Морские нищие (Роман) - Феличе Арт. (полные книги .TXT) 📗
«Увидел бы я здесь Снейса с его чаровницей-дочкой, будь они в Антверпене?.. — подумал Иоганн с сомнением, оглядывая всю эту массу разнообразного народа с чуждыми друг другу мыслями, желаниями и привычками. — Вряд ли… Ловкий Снейс увез дочь вовремя, избавив от возможных испытаний… Но где несчастная Луиза Лиар?..»
Отбросив бесплодные мысли, Иоганн весь отдался работе. Флот гёзов задержался в Антверпене, и лихие моряки помогали общему делу. Громкая, задорная песня, покрывала смех и шутки разгоряченной толпы. Голос Иоганна был сегодня особенно звонок и чист:
— Тебе бы в капелле короля Филиппа служить, — поддразнил его сосед-каменщик, — а не крепости его разрушать. Ведь наградил же Господь таким луженым горлом!
— И пыль его не берет, — отозвался седой горожанин, плотнее натягивая на лоб побелевшую от извести шляпу.
Иоганн заливался:
— Ой, Клодина, я замечаю, и у тебя «сердце рвется прямо ввысь», — поддразнил дочь башмачник и ухмыльнулся, вытирая с добродушного лица пот.
— Что вы это только выдумываете, батюшка! — опустила сияющие глаза Клодина.
«А они уже успели-таки познакомиться с этим гёзом, — размышлял башмачник. — Я замечаю, он ходит вокруг нашего дома, как добрый птицелов за перепелкой. Того и гляди, моя перепелка упорхнет за ним».
Клодина выронила от смущения камень, который силилась перенести, и тот с грохотом покатился под ноги Иоганну.
— Ай-ай, красавица! — с хохотом отскочил в сторону Иоганн. — Как же я тебя к венцу поведу, если ты отдавишь мне ноги?
Клодина покраснела до слез и, закрыв лицо передником, убежала за угол крепости. Иоганн догнал ее и схватил за руку:
— Клодина!
Она уткнулась кудрявой головой в стену.
— Клодина, я обидел тебя? Прости!.. Ну, что же ты молчишь? Красавица моя, не отворачивайся! Я люблю тебя. Я в самом деле хочу жениться на тебе.
Карий с золотистым отливом глаз Клодины, еще залитый слезами смущения, взглянул из-под локтя на Иоганна.
— Ну же! Ну! Клодина, скажи хоть слово. Да?.. Согласна?.. Ну?..
Ее загоревшее, запыленное лицо в сетке растрепавшихся рыжеватых волос показалось ему розовым цветком на фоне мрачных камней.
— Да не смотри же на меня так сердито, Клодина!..
Девушка слегка толкнула его в грудь и ласково буркнула:
— У-у!.. Разноглазый!..
Иоганн оторвал ее от стены, смеясь от счастья.
— Значит, да?.. Да, моя радость?.. Да?..
— Пусти! Увидят — будут дразнить…
— Клодина!
— Глупый..
— Э-эй, дочка, где ты там? — долетел до них голос башмачника. — Иди сюда! Нашли статую проклятого зверя Альбы!
— Альбы?..
Иоганн схватил Клодину под руку, и они побежали назад.
Статуя Альбы?.. Иоганн вспомнил ледяную крепость и Рустама, украшавшего мантию ледяного герцога. Рустам отпросился и куда-то ушел, не сказав другу ни слова. Где он сейчас? Почему не празднует вместе со всеми победу?
Гигантская тень основателя цитадели тяжело легла на развалины. Бронзовая фигура бывшего наместника, пролежавшая, по приказу еще Рекезенса, несколько лет в подвале крепости и покрывшаяся местами изумрудной зеленью, в последний раз поднялась над Антверпеном. Оглядев мрачным взглядом толпу нидерландцев, она рухнула под откос.
