К 'последнему' морю (др. изд.) - Ян Василий Григорьевич (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .txt) 📗
- И ты его видел? - спросил Фридрих.
- Не только видел, но едва спасся из его лап.
- Как же это произошло? - Император сделал знак камергеру, и тот подлил монаху еще вина.
- Татары приволокли меня к берегу моря, где на бугре, на коврах, сидели главные татарские военачальники. Посреди них - сам Бату-хан, перед которым все приходящие падали на брюхо.
- Какой он с виду?
- Еще молодой, сухощавый, загорелый, среднего роста, глаза раскосые, черные длинные перья на шлеме. Когда смеется, то показывает зубы, как у волка, острые и белые. А взглядом так и буравит каждого насквозь... Рядом с шатром - я так и обомлел, даже руки похолодели, - несколько деревьев срублены в рост человека и наверху заострены, как копья. Если кто рассердит хана, его сажают на такой кол.
- И при тебе сажали?
- Нет, государь, господь избавил меня от такого ужасного зрелища. Вместе со мной татарские всадники привели несколько славянских горцев.
- Пленных?
- Да, государь. Это смелые славяне. Живут на самых высоких горах. Своим сопротивлением они доставили татарам много затруднения, поэтому нескольких пленных притащили к самому Батухану. И он захотел посмотреть, что за удальцы такие славяне? Он сам их расспрашивал и предложил посту пить в его войско. А те, израненные, избитые, в окровавленных повязках, ничуть не испугались и говорят: "Отпусти нас домой, к нашим женам и детям. А с вами, татарами, нам не по пути". Бату-хан их похвалил и каждому приказал нацепить на шею медальку, - называется "пайцза", - с его именем. Каждый, у кого такая медалька, большой человек и может через все войско татарское пройти свободно, и никто не посмеет его тронуть... Но немедленно вслед за тем он же приказал их казнить...
- И ты тоже поучил медальку? - спросил, грозно сдвинув брови, император.
- Нет, ваше величество! Со мной было иначе...
Камергер еще подлил вина, а монах, очищая от кожуры апельсин, продолжал:
- Переводчиком у татар был пожилой человек, одетый как мусульманские священники-муллы, в полосатой рясе, с белым полотенцем, накрученным на голову. У него была длинная рыжая полуседая борода. Он так хорошо объяснялся со славянами, что они даже позвали его к себе быть у них священником. Но рыжий переводчик засмеялся и сказал, что он доволен своей службой у татар и ничего лучшего ему не надобно.
- С длинной рыжей бородой? - задумчиво сказал Фридрих. Каких он примерно лет?
- Думаю, ему лет шестьдесят, если не больше... Он меня повел в свою палатку...
- И стал тебя допрашивать? Сколько у меня войска? И ты ему рассказал? - Император вскочил в гневе.
- Ваше величество! Я ему ничего не сказал, клянусь святой девой! Да ничего такого он меня и не спрашивал, а говорили мы совсем о другом...
- Ведь если ты наговорил ему лишнего, то я должен тоже тебя казнить. Ведь это придаст татарам смелости ворваться в Италию!
- Не дай господи! Но позвольте, ваше величество, сказать то, ради чего и как я к вам приехал.
Фридрих успокоился, опустился в кресло и снова стал пытливо всматриваться в лицо монаха, которому, видимо, очень нравилось сидеть на ковре в роскошной вилле самого императора, пить великолепное вино и есть апельсины и виноград.
- Я перейду теперь к самому важному. Этот переводчик, - его зовут Дуда, - привел меня к своей палатке...
- Дуда, - воскликнул император. - Высокий, тощий, с рыжей бородой?
- Верно, верно, ваше величество!
- