Легенда о Монтрозе - Скотт Вальтер (книги без регистрации txt) 📗

— Такой полководец есть, — отвечал Аллан Мак-Олей, — и вот он! — прибавил он, положив руку на плечо Андерсона, стоявшего позади графа.

Между присутствующими пробежал ропот неудовольствия, между тем как Андерсон, сняв шляпу, затемнявшую его лицо, вышел вперед и сказал:

— Пылкий друг мой, Аллан, принудил меня открыться немного прежде, чем я того желал. Будущие действия мои лучше всего докажут, достоин ли я чести, оказанной мне этим указом.

Он подал пергамент за большой печатью с по велением Джемсу Грагаму графу Монтрозу предводительствовать силами, которые будут собраны в Шотландии для защиты прав короля. В зале раздались громкие одобрительные рукоплескания.

^{В зале раздались громкие одобрительные рукоплескания.}

Действительно, трудно было найти человека, которому охотно бы подчинились надменные горцы. Порукою его деятельности служила в их глазах его родовая, закоренелая вражда с маркизом Аржайлем.

Граф Монтроз попросил присутствующих прежде всего выслушать королевский указ. При имени его величества все шапки были сняты.

Король в лестных выражениях уполномочивал графа Монтроза собирать войско для усмирения бунтующих подданных, подстрекаемых недоброжелательными людьми. К этому присоединено было общее повеление — повиноваться Монтрозу безусловно. На последнее раздались громкие одобрения, доказавшие готовность горцев повиноваться.

Монтроз был немного повыше среднего роста и так превосходно сложен, что сила и выносливость его бросались в глаза с первого же взгляда. Здоровье у него было железное, и выносливостью он не уступал никакому солдату. Его длинные темные волосы, с пробором по средине, кудрями падали на плечи по моде роялистов того времени. Орлиный нос, выразительные серые глаза и здоровый цвет лица вознаграждали вполне за некоторые недостатки в его наружности.

Монтроз объяснил присутствующим, что прибыл сюда при содействии родственника своего, графа Ментейта, инкогнито, но каким образом его узнал Аллан Мак-Олей, — этого объяснить не мог. Горцы же, верившие в дар ясновидения Аллана, очень хорошо понимали, почему он узнал графа.

— Клянусь честью! — вскричал Дольгетти, очень довольный, что наконец может ввернуть словечко, — я считаю себя вполне счастливым, что судьба привела меня сражаться под начальством вашего сиятельства, и отказываюсь от всяких претензий на то, что вчера Аллан Мак-Олей ссадил меня на ваше место; приветствую Аллана, как один из его «bon camarado».

Кончив свою галиматью, на которую никто не обратил внимания, Дольгетти, не снимая стальной перчатки, схватил руку Аллана и начал дружески пожимать ее, но Аллан кулаком своим, как добрым молотом, так хватил его по руке, что стальная перчатка чуть не впилась в руку воина. Может быть Дольгетти и обиделся бы на это, если бы Монтроз не обратился к нему с неожиданным заявлением.

— Послушайте, — сказал он, — ротмистр… извините, мне следовало бы сказать майор… Дольгетти, у нас для вас очень интересная новость. Ваши будущие ученики, ирландцы, находятся в нескольких милях отсюда.

— Наши охотники, — заметил Ангус, — рассказывают о вооруженной толпе, которая идет под начальством младшего Колькитто.

— Наши! — вскричал Монтроз. — Надобно отправить им навстречу людей, чтобы проводить их и снабдить всем нужным.

— Последнее не так-то легко! — отвечал Ангус. — У них, говорят, нет ни денег, ни обуви, ни платья.

— Ну, зачем с такой важностью говорить об этом, — заметил Монтроз. — Глазговские ткачи-пуритане отпустят им сукна на мундиры, лишь только мы спустимся в долину, пасторы уговорят старух отдать их запасы полотна на палатки, а я приму на себя труд уговорить набожных леди устроить патриотические пожертвования и обобрать своих мужей круглоголовых.

