Происхождение боли (СИ) - Февралева Ольга Валерьевна (книги без регистрации полные версии TXT) 📗

— Счастливец! — вырвалось у Эжена, — Стало быть, Вотрен лишь узнал о вас и наплёл мне?… А доказательства? У вас были секунданты?

— Нет, но Фредерик написал письма отцу и сестре. Первое он оставил где-то в доме, а второе дал мне для собственноручной передачи мисс Викторине.

— Она вас видела? Вы разговаривали?

— Да. Если вам нужен свидетель — это она, сестра благороднейшего из братьев.

Эжен болезненно вздохнул, пришпилив нижнюю губу клыком.

— Что с вами?

— Мои сёстры сами пожертвовали для меня… и родители… Если бы я мог обменять мою жизнь на их счастье!

— А во сколько вы оценили бы свою жизнь, если бы кто-то вдруг пожелал купить её? За какую сумму вы решились бы на смерть? — прошептал Эжену на ухо граф, искря глазами в полутьме. Тот презрительно качнул головой:

— Дохлый таракан мне дороже моей жизни, а что до моих родичей — и пятьсот миллиардов золотом не сделают их счастливей!

— Вдвойне странно. Здесь трудно говорить, а думать — подавно. Давайте как-нибудь посидим вдвоём и побеседуем. Назначьте время и место.

— На улице Арбалет есть забегаловка «Бистро». Приходите туда завтра к трём пополудни.

— Хорошо. До встречи, Эжен.

— До свидания, сэр.

Франкессини поклонился и отошёл. Эжен приложил к стеклу горящие ладони. Ему чудилась на завтра дуэль, и он несколько раз возразил себе: нет же, просто обед. История Фредерика Тайфера растрогала его до сердечной и горловой щеми. Зависти он не знал, а восхищаться умел и последние минуты у Феодоры провёл, прославляя мысленно подвиг молодого парижанина, воображая, что тот сохранил жизнь отцу не из жестокости, но из благочестивой жалости — дать возможность раскаяться, сделать что-нибудь хорошее, например, для дочери, или заняться благотворительностью (NB!) — в чём мы очень не прочь толстосуму помочь.

Рафаэль сидел возле хозяйки дома, поливая её кипятком страстных речей. Эжен подошёл проститься и был неохотно отпущен.

По дороге он нашёл, что едва ли обратится к Тайферу за деньгами, что трижды охотнее выстроит часовню в память о героическом дуэлянте, впрочем, думал, стоит ли зарекаться? Викторина… — вышла ли она замуж?… Какая скверная история…

Глава ХСI. Освобождение Анны

— Мама, очнись же! Бабушка болеет!

Анна села, распахнула глаза — и застонала от горя. Голос Ады прозвучал над самым её лицом, а она всё тут, в Преисподней! — в каменном амфитеатре на миллион мест, среди неподвижных людей в синих тогах, сама в синем. Встала — с усилием, словно отдираясь от чего-то клейкого, оглянулась: кто же это её держало? — и увидела саму себя, по-прежнему сидящую на лавке-уступе. Анна схватилась за подреберье: её затошнило от ужаса. Её двойник смотрел на круглю арену, посреди которой сияло подобие Неопалимой Купины, и у той, другой Анны в одном оке не было зрячего круга. Чуть отдышавшись, вставшая закрыла ладонью тот глаз, что, по-видимому, похитила другая, — и на секунду ослепла… Уронила руки, всхлипнула… Тут из пламенеющего куста засвистело оглушительным ветром: «Принят иск: Алексей Перовский против Ксаверия Кляземского». Синие духи разом смежили веки.

— Пойдём отсюда, — негромко молвил с соседней высокой ступеньки молодой человек в багровом кафтане галантного века и скромного покроя. Анна дала ему руку, и они стали взбираться вверх, к краю кратера, обходя совсем окаменевших призраков.

— Что это за место? Что тут происходит?

— Здесь играют в Страшный Суд — выслушивают, как кто-либо из живых желает другому смерти, рассматривают причины ненависти и приговаривают одного из двух.

— Кто эти люди? С какой стати им дано право судить себе подобных?

— Кому же ещё это делать?

— Богу, высшим ангелам. Да хоть демонам…

— Те бы и рады! только они ничего не понимают о людях, поэтому набирают себе как бы присяжных из всякого рода чудаков, ведущих себя не так, как остальные.