Яростные крики покрыли гул падения. Люди бросились за ней с молотами, топорами, ломами. Тысячи рук наносили ей удары. Тысячи ртов плевали в лицо «Железного Альбы». Потом ее потащили с хохотом и бранью по улицам. Вокруг толпы, тащившей статую, прыгали мальчишки, зараженные общей ненавистью, они улюлюкали, свистели и визжали как обезумевшие.
— Перелить ее снова в пушки! — предложил кто-то.
— Перелить ее, как и была, в пушки гёзов! — подхватили крутом. — Перелить ее в пушки для войск Оранского!
— Да здравствует Оранский!
— Да здравствуют гёзы!
— Да здравствуют свободные Нидерланды!
Антверпен ликовал.
Месть
Рустам спешил в Намюр, в крепость, где засел принц дон Хуан Австрийский.
«Времена меняются… — думал мавр. — Были дни, когда кровавая собака Альба въезжал в Нидерланды гордым победителем. Копыта его коня топтали лежащий во прахе народ. А покинул страну гордый испанец тайком, чтобы народ не разорвал его в клочья… Другой, Рекезенс, бесславно правил, бесславно умер и давно забыт. А этот императорский сынок, имя которого проклятием впилось в сердце каждого мусульманина, ищет себе защиты, воруя у нидерландцев крепости».
Осенний ветер кружил по дорогам желтеющие листья. Пахло увядающими цветами, зрелой лозой. В виноградниках люди кончали уборку тяжелых душистых гроздьев. В синей вышине пролетали с курлыканьем стаи журавлей. Рустам провожал их долгим, пристальным взглядом. Они летели в сторону юга, к берегам Африки, где жили родственные ему племена.
Рустам шел в Намюр, чтобы убить Хуана Австрийского — победителя восставших мавров Гренады. Убить того, кто, прикинувшись миротворцем, плел сети против Нидерландов, против Оранского, кто вновь призвал испанские войска в долину Мааса и разбил армию Провинций при Жанлу [70].
Рустам никому не сказал о задуманном, даже Иоганну. Он хотел один выполнить свою месть. Только Генриху ван Гаалю, пожалуй, открыл бы он тайну. Но Генрих остался лежать на полях Герминьи… Рустам с жгучей тоской вспоминал друга.
Но тоску, как волной, смывала ненависть. Он думал о доне Хуане. Он помнил его со времен Алькалы. Этот человек казался ему золотым истуканом, залитым кровью своих жертв. Что перед ним прямой враг Альба, еле унесший старые кости, седой, высохший, точно осенний лист? Нет, принц Австрийский сверкает молодостью, прославлен красотой, гордится «рыцарской честью»… Лукавый золотой идол!.. Рустам сжимал спрятанный за поясом кинжал. Как огнем растравлял он ненависть, вспоминая облик королевского брата. Он видел его когда-то не раз на аллеях коллегии Сан-Ильдефонсо, стройного, молодого, нарядного, с открытым насмешливым взглядом и золотистой кудрявой головой.
Рустам пронзит его лживое, жестокое сердце. Он отучит короля Филиппа посылать против новых братьев Рустама наместников-палачей.
Недалеко от Намюра ему сказали, что дон Хуан находится в своем лагере в Бухе, в одной миле от города.
— Правитель болен… — говорили крестьяне. — Он не встает с постели.
«Мои братья, — думал Рустам, — тоже лежали без сил у его ног. Но он поднимал меч на лежащих. В сердце мавра не может быть жалости».
Он пришел в Намюр в первых числах октября, когда осень украсила багрянцем сады и леса, когда воды Мааса и Сомбры стали глубоки и холодны. Перейдя мост и миновав город с крепостью, он попал на дорогу, ведущую в лагерь. Там его неожиданно задержала огромная толпа. Нельзя было пробраться сквозь плотный строй охранявших путь солдат. Стража была в трауре. Черные шарфы украшали кирасы, черные перья спускались со шлемов.
Рустам остановился. Сердце его сжалось предчувствием: он опоздал. Убийца гренадских мавров, сын императора и брат короля, четвертый нидерландский наместник умер. Рустам зашатался.
Какая-то женщина участливо спросила его:
— Уж не слуга ли ты покойного, что так убиваешься?
