Восстание на Боспоре - Полупуднев Виталий Максимович (бесплатные книги полный формат .TXT) 📗
Разбойники уже ворвались в дом и таскали оттуда ковры, мебель, дорогие вазы, посуду, одежду. Вот и наряды самой Гликерии, ее хитоны, гиматии и накидки. Все это сваливалось в одну кучу к ногам страшного предводителя.
Из подвалов тащили мед и вина в амфорах и пузатых пифосах, копченые окорока, бочонки с солониной, кувшины с дорогими рыбными маринадами, мешки с мукой и зерном, крупу в глиняных сосудах и многое другое, что любил держать под замком хозяйственный и запасливый Саклей. Скоро образовалась большая куча разного добра. Ее окружили люди с копьями, а также сотни тех крестьян с детьми и женами, с которыми Гликерия хотела поближе познакомиться час назад. Все с любопытством и жадностью смотрели на сказочные богатства, желая хоть что-нибудь урвать на свою долю. Но Пастух был не такой человек, который позволил бы взять хоть одну нитку без его ведома. Как древний вождь гомеровских лестригонов, стоял он над всеми богатствами, спокойный и строгий, не смотря ни на кого. Он даже не взглянул на связанного управителя, хотя тот дрожал всем телом и скулил тонким голоском, видимо не сознавая, что это бесполезно.
Наконец предводитель поднял руку. Все вокруг замерло в мертвом молчании.
– Слушай, слушай, госпожа, смотри, – зашептала Евтаксия, – сейчас они твои наряды делить будут! Ох, горе мне! Да неужели крестьянки наденут твои хитоны?
– Помолчи.
Пастух обвел всех пристальным взглядом и показал рукой на груду богатой рухляди.
– Сатавки! – начал он голосом гудящим и звучным, от которого страх проник в сердце дочери храброго Пасиона. – Вот перед вами все то, отчего мы стали несчастны! Дорогие одежды с каменьями и золотом! Один такой плащ стоит дороже, чем вся ваша деревня. Чтобы Саклею приобрести такой плащ у заморских купцов, надо отдать урожай ваших полей за несколько лет.
Все ахнули в изумлении. Никто не предполагал, что эти вещи так дороги.
– А эти вазы и посуда, из которой ели хозяева, – еще дороже. Нужно всех вас продать в рабство, дочерей ваших отдать на позор, сынов отправить в цепях за море и сделать вечными гребцами на кораблях – всего лишь за одну такую вазу!..
– Ох! – не удержалась толпа.
– Вот для всей этой роскоши и не жалеют царь и его богатые друзья наших спин, морят нас голодом, убивают нас! Только для того, чтобы есть на золоте и одеваться в заморский виссон и пурпур! Где ваши труды? Вот они, перед вами! Они, эти сокровища, – горе и несчастье наше. Ибо счастливы были предки наши, когда не знали ни хозяев-эллинов, ни их роскоши, когда ели молоко от стад своих, а одевались в шкуры овец! Спали у костров и сеяли лишь столько, сколько потребно было для самих себя!..
– Истинно! – подхватила толпа.
– А в амфорах – вина заморские, тоже дорогие. За каждую такую вот амфору вина нужно отдать заморским купцам столько же крови народной!..
– Ах! – не удержалась какая-то женщина. – Да что же они, пьют ее, кровь-то нашу?..
На нее зашикали. Пастух продолжал:
– А вот этот хлеб и все съестные припасы не привозные, они ваши, ибо созданы руками вашими или руками рабов несчастных. Эй, воины, вернуть народу то, что принадлежит ему! Разделить справедливо!
Воины уже не в первый раз выполняли волю своего вожака. Они расторопно начали раздавать муку, зерно и крупы, насыпая их в полы и подолы крестьянские. Солонину раздавали кусками, окорока рубили мечами, маринады выливали в подставленные горшки, а посуду из-под них бросали в общую кучу. Крестьяне тут же ели хлеб, жевали мясо, макали куски в невиданные подливки. Показывали пальцами на вина, но до них еще не дошло.
Когда закончилась раздача съестного, Пастух указал рукой на амфоры.
– Это, – сказал он, – то самое, что делает человека безумным. Начав пить, человек уже не может овладеть собою. Он готов за вино продать тело и душу. Господа же за вино продают нас. Дабы такого не было впредь – вылить проклятые напитки на землю, пусть земля пьет их!..
