Гонимые - Калашников Исай Калистратович (читаем книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
– Это можно. Это я сейчас, – весело отозвался Боорчу, но не побежал из юрты, даже не поднялся. – Это просто, Тэмуджин. Но когда я был маленьким, бабушка говорила мне: «Не бери горячий уголь голой рукой, обожжешь пальцы».
– Боорчу! – угрожающе крикнул Тэмуджин.
– Ладно, я сделаю, как ты велишь. Но тебе не мешало бы послушать, что об этом скажет Джамуха.
– Что Джамуха? Они мои родичи!
– Джамуха – твой анда. И не ты ли говорил, что он для тебя ближе кровных братьев, что его душа – половина твоей души? Если так, обе половины должны быть в согласии.
И как ни гневен был Тэмуджин, уразумел, что Боорчу говорит правильно.
Молча отправился в юрту анды. Джамуха в легком шелковом халате и просторных мягких чаруках лежал на кошме, слушал седовласого сказителя улигэрча. Его лицо было задумчиво-сосредоточенным, казалось, он видит перед собой что-то особенное и не может решить, верить ли увиденному.
Улигэрч сидел у почетной стены, рядом с Уржэнэ. Голос у него был с заметным дребезгом, таким, какой бывает у треснувшего котла, но сильный и гибкий; речь его завораживала складностью; слова как бы сцеплялись друг с другом, будто завитки на узорном войлоке, и бесконечной была цепь причудливого узора.
Ленивый покой юрты, празднично-ублажающая речь улигэрча вызвали в душе Тэмуджина легкое презрение.
Джамуха какое-то время смотрел на своего друга отрешенно, словно не узнавая или не понимая, почему он здесь. Знаком повелел улигэрчу замолчать, сел.
– Наверное, опять дела? – В полувопросе Джамухи различима была досада.
– Да. Важные. Приехали Хучар и Даритай-отчигин.
– Гость – радость хозяина. Чем же ты обеспокоен?
– Я не обеспокоен. Я злее раненого вепря. Дядя прибыл ко мне за почестями. Старшинством своим заносится.
Джамуха сбросил с ног чаруки, натягивая гутулы, снизу вверх посмотрел на Тэмуджина, неодобрительно хмыкнул.
– Почитать старших, анда, нам деды завещали. Разве Даритай не родной брат твоего отца? А Хучар кто тебе? Если мы не станем уважать ни родства, ни старшинства, что будет со всеми нами? Не ты ли говорил мне, что не держишь в сердце зла?
– Они не берегли честь рода. Я ходил с кангой на шее, а они смотрели на меня и пили, ели, и ни у одного не застряла кость в горле, ни один не поперхнулся! Не уважающие свой род могут ли требовать уважения к себе?
Обувшись, Джамуха встал рядом с Тэмуджином будто меряясь с ним ростом. Он был на полголовы ниже Тэмуджина, уже в плечах. Насупился, шагнул в сторону.
– Тэмуджин, ты все время оглядываешься назад. Это худо. Несогласие принесло не одному тебе, всем нойонам много разных бед. Унижали тебя. Но унижены были и твой дядя, и твои двоюродные братья. Пристало ли считать, кто больше, кто меньше? И надо ли, раздуваясь от гордости, возвышаться друг над другом, накликая на свою голову новые беды?
– Не я возвышаюсь над своими родичами… – начал было Тэмуджин и вдруг умолк, помолчав, сказал почти спокойно:
– Твои слова, анда, разумны.
Я их принимаю. Идем к моей матери.
Он сказал не совсем то, что думал. В словах Джамухи была правота, но не она угасила гнев и убедила его. Понял вдруг куда более важное:
Даритай-отчигин и Хучар приехали к нему, а не он к ним. Уже одним этим они поставили себя ниже его, Тэмуджина. Хитрый Даритай-отчигин, чтобы совсем не пасть в глазах своих нукеров и в своих собственных глазах, придумал ловкий ход. Ну и пусть хитрит, изворачивается. Разве это что-то меняет? И разве переломится шея, если он поклонится своему дяде? Чтобы кланялись тебе, умей и сам поклониться.
Он первым переступил порог материнской юрты, медленно распрямился.
Даритай-отчигин, Хучар сидели у стены с онгонами, разговаривали с матерью.
Оба сразу же встали. Маленький верткий дядя бросился к нему с радостным воплем:
– Наконец-то я вижу тебя, родной ты мой страдалец!
И закрутился, оглядывая, ощупывая маленькими своими руками Тэмуджина.
В суматохе, поднятой им, никто никому не поклонился, но все получилось очень пристойно. И Тэмуджин окончательно утвердился в своей догадке, даже больше, в узеньких вроде бы смеющихся глазах дяди он уловил что-то похожее на страх. От этого стало легко, будто свалил с плеч тяжелую ношу.
За обедом Даритай-отчигин говорил без умолку, безбородое его лицо лучилось мелкими морщинками, можно было подумать, что он здесь самый счастливый. А Хучар был немногословен. Крупный, тяжеловесный, чернобородый, он держался в стороне, посматривал на Тэмуджина и Джамуху, что-то прикидывая в уме.
– Эх, Тэмуджин!.. – Даритай-отчигин горестно сложил руки. – Печаль о тебе убавила мою жизнь на много лет. А сейчас смотрю на тебя, багатура, и годы возвращаются обратно… Но и обидел ты нас тоже… Пошел на меркитов – не позвал. Мы ли не твои самые близкие родичи?
– Дело поправимое. – Тэмуджин спрятал усмешку. – Я собираюсь в кочевья Таргутай-Кирилтуха. Приглашаю…
– Неужели дерзнешь? Силен ты стал, Тэмуджин. Таким же был твой отец, а мой любимый брат Есугей. Весь ты в него – лицом, умом, смелостью…
Оэлун, я правильно говорю? Ну вот… Так почему же нам в таком случае не пойти на Кирилтуха? Пойдем, Хучар?
Помедлив, Хучар буркнул:
– Может, и пойдем.
– Нам от Таргутай-Кирилтуха досталось в эти годы, – пожаловался Даритай-отчигин. – Тебе, Тэмуджин, легче было. Тебе что – колоду немного поносил и сбросил. А он у нас до сих пор на шее висит.
Тэмуджин внимательно прислушивался к голосу дяди: врет или не врет?
Как будто нет. Если здраво рассудить, так оно и получается. Задушить их Таргутай-Кирилтух не смог, но и ходу не дает. Он для них как тяжелый вьюк для скаковой лошади. Они будут рады скинуть его. Может быть, в самом деле ударить на тайчиутов?
– Хучар, в бабки с нами сыграть не хочешь? – спросил, улыбаясь, Джамуха.
– В бабки? – Хучар, углубленный в свои думы, не сразу понял его. А-а… Нет, в бабки играть не хочу.
– И не играй. Снова обыграем… О Таргутай-Кирилтухе разговор напрасен.
– Почему? – насторожился Тэмуджин.
– Да потому… Опять старые болячки расковыривать? Начни разбираться, – каждый кем-то обижен, каждый кого-то обидел. Что же у нас получится? Сегодня сговоримся мы и разграбим улус Таргутай-Кирилтуха. А чей черед завтра? Нет, высокородные нойоны, эта дорога ведет к гибели. И тут я вам не попутчик. Надо жить по древнему степному обычаю, а не вымещать свои обиды, не приводить к покорности друг друга. Будем цапаться, и наши вольные племена поработят татары или найманы, меркиты или… Махнул рукой. – Что говорить…
Для Тэмуджина это высказывание Джамухи было неожиданностью. Правда, о том, чтобы напасть на Кирилтуха, до этого речи не было, но Тэмуджин считал: рано или поздно он потребует у нойона тайчиутов ответа за все обиды, причиненные роду Есугея, и казалось, что анда не мыслит как-то иначе. Теперь, выходит, полагаться в этом деле на него он не может.
Печально.
– Старина, старина… – со вздохом сказал Даритай-отчигин. – Мы всей душой за то, чтобы у нас было как в прежние времена. Но Таргутай-Кирилтух…
– Откочуете от него – и все! – перебил Отчигина Джамуха. – Степь велика, широка, всем места хватит.
Даритай-отчигин замолчал. Тэмуджину показалось, что дядя не больно-то рвется к откочевке от Таргутай-Кирилтуха. Но почему? Напасть на него согласен, а просто откочевать не хочет. Что за этим кроется?
– Счастливое старое время… – снова вздохнул Даритай-отчигин. – И как хорошо, что вы, молодые, чтите отцовские обычаи. Конечно, и у вас бывают небольшие заблуждения. Вы переманиваете людей из улуса тайчиутов.
Ну, это можно… Но к вам бегут люди из моего куреня, из куреней Хучара, Алтана, Сача-беки – твоих близких родичей, Тэмуджин. Мы приехали просить: не принимайте наших рабов. Отсылайте обратно.
– За этим и прибыли? – спросил Тэмуджин.
Спросил спокойно, но внутри все закипело. Когда растаскивали улус отца, никто не вспомнил о старых обычаях, даже о простых приличиях. А теперь, видишь, как!