— По-моему, им наоборот следовало бы выбирать из большинства типичных…

— В Царстве Правды для каждого выбора нужно особое основание. Здесь не бывает ни случайностей, ни обобщений. Демонам не нужно среднечеловеческое суждение. Они используют умение людей предпочитать одно другому только в сочетании с неординарностью духовного ума.

— Ну, а ты — именно ты — здесь оказался тоже неслучайно?

— Надо полагать.

— Прости, я не спросила твоего имени…

— Я не собираюсь его называть.

— Ты уже третий из вскоре-уходящих являешься мне помочь…

— Это так нас тут именуют?

— А есть другое название? Кто вы такие?

— Сама ты ещё не догадалась?

— У меня немного другим заняты мысли…

— Посмотри, как я одет! Это цвет моего бытия. Я вампир.

— Так вы сущ…!!! И… много вас?…

— По крайней мере трое, — ответит он язвительным напоминанием.

— Нет. Больше. Я видела…

— Я подозревал.

— Тебе не нравится, что ты один из них?… В этом твоя особенность?… И всё же почему вы мне… как будто покровительствуете?

— Ответ тебе известен, только ты, наверное, боишься его осознать.

— О чём ты?!

— Я не умею разбирать чужие мысли, слышу только какой-то шум…

Когда они стояли уже на самом гребне, над их головами пролетело такое же чудище, какое било хвостом и крыльями по песку острова ведьм. А внизу Анна увидела берег, небольшой причал и лодку у него — и ахнула от радости.

— Мне — туда?

— Да.

— Пожалуйста, друг мой, скажи, как тебя зовут! Я буду за тебя молиться.

— Ты мне ничем не обязана, и ни твоих, ни чьих ещё молитв я не достоин. Прощай.

Взглянула внимательней в лицо вампира, чтоб запомнить, и побежала, не жалея ног, по склону. У воды чуть не выплюнула растрясенное сердце своего духа. Прыгнула в лодку, прокричала хрипло: «Здравствуй! Я с тобой! Поплыли поскорей!» — человеку в таких же старофасонных лохмотьях, что таскал Джек, только гораздо моложе… Лодочник встал, поднял парус, взял весло.

— Ты — женщина! — присмотревшись, обнаружила Анна.

— Пока и внешне — да, — ответила морячка сквозь зубы.

— А как тебя зовут?

— Лара.

Глава ХСII. Литературный успех Даниэля д'Артеза

Наконец-то вещь была закончена. Даниэль ((Он писал три дня подряд, почти без сна, прервавшись только когда вдруг кончилось всё: свечи, топливо (он так и сжёг один из трёх своих стульев), еда, бумага и чернила. Тут он нашёл на пороге пятьдесят франков и, не задумываясь об их происхождении, за час восстановил свои ресурсы, даже купил для друзей кус буженины, чтоб без обиды отпустили его за шкаф во время вчерашнего собрания)) первым делом бросился растирать замёрзшие и затёкшие ноги, вены которых словно набилась стеклянной крошкой. Несмотря на эту, а ещё спинную и желудочную боли, он был счастлив, как никогда. Он создал — выстрадал — настоящий шедевр, не только прожив историю детоубийцы и предав её бумаге, но и доведя её до законного катарсиса. Но и облагороженный гнев оставался гневом. Даниэль вздохнул всей грудью, обмакнул перо и крупно написала на титульном листе:

Во имя справедливости!..

Теперь — скорей в издательство ((Даниэль держал в записной книжке адреса всех книжных редакций и типографий)). Судьба привела его к Андошу Фино. Пришлось занять место в очереди. Благо в коридорчике нашёлся стул, на котором Даниэль почти мгновенно отключился, и разбудили его в самый удачный момент — издатель только что закончил свой обед и пребывал в редком благодушии.

— Ну, и где синопсис? — спросил с напускной строгостью.

— Что, простите?

— К рукописи обычно прилагается её краткое изложение… Ладно, можно и на словах. Так о чём ваша повесть?

— Это… Вы не можете себе представить, как мне трудно говорить об этом!

— Не могу я только ждать до вечера, так что уж соберитесь.

— Это рассказ о сыне кузнеца, который, будучи подростком в годы якобинского террора, шутки ради утопил младенца из семьи аристократов.