Все ахнули, когда начали разлетаться в куски дорогие сосуды и густые старые вина вишневыми потоками потекли по двору. Аромат виноградного сока донесся до прятавшихся девушек. Одна из них вздохнула, глотая слюну, но не посмела ничего сказать. Другая нахмурила тонкие брови и произнесла с презрением:
– Варвары!
Некоторые поселяне падали на колени и пили вино прямо с земли, глотая одновременно и мусор, что попал в него. Но Пастух продолжал неумолимо:
– А теперь соберите все эти дорогие тряпки и блестящие безделушки, которые не нужны простому человеку, подкиньте дров, соломы и запалите!
Когда костер был готов, оборванные пахари и их жены как зачарованные смотрели на дорогие вышивки, меховые накидки и узорчатые туфли, уже охваченные пламенем.
– О великие боги!.. Вот мне бы!.. Я же не имею во что одеться!.. О Пастух!..
Вожак поднял тяжелый взгляд на молодую женщину и сказал:
– Возьми и надень. Только не пройдет и трех дней, как вернутся хозяева и снимут это платье с тебя вместе с кожей и мясом. Бери!
Женщина в ужасе отшатнулась. Гликерия кусала губы при виде страшного костра и не удержалась, чтобы не заметить:
– В этом он прав. Он может лишь сжечь, уничтожить! Воспользоваться богатством простой народ не может! Вот почему чернь и рабы, когда восстают, лишь разрушают!.. Какой ужас!..
– Какой ужас! – как эхо повторила Евтаксия, с непередаваемым чувством сожаления смотря, как горят наряды, о которых она могла лишь мечтать.
– А сейчас, – обратился Пастух к народу, – возвращайтесь в свои хижины и ждите того дня, когда начнется общая месть народа! И когда наступит час – берите дубины и идите дружно на Пантикапей! Ибо город этот должен быть превращен вот в такой костер, и это будет скоро! Царь Палак грядет с войсками, он поможет нам!
– Ох! – схватилась за сердце Гликерия, – да это сам демон зла!
– Зажигай! – закричал кто-то. – Зажигай дом и всю усадьбу!
– Пора уходить, – со страхом сказала раба. – Слышишь, госпожа, дом поджигают, не минуют и давильни. Уже вечер, мы сможем спрятаться в кустах.
Они покинули свое убежище и схоронились в зарослях вишни, ожидая темноты, чтобы покинуть сад и постараться выйти на дорогу в Пантикапей или в имение на Железном холме. Послышались гудящий бас Пастуха и шорох мягкой обуви по песку садовой дорожки.
– Итак, послезавтра тебя ждут в Пантикапее, – говорил кто-то, – будет большой совет. Надо решать!.. Сбор, как всегда, на месте молений фиаса единого бога. Точнее – на кладбище…
– Надо за оружие браться. Народ ждет сигнала! – прогудел Пастух. – Сейчас самое время начинать! Мы сразу поднимем все деревни и запалим Пантикапей! Никто не уйдет живым! А тут и Палак подоспеет со своими ратями!..
4
Вернувшись в свой городской дом после бессонной ночи, Саклей принял ванну. Верный Аорс долго массировал его тщедушное тело, втирая бальзамические масла. Войдя в трапезную, старик намеревался выпить вина, немного закусить, и уснуть часок. Он догадывался, что среди рабов есть группа подстрекателей, и рассчитывал сегодня собрать всех своих тайных подручных и учинить великий сыск по городу. Для этого надо было набраться сил и бодрости.
В ожидании завтрака он с удовольствием рассматривал новую вазу, что привезли ему из Синопы одновременно с требованием Митридата увеличить доставку хлеба после сбора нового урожая. Это было подобие большого алабастра с очень тонким рисунком. С одной стороны были изображены две фигуры: Зевс, сидя на облаке, подает рог изобилия нимфе Амалфее, своей кормилице. Амалфея с выражением страха и восхищения протянула руки к всесильному богу. На обороте розовотелый Персей бесстрашно поражал чернолицую Медузу с волосами в виде клубка змей.
Саклей любил такие совершенные в своем изяществе вещи, собирал их, не жалея денег. И сейчас на миг забыл о черных тучах, нависших над Боспором. Рассеянно принял от Аорса ритон, наполненный душистым вином. Отхлебнув, улыбнулся, поставил подарок понтийского царя посредине стола, на бесценную скатерть из блестящей материи, секрет выделки которой хранится у желтолицых людей на краю света.
