Цезарь (др. перевод) - Дюма Александр (читать книги онлайн бесплатно полностью без txt) 📗

В лагере Помпея царило торжество. Зря приказал Цезарь трубить горнистам. Он не отступал, он бежал, он был побежден!

В плен было взято пятьсот человек. Вопреки закону, принятому по настоянию Катона и гласившему, что ни один римский солдат не может быть убит нигде, кроме поля брани, Лабиен, поклявшийся, что не сложит оружия до тех пор, пока не победит своего бывшего полководца, получил полное право распоряжаться их жизнями. Помпей сделал вид, что уверен в снисходительном отношении к пленным.

— Ну-с, старые мои друзья, — сказал им Лабиен, — видно с тех пор, как мы расстались, вы взяли за привычку бежать?

И перебил их всех до единого.

Как и предвидел Цезарь, Помпей начал преследовать его. Многие советовали Помпею перебраться в Италию, вновь захватить Испанию и таким образом снова стать хозяином самых прекрасных провинций империи. Но как это можно было осуществить? Неужели бросить Сципиона, покинуть Восток и оставить его в руках варваров, лишить римских всадников всего, чем они владеют, оставить Цезарю Сирию, Грецию и Азию? Нет, нет, такое просто невозможно!

А разве сам Цезарь не бежал? Не лучше ли догнать его и закончить войну одним мощным и решительным ударом?

Помпей рассылает письма царям, полководцам и целым народам, причем пишет в таком тоне, словно он уже стал победителем. Корнелия, его жена, находилась тогда в Мителенах [377] вместе с ребенком. Он направил к ней гонцов с сообщением, что он победитель или почти победитель.

Что же касается сторонников Помпея, то их уверенность носила несколько странный оттенок. Они уже заранее начали делить наследство Цезаря. Больше всего раздоров вызвала должность Великого понтифика, которая должна была освободиться — она притягивала, словно магнитом, многих. Кто станет Великим понтификом вместо Цезаря? Лентул Спинтер и Домиций Агенобарб имели равные шансы, однако Сципион как-никак был тестем Помпея!

Чтобы не терять времени даром, многие уже отправили в Рим своих доверенных и надежных людей, чтобы забронировать дома поближе в Форуму, с порога которых, если так можно выразиться, удобнее было строить козни и плести интриги для достижения тех или иных должностей, на которые они рассчитывали. В лагере Помпея происходило то же, что произошло восемнадцать веков спустя в Кобленце [378].

Домиций имел наготове законопроект о подозрительных лицах, а также проект революционного трибунала.

— Готовьте списки проскриптов! — твердил Цицерон. — Все будет сделано именно так!

— Списки проскриптов? — спрашивали его. — Но зачем? Такие списки были хороши во времена Суллы, он тратил на них время, мы же не будем пересчитывать всех врагов поголовно. Просто истребим их в зародыше, всех до единого!

Но Помпей не спешил дать решающий бой. Он знал, с кем имеет дело, давно знал этих стойких людей, привыкших с оружием в руках побеждать вместе с Цезарем. Правда, они немного постарели и их можно было взять измором и усталостью. К чему компрометировать своих новобранцев, посылая их против ветеранов?

Однако Помпей вовсе не был хозяином положения, он далеко не всегда мог делать то, что хотел. В его армии служило столько знати, столько высокопоставленных лиц, что, скорее, они были хозяевами ситуации, они, а вовсе не Помпей.

Катон придерживался такой же тактики. Он хотел потянуть время и достичь всего путем переговоров. Перед его глазами неотступно стояли трупы двух тысяч солдат, погибших в Диррахии, и пятьсот пленных, убитых Лабиеном… В тот траурный день он скрылся в городе, рыдая и накрыв голову тогой в знак скорби.

Цицерон иронизировал и насмехался больше, чем обычно, и Помпей даже начал подумывать — а не лучше ли было бы, если бы эта безжалостная язва, эта ядовитая змея перешла на сторону Цезаря. Находились у Цицерона и подражатели, действующие кто во что горазд; когда они видели, что Помпей, шаг за шагом, следует за Цезарем из Эпира в Иллирию, они обвиняли его в том, будто он хочет обессмертить себя как диктатор.

— Ему нравится, — говорили недовольные, — проснувшись поутру, видеть вокруг себя целый двор царей и сенаторов.

