Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 2 - Дюма Александр (книги бесплатно без регистрации полные .txt) 📗
Бальзамо обернулся. Глаза старика горели на совершенно неподвижном лице; можно было подумать, что живы одни глаза.
– Да, да, – отвечал Бальзамо. – Да, можешь быть спокоен, у тебя будет то, о чем ты просишь.
Отпустив пружину, он вернул подъемное окно на прежнее место: оно сейчас же слилось с потолком, представляя собой часть орнамента.
Затем он поспешил в комнату Лоренцы, но, едва войдя туда, услышал звонок Фрица.
– Герцог де Ришелье, – пробормотал Бальзамо. – Ну ничего, герцог и пэр может и подождать!
Глава 2.
ПРИВОРОТНОЕ ЗЕЛЬЕ ГЕРЦОГА ДЕ РИШЕЛЬЕ
В половине пятого герцог де Ришелье покинул особняк на улице Сен-Клод.
В свое время читатель узнает, зачем он приходил к Бальзамо.
Барон де Таверне ужинал у дочери. Ее высочество в этот день предоставила Андре полную свободу, чтобы она могла принять у себя отца.
Герцог де Ришелье вошел в тот момент, когда подавали десерт. Он по-прежнему приносил в семью Таверне только добрые вести: он сообщил своему другу, что утром король во всеуслышание объявил, что хочет дать Филиппу не роту, а полк.
Таверне проявил бурную радость, Андре горячо поблагодарила маршала.
Беседа потекла так, как ей и следовало после того, что произошло. Ришелье продолжал рассказывать о короле, Андре без умолку говорила о брате, а Таверне – о достоинствах Андре.
В разговоре девушка упомянула о том, что она до самого утра свободна от службы у ее высочества, что ее высочество принимает в этот день двух немецких принцев, приходящихся ей родней; желая почувствовать себя хоть на несколько часов свободной и вспомнить те времена, когда она жила при дворе в Вене, Мария-Антуанетта не захотела видеть французских слуг и даже удалила фрейлину. Это так потрясло герцогиню де Ноай, что она побежала жаловаться королю, Барону де Таверне очень нравилась, как он говорил, свобода Андре, с какой она рассказывала о вещах, от которых непосредственно зависели состояние и слава семьи Таверне. Услышав это, Ришелье сказал, что готов удалиться, чтобы не мешать отцу пооткровенничать с дочерью. Мадмуазель де Таверне запротестовала, и Ришелье остался.
Ришелье живописал плачевное состояние, в котором оказалась французская знать, вынужденная сносить постыдное иго случайных фаворитов, подпольных владычиц, вместо того, чтобы иметь дело с такими фаворитками, как в былые времена; ведь тогда это были дамы почти столь же знатного происхождения, что и их августейшие любовники; дамы покоряли принцев крови своей красотой и любовью, а подданных – благородным происхождением, умом и верностью интересам страны.
Слова Ришелье совпали с тем, о чем вот уже несколько дней говорил Андре барон де Таверне, и это ее удивило.
Ришелье перешел к изложению своей теории добродетели, теории возвышенной, языческой и, вместе с тем, истинно французской; мадмуазель де Таверне была вынуждена признать, что она ни в коей мере не добродетельна. Настоящей добродетелью, как понимал ее маршал, обладали г-жа де Шатору, мадмуазель де ла Вольер и мадмуазель де Фосез.
От слова к слову, от доказательства к доказательству, мысль Ришелье становилась настолько прозрачной, что Андре вообще перестала ее понимать.
Беседа продолжалась в том же духе часов до семи вечера.
Когда часы пробили семь, герцог поднялся: ему было пора, по его словам, отправляться ко двору в Версаль.
Пройдясь по комнате в поисках шляпы, он наткнулся на Николь: она всегда старалась найти себе какое-нибудь дело поблизости от того места, где находился герцог де Ришелье.
– Малышка! – воскликнул он, потрепав ее по плечу. – Проводи-ка меня! Отнесешь цветы, которые герцогиня де Ноай приказала нарвать с клумбы и которые она посылает со мной графине д'Эгмон.
Николь поклонилась, как пастушка из комической оперы Руссо.
Маршал попрощался с бароном и его дочерью, обменялся с Таверне многозначительным взглядом, молодцевато раскланялся с Андре и вышел.
