Противостояние - Витич Райдо (книги бесплатно полные версии .txt) 📗
В один из дней, когда раненый начал ходить, а лейтенант не ушел, как обычно на
ночь, Лена нашла схрон оружия. Не красиво было подглядывать, ее не учили этому,
но видно пороки были заложены в ней и вылезли под воздействием стресса сами. Она
поражалась тому, как запросто стала подслушивать, подглядывать, пытаться
анализировать каждую мелочь. Но самое поразительное было в том, что она не
чувствовала вины за то, что творила. Наоборот, считала правильным быть в курсе
того, что знают дед Матвей, Дрозд, Янек.
Что-то незнакомое, то о чем она даже не подозревала в себе, и будь иной жизнь,
возможно вовсе бы не узнала, начало расти и крепнуть. Это «что-то» было выше и
сильнее ее и диктовало свое, вне доводов рассудка, воспитания, привычных понятий.
Оно шокировало и в то же время казалось единственно верным и правильным. В его
власти она ничего не боялась и ни о чем не думала. Она просто знала, видела цель,
все остальное переставало существовать.
Может быть, это звалось отчаяньем, может безумием, а может, в ней просыпался
зверь, но не тот предок — обезьянка, из которой труд по теории Дарвина превратил
ее уже в человека, а скорее кто-то другой, хищный, не знающий ни жалости, ни
понимания, живущий только на инстинктах. А инстинкт был прост — убить. Любыми
средствами, любой ценой убить фашиста. Одного, еще лучше десять, двадцать.
Вечером Лена взяла автомат и пошла в лес, искать ту деревню, в которой, какой-то
Воронок, рецидивист и убийца, вешает и стреляет людей. И фашистов, которые убили
Надю, Васечкина, "тетю Клаву", Голушко, Стрельникова. Тех, кто расстрелял
раненых, превратив их в живые мишени, тех, кто мучил пленных и убил ту женщину с
грудным ребенком, на которую они наткнулись в деревне…
Она не могла с этим жить, просто сидеть в избе и слушать майора, видеть Сашу,
коней, лес, слышать эту тишину, осознавать видимость покоя и благополучия, в то
время как точно знала — это мыльный пузырь. Нет ничего хорошего и быть не может,
потому что Красная армия отступила, и теперь вокруг хозяйничает враг и позволяет
хозяйничать врагам.
И она шла, не ведая, куда и точно знала, что придет. И точно знала — убьет.
Пусть хоть одним, но будет меньше врагом. Пусть хоть она умрет, но будет знать,
что не зря. Она должна что-то делать, просто обязана.
Только к утру она вышла на дорогу и к полю, покрытому густым туманом, стелящимся
понизу. Из него, как островки, далеко впереди виднелись крыши домов. Было очень
тихо и еще сумрачно. И очень странно было слушать эту тишину и видеть вполне
мирную деревню, лес слева и справа, поле, обычную проселочную дорогу. Казалось,
войны нет, казалось, Лена попала в какой-то кошмар и все плутала, не имея
возможности выйти, а тут вдруг вышла, все кончено, возможно, вовсе ничего не
было. Ведь вот она, обычная девчонка в обычном платье чуть ниже колен, в
платочке, как деревенская — и деревня вот она… только вот автомат, каким-то
образом вышел из кошмара вместе с ней, то ли напоминая, то ли предостерегая.
Лена поправила лямку на плече и пошла в туман, напрямки к деревне, по густой
траве, мокрой от росы. Здесь и пахло-то травой — не порохом, не трупами, ни
кровью и смертью — медуницей, ромашкой, васильками. На какое-то мгновение ей
показалось, что она вернулась в прошлое, в то лето, когда Игорь устроил их с
Надей в деревню. И каждое утро вот в таком же густом тумане она бежала на речку,
закаляя волю. Ныряла в теплую, как парное молоко воду, и плыла в туман.
Воображение же плыло далеко впереди нее и рисовало то необитаемый остров, на
который она наткнется, то лодку с заблудившимися рыбаками, которых обязательно
спасет, безошибочно указав дорогу.
Но понятно, никого она не спасала, никакого необитаемого острова не находила. И
бежала домой. Надя к тому времени уже приготовила завтрак, пышные ватрушки с
творогом, шаньги с картошкой, а еще обязательно подогревала молоко, так что
тонкая паутинка пенки покрывала его.
Лена подошла к крайней избе и, на миг ей показалось, что за воротами ее ждет
Наденька, все с той же умиротворяющей, мудрой улыбкой, в том же переднике с
голубыми цветочками на светлом домашнем платье. И обязательный стакан
подогретого молока с пенкой будет в ее руке…
Девушка толкнула калитку и вошла во двор.
У крыльца молодая женщина переливала молоко из одного ведра в другое, но завидев
гостью замерла. Потом медленно поставила ведро на ступеньку и так же медленно
вытерла руки о передник. Взгляд был странным: грозным и жалостливым одновременно.
— Тебе кого? — спросила тихо.
— Немцы в деревне есть? — выдохнула Лена. Женщина с минуту молчала, изучая ее
и, поманила рукой. Девушка подумала, что та не хочет громко говорить, поэтому
подзывает, чтобы шепнуть и, пошла, не думая о подвохе.
— Ты откуда? — спросила женщина. Лена нахмурилась: разве о том речь шла? А
пока думала, женщина схватила ее за руку, да так крепко и ловко, что Лена
сообразить не успела, увернуться.
Миг какой-то и девушка оказалась без автомата и буквально затолкнута в сенки, а
там в какой-то закуток с шайками, ведрами, старыми банными вениками. Схлопала
дверь.
Лена ринулась на препятствие, заколотила кулаками. Хоть бы что.
Огляделась в поисках лазейки — ничего, даже махонького окошечка нет, и темно,
как в кладовке их Московской квартиры.
Как же она попалась-то? Прав был Дрозд!…
Нет, не прав!
Нет!
Что же теперь будет?
Она выберется!
Сердце гулко колотилось в груди и в голове помутилось от страха и понимания, что
она сама пришла в западню и в любой момент хозяйка сдаст ее полицаям, а те
расстреляют без всякой волокиты. Вот так бездарно, глупо она умрет и ничем не
поможет ни своей Родине, ни Красной армии.
Лена прижалась спиной к двери, чтобы не упасть от головокружения и звона в ушах,
что проявился вместе со слабостью слишком резко и не ко времени. Прочь!
И начала монотонно пинать пяткой дверь, глядя перед собой и ничего не видя.
Одна нога устала, второй пинать стала, а толку ноль.
Девушка осела без сил и замерла, жалея, что уродилась такой глупой, никчемной. И
умрет, как родилась — глупо и бездарно. И вспомнилось, как совсем недавно
хотелось, чтобы ею гордились, но сейчас отчего-то это показалось совсем мелким,
неважным, даже эгоистичным. А вот то, что она не отомстила за ребят, казалось не
просто провалом — превращало ее в ничтожество.
Она не знала, сколько сидит в темноте в этой коморке, и даже не заметила, как
задремала, перейдя к другой стене, в угол, устав жалеть о своей бесцельно
потраченной жизни, боятся смерти. Она тоже как — то быстро стала далекой и совсем
