Маркиз де Сад - Томас Дональд Серрелл (читать книги бесплатно полные версии .txt) 📗
Естественно, маркиз не мог оставаться пассивным, и вскоре начал писать петиции Наполеону и людям, менее влиятельным, обращаясь к ним с просьбой об освобождении. Тон их, правда, являлся, скорее унылым, чем негодующим, хотя настоящей свободой для Сада, самого многоопытного узника восемнадцатого века, всегда была свобода мысли и свобода ее выражения. Ничто не угнетало его больше, чем посягательства на внутреннюю свободу. Вскоре маркиз понял, что является предметом разногласий между главой лечебницы и представителем закона. Шарантон находился под началом аббата де Кульмье, который придерживался таких же просвещенных и гуманистических взглядов на психические болезни, как и Пинель. Дюбуа же, чувствовал: перевод Сада означал значительное облегчение его участи и, следовательно, меры наказания. В связи с этим полиция сохранила за собой право на обыск комнаты маркиза в лечебнице с изъятием всех подозрительных, на ее взгляд, рукописей и книг. Это вызывало у Сада вспышки необузданной ярости.
В то же время аббат де Кульмье оказался не только человеком просвещенным, но и приятным собеседником. Он верил в успех лечения психических отклонений по методу Пинеля и даже полагал, что театр предлагает одну из возможностей такого лечения. Какие бы антиклерикальные взгляды не выражали герои художественной прозы Сада, их создатель пылко восхищался людьми типа Кульмье и отца Мессилона и с удовольствием читал их проповеди. Он считал этих людей замечательными проповедниками, гуманными и умными в отличие от фанатиков и изуверов. К удивлению многих и возмущению нескольких, маркиз вернулся в лоно святой Церкви. Дюбуа с ужасом узнал вопиющий факт — автору столь дурной репутации позволили в день Пасхи 1805 года принять причастие. Ввиду того, что в церковь пришли гости, событие приобрело полуофициальный характер. Такое зрелище, по мнению Дюбуа, должно было вызвать ужас в душах присутствующих и могло спровоцировать нарушение порядка.
Что касалось его книг, то Сад продолжал отрицать свою причастность к тем работам, в которых описывал самые мрачные свои фантазии. Отныне в литературном мире он представлял две ипостаси. В первой маркиз являлся автором «Алины и Валькура», «Преступлений из-за любви», «Окстиерна», многочисленных непоставленных пьес и политических эссе, включая прощальную речь на смерть Марата и Лепелетье. Большинство его политических опусов, правда, оказалось написано по указке секции Пик. Те, кто встречались с ним в Шарантоне, считали, что перед ними — настоящий Сад. Автор же «Жюстины», все равной какой из версий, а также «Жюльетты», так и не нашелся.
Собрав в доме для умалишенных хорошо подобранную библиотеку, маркиз обратился к написанию исторических произведений. Результат получился несколько пресноватым и без всяких признаков порнографии. К этому времени он, вероятно, понял, что его рукопись «120 дней Содома» либо безвозвратно погибла в Бастилии, в стене которой была спрятана, либо предана огню рукой Рене-Пелажи, непристойными. Находясь в Шарантоне, Сад принялся вынашивать план нового произведения подобного сорта. Но это не было повторением самого себя, а лишь попыткой восстановить утраченное.
Весной 1806 года маркиз снова приступил к художественному воплощению на бумаге наиболее темных творений своего ума. Во-первых, он признал «Жюстину» своим детищем и потом, словно, опасаясь утери своих ранних произведений, занялся спасением фрагментов из нее и персонажей. Все это Сад разбавил новым материалом, создав повествование чудовищного объема. Работа эта, по его собственному замечанию, заняла у него тринадцать месяцев. Когда произведение, занимавшее около сотни тетрадей, оказалось закончено, он назвал его «Дни Флорбель, или Разоблаченная Природа». В основную ткань повествования вписывались две повести, рассказанные главными действующими лицами, — «Мемуары аббата де Модоза» и «Приключения Эмилии де Вольнанж». Для главных приключения в замке Флорбель маркиз оживил персонажи, принимавшие участие в «Философии в будуаре». Мадам де Мистиваль он обрек на пытки и казнь (которую даже не посмел описать), в то время как ее дочь, пятнадцатилетняя Эжени, с удовольствием предавалась всем формам сексуальных отклонений. Появились эпизоды, окрашенные новой даже для пера Сада экстравагантностью. Речь идет об описании сражения нагих женщин с дикими животными, похожем на римские представления.
