Словарь Ламприера - Норфолк Лоуренс (бесплатные версии книг TXT) 📗
Они шли, слепой мужчина и мальчик на веревке, направляясь к мистеру Раджу. Глаза всех людей на улице следили за ними. Он чувствовал это.
— Фарина! — раздался крик в толпе, и сэр Джон замер. Это была приманка, наживка, и если он клюнет на нее, если отзовется резким: «Кто это сказал, подойди!» и никто не подойдет (а это уж точно), он внезапно окажется в нелепом положении — толстый слепец, ведомый мальчиком, рычащий на недоумевающих прохожих. Самообладание, великое самообладание удержало его, и он молча продолжал идти, изредка подтягивая к себе на веревке своего поводыря. Фарина был его врагом; он также был известен под прозвищами: второй Уилкс, Освободитель, Щит народа. По мнению сэра Джона, он был просто негодяй. Он не должен отвечать на провокацию, не должен превращаться в толстого слепца. В свое время он стащит этого Фарину с его ящика из-под апельсинов. Однако голос прозвучал где-то за его спиной, и это доставило ему удовольствие. Среди негодяев и возмутителей спокойствия бытовало тихое подозрение, что сэр Джон только притворяется слепым. Это суеверное подозрение превращало его в некое всевидящее око, которое внушало страх. Сэр Джон не стремился лишить их этого заблуждения. Фарина был в городе, где-то здесь, высовываясь из, толпы то тут, то там, угрожая тем, чем он обычно угрожал. Достойный противник, но блюдо, которое он готовил, было на вкус сэра Джона чересчур сложным, переперченным. Оно было замешано на политике. Оно и вполовину не было столь аппетитным, как убийство. Кроме того, Фарина имел свойство вызывать у народа любовь, а это наводило сэра Джона на мысли о Генри.
Генри, его сводный брат, также некогда возглавлял полицейский магистрат на Боу-стрит и был всеобщим любимцем. Сэр Джон пользовался уважением повсеместно. Во многих кварталах у него были по-настоящему преданные люди, но его почему-то не любили. Почему? По правде говоря, Генри вовсе не был хорошим главой магистрата — стоит вспомнить о казни Пьюлза согласно закону о мятежах. Боже мой, какая ужасная ошибка! — но поди ж ты! его все любили. Тень идеального Генри падала на сэра Джона как обременительный образец, с которым его постоянно сверяли. Он все время оставался младшим братцем Джоном, умелым работником, прирожденным исполнителем. Он мог бы негодовать по этому поводу, но был ли в этом смысл? В критические минуты он хватался за брата Генри как за талисман; в той или иной ситуации он всегда мог, подобно проигрывающему дело адвокату, спросить себя: а что бы сделал Генри? Что бы Генри сделал?
Мальчишка наконец угомонился, его шаги почти приноровились к тяжелой поступи сэра Джона. Они были у самого дома Раджа, и сэр Джон стал гадать, какую тайну приготовил для него в это утро патологоанатом.
— Пришли, сэр, — сказал мальчик.
— Молодец. — Сэр Джон поднялся по ступеням и вошел в дом. Его ноздри задрожали, втягивая запах химикалий.
— Доброе утро, сэр Джон! — Это Пирс, помощник Раджа, гений в области всякой черной работы. — Мистер Радж в лабораториуме, сэр Джон.
В лабораториуме?
— Благодарю вас, Пирс. — Сэр Джон оставил мальчика дожидаться, а сам спустился в морг.
Он любил встречаться с Раджем. Радж обладал методичностью, его разум работал методом исключения. В другом человеке этот способ мышления можно было бы назвать дедукцией, но Радж был дотошным практиком. Все, что бы ни высказал Радж, оказывалось верным. Поистине сверхъестественная способность, хотя надо признать, что по мере отклонения от суждений о трупах Радж терял полет мысли. Он был холостяком.
— Сэр Джон! Доброе, доброе утро.
В морге было холодно и тихо; вот приют, где все метания смертных находят покой, подумал сэр Джон.
— Мистер Радж.
На столе был труп, он чувствовал его запах, перебиваемый запахом карболки. Он позволил подвести себя к столу.
— Убийство, — сказал мистер Радж. — Удивительный случай, пожалуй, самый удивительный из всех, с которыми мне приходилось сталкиваться, сэр Джон.
Удивительный. В ограниченном лексиконе Раджа это могло означать жестокий, ужасный, омерзительный, грязный, необычный, сверхъестественный — любое из этих определений или все сразу. Но, однако, самый удивительный. Начиналась их игра.