Мы просим позволения у читателя оставить барона и Андре: пусть они обсуждают новую милость, оказанную Филиппу, а мы последуем за маршалом. Мы узнаем, зачем он ездил на улицу Сен-Клод, куда прибыл, как мы помним, в страшную минуту.
Кстати, принципы морали, которыми руководствовался барон, были, пожалуй, еще жестче, чем у маршала; они могли бы оскорбить слух человека, обладающего и не такой нежной душой, как у Андре, и, следовательно, способного понять больше, нежели наивная девушка.
Итак, Ришелье спустился по лестнице, опираясь на плечо Николь, и, как только они оказались у клумбы, остановился и заглянул ей в лицо со словами:
– Ах, вот как, малышка? – сказал он. – Так у нас теперь есть любовник?
– У меня, господин маршал?! – воскликнула Николь, сильно покраснев и отступив на шаг.
– Может, ты не Николь Леге, а?
– Точно так, господин маршал.
– Так вот, у Николь Леге есть любовник.
– Скажете тоже!
– Да, черт побери! Этот бездельник недурно сложен, она его принимала на улице Кок-Эрон, а потом он последовал за ней в окрестности Версаля.
– Клянусь вам, ваша светлость…
– Он, кажется, гвардеец, а зовут его… Хочешь, малышка, я тебе скажу, как зовут любовника мадмуазель Николь Леге?
У Николь оставалась единственная надежда, что маршал не знает имя этого счастливейшего из смертных.
– Ну что же, господин маршал, договаривайте, раз уж начали.
– Его зовут господин де Босир, и, по правде говоря, он оправдывает свое имя.
Николь прижала руки к груди, попытавшись сделать вид, что она пристыжена, но это не произвело на маршала никакого впечатления.
– Кажется, мы назначаем в Трианоне свидания, – продолжал он. – Дьявольщина!
В королевской резиденции – это не шутки! Да за такие проделки недолго и места лишиться, прелестное дитя, а господин де Сартин отправляет всех уволенных из королевских замков девушек прямо в Сальпетриер.
Николь почувствовала некоторое беспокойство.
– Ваша светлость! – заговорила она. – Клянусь, что если господин де Босир и похваляется тем, что он – мой любовник, то он просто фат и мерзавец, потому что на самом деле я ни в чем не виновата.
– Я не отрицаю того, что он фат и мерзавец, – отвечал Ришелье, – но ведь ты назначала свидания? Да или нет?
– Ваша светлость! Свидание – еще не улика.
– Назначала ты свидания или не назначала? Отвечай!
– Ваша светлость…
– Назначала… Прекрасно! Я тебя не осуждаю, милое дитя. Я люблю юных прелестниц, которые не прячут своей красоты, я и сам в молодости умел ценить красоту. Однако, будучи твоим другом и покровителем, я хочу тебя предупредить.
– Так меня видели?.. – спросила Николь.
– Очевидно, да, раз я об этом знаю.
– Ваша светлость, никто меня не видел, – решительно заявила Николь, – потому что это просто невозможно.
– Я ничего не знаю наверное, но такие слухи ходят, и это бросает тень на твою хозяйку. А ты понимаешь, что я более близкий друг семейству Таверне, нежели семье Леге, и мой долг – шепнуть барону два слова о том, что происходит.
– Ах, ваша светлость! – вскричала Николь, напуганная разговором, принимавшим такой оборот. – Вы меня погубите. Ведь даже если я и невиновна, меня прогонят по одному подозрению!
– Что же делать, деточка? Значит, тебя прогонят. Уж не знаю, какой злодей мог найти в этих свиданиях что-то дурное, но, как бы невинны они ни были, о них уже доложили герцогине де Ноай.
– Герцогине де Ноай! Боже милостивый!
– Да, ты сама видишь, что дело не терпит отлагательств.
Николь в отчаянии всплеснула руками.
– Это неприятно, я понимаю, – продолжал Ришелье. – Что же ты собираешься делать?
– А вы? Ведь вы только что называли себя моим покровителем, и вы это доказали… Неужели вы не можете меня защитить? – спросила Николь с лукавством, присущим скорее опытной женщине.
– Конечно, могу, черт побери.
– И что же, ваша светлость?..
– Могу, но не хочу!
– Как, господин герцог?