— Касательно же оружия, — начал Дольгетти, — позвольте, ваше сиятельство, высказать старому служаке свое мнение. Пусть у части войск будут ружья, а остальную можно вооружить пиками. Это, любимое мною оружие, очень удобно как для отпора натисков кавалерии, так и для нанесения урона инфантерии. Любой кузнец сделает в день сотню наконечников, а лесу для древков везде довольно. Когда я учился в Маршальской школе…

В эту минуту Аллан Мак-Олей неожиданно быстро проговорил:

— Незваный и непрошеный гость!

Дверь растворилась, и в заду вошел красивый, но уже пожилой мужчина. Сердитым и строгим взором окинул он собрание.

— К кому из вас, — сказал он, — могу я обратиться? Кто у вас начальник? Или быть может вы никого еще не выбрали на этот, правда почетный, но и опасный пост?

— Можете обратиться ко мне, к графу Монтрозу, — сказал граф.

— Трудно узнать вас в одежде конюха, — сказал сэр Дункан Камбель. — Впрочем можно было бы догадаться, что никто другой не мог бы так скоро собрать заблудшихся.

— Какие вести привезли вы нам от Аржайля? — спросил граф.

— Я приехал от имени маркиза Аржайля, — отвечал сэр Камбель, — чтобы именем правительства спросить у вас, зачем вы собрались? Если вы хотите нарушить мир, то вам следовало бы предупредить нас, чтобы мы могли приготовиться к обороне.

— Неужели знатным шотландцам уже нельзя собраться в доме их общего друга? — вскричал Монтроз. — Предки наши имели обыкновение собираться в горах, ни у кого не спрашивая на это позволения.

— Были такие времена в Шотландии, и опять будут! — с жаром сказал предводитель одного из кланов.

— Позвольте сделать один вопрос рыцарю Арденвуру, — вскричал один из предводителей кланов, отличавшийся своею грубостью. — Прежде чем спрашивать нас, пусть он ответит, не две ли головы у него на плечах, что он явился в этот замок?

— Джентльмены! — сказал Монтроз, — немного терпения… прошу вас. Парламентер, как вам известно, по общепринятому обычаю, пользуется большими привилегиями. Он может говорить что ему угодно, не подвергая опасности свою личность. Но кажется, сэр Дункан торопится в обратный путь… Не стану его задерживать и сейчас же приступлю к делу. Вы находитесь, сэр Дункан, в собрании верноподданных короля, которых я созвал по повелению его величества.

— Стало быть, у нас будет междоусобная воина в полном значении этого слова? — сказал сэр Камбель. — Графу Монтрозу, право, принесло бы более чести, если бы он руководствовался в своих поступках спокойствием отечества, а не личным честолюбием.

— Личным честолюбием руководятся те, кто довел нашу родину до настоящего бедственного положения и вынудил нас приступить к решительным мерам.

— Не хотелось бы мне передавать ваших слов маркизу Аржайлю, — отвечал сэр Камбель, — тем более, что я между прочим, уполномочен от него передать вам, что ему желательно было бы освободить договором от нападения горный север. Для битв довольно место и в остальной Шотландии, зачем же разорять друг друга и губить семейства соседей?

— Превосходное предложение, — улыбаясь сказал Монтроз. — Если мы сойдемся в условиях по этому вопросу и получим обеспечение в том, что ваш маркиз свято и ненарушимо выполнит эти условия, то я с своей стороны охотно оставлю север вне войны… Но вы, сэр Дункан, слишком опытный человек в военном деле, поэтому мы не можем позволить вам долго оставаться в нашем собрании и присутствовать при наших совещаниях. Прошу вас после закуски тотчас же готовиться в обратный путь. С вами поедет один из наших, для того чтобы объявить с нашей стороны условия, если только маркиз серьезно делает такого рода предложение.

Сэр Дункан поклонился в знак согласия.

— Граф Ментейт, — продолжал Монтроз, — потрудитесь угостить сэра Камбеля, пока мы решим здесь, кого послать с ним к его начальнику.

— Сейчас распоряжусь угощением сэра Дункана, — сказал Ангус, направляясь к двери. — Я еще не забыл, как мы были с ним дружны.

— Как мне жаль вас! — сказал сэр Камбель, обращаясь к графу Ментейту. — Я вижу человека в полном цвете лет замешанным в такое отчаянное предприятие!