— Ее принесли сегодня ночью, уже под утро. Сэр Джон осторожно положил руку на труп.
— Я еще не вскрывал ее, — продолжал Радж. Тело было холодным, холоднее воздуха в комнате.
— Ее нашли на улице, — определил сэр Джон.
— Верно.
Первое очко за сэром Джоном. Он начал со ступней, потом перешел к лодыжкам, на них имелись вздутия. Их чем-то пережали, хотя кожа осталась не повреждена. Вероятно, веревками. Ноги были толстые, крупная женщина. Сэр Джон помедлил около левого бедра, которое свободно ходило от прикосновения.
— Сломано? — спросил он.
— Вышло из сустава, — ответил Радж. — Никогда прежде такого не видел.
Сэр Джон добрался до живота и нащупал рваные края огромной раны. Однако Радж еще не вскрывал ее, к тому же такую рану невозможно нанести никаким ножом. Ткани были разорваны, зияющая прореха. Он обдумывал условия задачи, затем догадался. Живот разорвало изнутри, а значит, дело происходило с применением огня, большого количества жара. Сэр Джон быстро провел руками по коже. Она была гладкой, не обожженной. Несколько ребер было сломано. Выпуклости чего-то твердого и холодного были словно вклеены в бока, кожа вокруг сморщилась. Опять-таки жар. Выпуклости были из какого-то металла, и сэр Джон подумал о какой-то диковинной драгоценности, о каком-то вызывающем украшении публичной женщины. Но Радж, конечно, убрал бы все такое. Его мозг напряженно искал ответ. Жар, металл… Нет, это было бы слишком ужасно. Не то чтобы у него были слабые нервы, но это было бы слишком необычно, слишком удивительно. Он продолжал изучать тело.
Правила игры в диагноз допускали некоторые вольности. Так, однажды, довольно давно, Радж представил ему сердце, просто сердце, найденное у Поплара и врученное ему под болтовню о ритуальных убийствах, языческих обрядах и осквернениях могил. Сэр Джон все время чувствовал какой-то подвох, с недоумением крутя в руках липкий орган, чем доставил большое удовольствие Раджу, который позднее сказал ему, что сердце действительно принадлежало жертве ритуального убийства, а именно свинье. Со своей стороны, и сэр Джон однажды, придя в морг, после нескольких секунд ощупывания неестественно вспухшей талии молодой женщины решительно объявил, что она была заморена голодом и жаждой, вызванными тем, что ее привязали за талию к дверной ручке, так что она не могла ни сесть, ни лечь, в каковом положении и провела от трех до четырех дней. Более того, он сказал, что ее обнаружили в овраге, вероятно в окрестностях Чик-лейн или где-то неподалеку, и что смерть наступила в действительности несколько недель назад. Он скрыл от Раджа, что как раз в то самое утро некий мистер Рукер, торговец чаем, донес ему на работодателей этой женщины, ее убийц. Радж был потрясен и даже что-то заподозрил. Это было замечательное состязание, хотя вспоминать о нем сэру Джону было неприятно.
Его руки лежали на плечах женщины. Оба плеча были вывернуты. Ее конвульсии, должно быть, были ужасны. Так, лицо. Одного глаза не было. Сэр Джон провел по ее лицу кончиками пальцев и ощутил, что оно все усеяно твердыми металлическими узелками, словно гладкими шляпками гвоздей.
— Выражение лица искаженное? — спросил он.
— Сильно искаженное, — подтвердил мистер Радж.
Его первоначальное предположение оправдывалось, и все же он вздрогнул, когда пальцы коснулись ее рта. Радж, должно быть, сейчас ухмыляется про себя. Рот был забит, заполнен тем же холодным металлом, который выступал вперед, словно пень, укорененный где-то у нее в глотке. Сэр Джон убрал руки. Теперь он знал достаточно. Радж дал ему полотенце.
— Вы были правы, — сказал сэр Джон, вытирая пальцы. — Самый удивительный случай. Ее убили ужасным способом. — Он передал полотенце обратно. — Ее рот держали открытым. Если вы вытащите этот металл у нее изо рта, то конечно же обнаружите, как это было сделано. Ей залили в рот расплавленный металл, причем большое количество и со значительной высоты. У нее на лице брызги. — Он показал жестом в ее сторону. — От жара у нее вскипели внутренности, из-за чего взорвался живот. Более того, металл прожег ее органы и кожу изнутри. У нее следы этого на боках. Все раны тут же запеклись от жара, поэтому нет следов крови, все верно?