Домиций Агенобарб всегда называл Помпея только одним именем — Агамемноном, то есть «царем царей».

— Друзья! — восклицал Фаворний, — в этом году нам так и не удастся отведать тускульской смоковницы!

Афраний, потерявший Испанию и обвиненный в том, что продал ее, называл Помпея великим спекулянтом провинциями.

— Сначала мы должны избавиться от Цезаря, — говорили аристократы, — а уж потом избавимся и от Помпея.

Помпей так боялся, что после победы над Цезарем Катон попросит его сдать полномочия и отберет командование армией, на что, впрочем, тому не давала прав ни одна высокая инстанция, что при одной мысли об этом дрожал словно осиновый лист, а потому, преследуя Цезаря, решил оставить Катона в Диррахии. Таким образом, Катон оказался просто-напросто в охране обоза.

В конце концов все эти выпады достигли своей цели, и Помпей решился атаковать Цезаря немедленно, как только тот остановится.

Цезарь остановился на Фарсальской равнине.

LXVI

Там и суждено было решиться судьбе мира.

Первые дни отступления были для Цезаря днями сплошных мучений и терзаний. Молва о его поражении распространялась так быстро, что к нему начали относиться с презрением: отказывали в продовольствии и фураже. Такое положение сохранялось до тех пор, пока он не занял Гомфры [379] в Фессалии. Там он нашел вдоволь всего, в чем нуждалась его армия. Его солдаты, голодавшие на протяжении пяти месяцев, обнаружив в подвалах множество амфор с вином, устроили настоящую вакханалию, которая длилась три дня.

Итак, как мы уже говорили, Цезарь, дойдя до Фарсал, остановился. Помпей выбрал место для своего лагеря напротив — на окрестных холмах. Но и здесь его снова охватила неуверенность. Им овладели дурные предчувствия, а известно, какую роль играли они в античном мире.

Выйдя с военного совета, на котором было принято решение дать сражение завтра и уточнен его план, а Лабиен, командующий конницей, повторил свою торжественную клятву, что вернется в лагерь не иначе как победителем и сложит оружие только тогда, когда Цезарь будет окончательно разбит, Помпей пошел в свою палатку, лег и уснул.

Он видел сон. Снилось ему, что он в Риме, в театре, что народ встречает его рукоплесканиями и что, выйдя из театра, он украшает богатыми трофеями алтарь храма Венеры Никефорийской. Может, этот сон, на первый взгляд, не таивший в себе ничего неблагоприятного, все же имел какой-то двойной смысл? Ведь Цезарь вел свое происхождение от Венеры; тогда получалось, что трофеи, которыми Помпей украсил алтарь богини, были трофеями Цезаря…

Всю ночь лагерь был охвачен смятением и тревогой; два-три раза часовые бросались к оружию, думая, что вот-вот начнется штурм. Незадолго до зари, во время смены караула, над лагерем Цезаря, где царили тишина и покой, возникла яркая вспышка света — нечто вроде кометы, которая пронеслась и погасла в расположении лагеря Помпея.

За три дня до этого Цезарь совершил очистительные жертвоприношения. После заклания первого животного жрец объявил, что в ближайшие три дня Цезарь даст бой противнику.

— Усматриваешь ли ты еще какой-либо благоприятный для меня знак во внутренностях животного? — спросил Цезарь.

— На этот вопрос ты сам можешь ответить лучше меня, — сказал жрец. — Боги возвещают великую перемену в существующем положении вещей. А потому, если ты счастлив, то будешь несчастлив; если несчастлив сейчас, станешь счастливым; если теперь победитель, будешь побежден; если побежден — станешь победителем!

Не только в этих двух лагерях, но и в их окрестностях творились чудеса. В Траллах, в храме Победы, находилась статуя Цезаря; пол, окружавший ее, был вымощен хорошо пригнанными солидными каменными плитами. Несмотря на это, вдруг рядом со статуей выросла пальма. В Патавии [380] некто Гай Корнелий, знаменитый оракул и предсказатель, друг Тита Ливия, сидел в своем кресле авгура и наблюдал за полетом птиц. Он раньше всех узнал время битвы и сообщил окружавшим его людям, что сражение уже началось. Затем, продолжая свои наблюдения и тщательно анализируя знамения, неожиданно встал и произнес восторженно: