Происхождение боли (СИ) - Февралева Ольга Валерьевна (книги без регистрации полные версии TXT) 📗
«Все вы одинаковые, — подумал Эжен, — Подонок на подонке…». Он чувствовал, что монологи Люпена кишит накладками, что его самоуверенность — дута, а планы малореализуемы; что видит лишь очередного трендебона. Скорее свинья бережно достанет из грязи жемчужину, очистит и понесёт хвастаться подругам, чем такой поверит, что кому-то может быть не надо ни денег, ни покоя.
— Мы с вами кроим шкуру недобытого зверя. Поймайте Вотрна, а там посмотрим.
— Надеюсь, получив от него весточку, вы покажете её нам?
— Ещё чего! У вас прорва людей. Пусть работают.
Эжен завлекающее ухмыльнулся. «Вот бестия! — подумал Люпен, — Если Коллен сам направил его на курс криминалистики, это был лучший ход в его собачьей жизни».
— … Господин де Растиньяк, вы действительно объясняете интерес Вотрена к вам исключительно корыстью?… Будь оно так, разве это не оскорбляло вас до глубины души? Вам чуть всю жизнь не разбили. Где же гнев? Где ненависть? М?
— Моя жизнь и без того похожа на бутылку, выкинутую с пятого этажа прошлой зимой… А Вотрен… Несмотря на всю браваду, он жалкий сирота, только наоборот.
— Как это?
— Безсыновщина. А тут мы: я и бедная Викторина. Ему, наверное, захотелось почувствовать себя нашим отцом. Пусть хоть — как это называется? — посажённым.
— Господи! Я сейчас разрыдаюсь! Продолжайте в том же духе, и у вас, как в комедии, получится, что Жак Коллен приходится настоящим родителем и мадемуазели Тайфер, и ((«Вам» — хотел сказать Люпен, после чего Эжен обязан был бы пригласить его к барьеру))… всему вашему пансиону! Уффф! Ну, нельзя же так…
— Я докажу. Возможно, кто-то из ваших информаторов упомянул, что я заботился об одном пожилом господине.
— Господине Горио. И что?
— Пока я не обращал особого внимания на господина Горио, Вотрен не обращал особого внимания на меня, но стоило мне полюбить этого… человека, как ваш Жак Коллен начал ко мне цепляться. Сначала он будто хотел меня разозлить, потом стал откровенничать и предлагать услуги… Если рассудить психологически, то произошло следующее: увидев меня в роли сына — чужого сына, увидев радость на лице господина Горио, которому я имел честь доставлять её по мере сил, Вотрен ощутил зависть, ревность, выразившуюся в агрессии на мой адрес, вскоре сменившейся несколько экзальтированной и сентиментальной заботой. Ситуация, возможно, путаная, но — не криминогенная… Ещё один косвенный, гипотетический аргумент: чрезмерная болтливость опытного конспиратора. Почему он выложил мне сразу всю подноготную? Потому что имел целью произвести фурор. При подобных случаях в масле может не быть никакой каши, и цена этаким признаниям — как похвальбе школьника, утверждающего, что он пират.
— Жак Коллен — не школьник! — Люпен хватил ладонью по столу, — Хватит его выгораживать!
За спиной у Эжена затворилась дверь и знакомый голос непочтительно спросил:
— Что за шум, Би-би? Ба, барон де Растиньяк! Здравствуйте, ваша милость, — к столу следователя подошёл Франсуа Видок, бывший руководитель спецкурса по криминалистике для студнтов-правоведов, большую часть жизни познававший уголовный мир по ту сторону баррикад, то есть изнутри.
— Здравствуйте, мэтр, — сказал ему Эжен, — Смотрите, какое досье на меня собрал ваш друг.
Два сыщика недоброжелательно переглянулись.
— Ладно, — выдавил Люпен, — можете идти. Наша новая встреча не за горами.
Эжен поклонился и вышел. Видок сел на его место, склонился над страницами папки.
— … Вот оно что, — пробормотал, — Вотрен… Это кое-что объясняет.
— Что именно? — привычным тоном спросил Люпен.
— Ну, зачем парню понадобилась наша выучка, и, главное, как он себя вёл… У меня постоянно было чувство, что он тут неспроста: что-то хочет узнать… или проверить…
— Я почти уверен, что Обмани-Смерть приманил его.
— Вздор! Он не из таких.
