. Почти все это контрабандным путем ввезли в Англию с континента. С этой целью Милнес нанял Харриса, менеджера Ковент-Гарден-Опера, который имел настолько горбатую спину, что на ней, не привлекая внимания Королевской таможенной службы, можно было прятать тома высотой в 25—30 см и даже статуэтки. К тому же Милнес оказался весьма заметной фигурой на английском политическом небосклоне. Пользуясь своим влиянием, книги и предметы искусства он получал из британского посольства в Париже посредством дипломатической почты. Посылки прибывали в министерство иностранных дел, поступая вместе с корреспонденцией, адресованной лорду Палмерстону.