В июне 1807 года, вскоре после завершения работы над романом, полиция обыскала комнату маркиза в Шарантоне и изъяла ряд рукописей, включая «Дни Флорбель», на том основании, что они являются богохульными и непристойными. Исписанные тетради пополнили коллекцию собраний садовских манускриптов, хранившихся в полицейском участке, некоторые из которых находились там со времен обыска помещений конторы Массе в 1801 году. Свои конфискованные бумаги Сад больше не видел. После смерти его дела улаживал младший сын, Донатьен-Клод-Арман. Этот молодой человек, желая восстановить доброе имя семьи, отправился к министру юстиции и попросил, чтобы все рукописи типа «Дней Флорбель» подверглась сожжению. Власти с предложением согласились, и тетради в присутствии молодого, исполненного рвения аристократа оказались преданы огню. Та же судьбы постигла и некоторые другие рукописи Сада, обнаруженные Донатьеном-Клодом-Арманом в хранилище Королевской библиотеки, ставшей впоследствии Национальной.
Шестидесятисемилетний заключенный Шарантона, возмущенный таким вмешательством в жизнь литератора, мог, сколько угодно, рвать и метать, но в его положении противодействовать полиции не имелось возможности. Более того, он почти не сомневался, что обыски в его комнате осуществлялись с одобрения семьи. Ему так и не предоставится шанс завершить, не говоря уже опубликовать, произведение, подобное «Дням Флорбель». В полиции были убеждены, что сочинительством он занимается не ради собственного развлечения, а с дальним прицелом — тайно вынести роман из Шарантона. С помощью Констанц это не представляло труда. Потом его можно бы переправить в Германию и издать в Лейпциге. Если бы этот план удался, книги потом наводнили бы Францию и вместе с оставшимися немногочисленными экземплярами «Жюльетты» и «Жюстины», избежавшими конфискации, умножили бы количество непристойных томов Сада. Его семья в попытке предотвратить подобное литературное безобразие проявляла не меньше рвения, чем полиция.
С другой стороны, официально никто не запрещал писать безобидные романы и публиковать, если, конечно, найдется издатель, желающий напечатать их. Такая работа, во всяком случае, занимая мысли маркиза, обеспечивала ему активный образ жизни, что плодотворно сказывалось на психическом состоянии. Его семья не возражала, чтобы голодающий автор произведений вольного содержания девяностых годов восемнадцатого века превратился в писаку от литературы нового века. Конфискация и практическое уничтожение «Дней Флорбеля» знаменовали конец карьеры либертена. Однако случилось так, что последней тетради удалось избежать огня. Ее стащил один благодушный полицейский, желавший преподнести рукопись в качестве подарка другу, как сувенир от «чудовища» Шарантона. В ней содержались записи Сада по роману. Этого оказалось достаточно, чтобы получить представление о плане повествования, его персонажах и главных событиях.
Опекунам маркиза на какое-то время удалось утихомирить его. Он всегда ощущал в себе любопытство к старине, что проявилось еще после скандала с Роз Келлер, когда Сад отправился в Дижон и часть лета посвятил изучению бургундских архивов. С годами, особенно после семидесяти, его интерес к историческим события стал еще сильнее. Уже осенью 1807 года, после конфискации рукописей, маркиз приступил к составлению плана исторического произведения. Им стала «Маркиза де Ганж», увидевшая свет в 1813 году без каких-либо поправок. Роман основывался на истории, имевшей место в действительности в середине семнадцатого века, в молодые годы короля Людовика XIV. Героиней повествования является невинная, подвергшаяся гонениям девушка, по имени Эфрази, маркиза де Ганж. Действие разворачивается на фоне мрачных, чреватых зловещей опасностью событий. Это произведение имеет много общего с готическим романом восемнадцатого — начала девятнадцатого века. Не обошлось без влияния «Королевы ужасов» Анна Радклиф, столь обожаемой Садом. Терзаемая семьей мужа, героиня, маркиза де Ганж, попадает в тюрьму. Вволю поиздевавшись над ней, преследователи почти заставляют ее проглотить яд. Здесь, безусловно, слышны отзвуки «Злоключений добродетели», за исключением того, что небеса карают виновных. На протяжении всего произведения звучит голос рассказчика, самого Сада, выступающего в роли автора и моралиста.