— Что же он искал на твоём семинаре?
— Защиты. Видел бы ты, как он выкладывался на боевой подготовке! Словно на войну собирался…
— Однако, втихомолку.
Видок закрыл папку и всё так же неприветливо уставился на коллегу:
— А что он должен был говорить? Кто знает, что там у них?… Он — душа непростая. Может, винил себя кругом: и Тайфер этот, и влюблённая девица, и сосед, живший-живший себе спокойно и вдруг оказавшийся бандитом.
— К тому же извращенцем, — злорадно прибавил Люпен.
Видок вскочил, чуть не опрокинув стул, и метровыми шагами ринулся за дверь.
Глава ХСIV. О смелости
Курсантов-криминалистов тогда набралось около дюжины. В первую неделю Видок не выпускал молодёжь из мертвецкой, показывая всевозможные телесные повреждения. На третий день почти половина отказалась от специализации, а суровый сыщик продолжал испытывать нервы оставшихся. Рассказывая, как отличить, например, ожог нанесенный жертве после смерти от прижизненного, он сперва загасил свою сигару о серую грудь зарезанной проститутки, потом раскурил вновь, взмахнул дымящимся кубинским рулетом и спросил, кто отважится предоставить свою плоть для сравнительного эксперимента. «Вы не имеете права!» — возмутился кто-то. «О неправоте моей хотите толковать — валите на курс для прокуроров!» — прорявкал Видок, готовый ещё хорошенько поругать учеников за трусость, да и замять это дело, но к нему подошёл Эжен и отогнул левый рукав, причём с таким видом, словно не находил в требовании куратора ничего необычного.
Забрезжило жестокое посрамление Видока. Он глянул в спокойное лицо студента, малодушно внушил себе, что перед ним всего лишь очередной сопляк, помешанный на героике и своей придурью заслуживший и не такого урока, отвёл глаза, ткнул сигарой в подставленную внешнюю сторону запястья; вместо стона или вскрика расслышал только быстрый, но тяжёлый вздох, который с тех пор часто повторялся ему в дремоте…
Стыд не давал Видоку покоя. В тот же день он нашёл Эжена, стоящего где-то одного и сказал, неуклюже подбоченясь:
— А ты молодец, гасконец! Копия римского Муция…
— Я аквитанец, — ответил Эжен, направив косой взгляд на подбородок наставника, — А что до Муция, то он хоть пожёгся для важного дела — не из любопытства.
— Зато у него толком и выбора не было. Не сунь он в огонь одну руку — его бы всего туда запихнули.
— Если в деталях, то он пожертвовал правой…
— Вот этого я не понимаю, — стал уводить Видок, — Впрочем, известно, что люди смелые бывают одновременно и находчивы, и туповаты.
— О чём вы?
— Я бы на его месте сжёг худшую руку — левую.
— Ну, так он же был Сцевола — левша.
((Самого Эжена было трудно оценить по руке: бил он правой, но расписывался левой)).
— Так это его уже потом так прозвали.
— Уверены? А я думаю, он потому и расстался с правой рукой, что был левшой от рождения, — возразил Эжен и прибавил, — Смелые люди — отнюдь не болваны.
Глава ХСV. Разоблачение Вотрена
— Эй, аквитанец!
Эжен остановился у коридорного поворота, дождался Видока, и к выходу они медленно пошагали рядом.
— Главное счастье этой лавочки в том, что революция позволила самым умным ворам перевернуть свою жизнь — ценой ренегатста, да, и это было страшно. Однако нам никто не стал мстить. Наши места в бандах заняли другие, и они сразу поняли, что сыщик, сам когда-то убегавший, пойманный, судимый, заключённый, — лучше законопослушного карьериста, который ради очередного повышения по службе законопатит родного брата. А главная беда полиции: не хватает молодых. Мы сейчас как свора опытных гончих, ещё сильных, но вот-вот — и силы нас покинут. Уже сейчас иные следователи из своего кармана оплачивают помощь частных детективных контор, — говорил Видок, — … А ты ведь не стал и не станешь наживаться на том, чему я тебя учил?
— Вам я готов помочь бесплатно, — понял его Эжен, — если это не пойдёт против чести.
Видокова пауза ознаменовала деликатность вопроса.
— … Когда он впервые бежал с каторги,… это я его вывел… А познакомились мы, когда нам…
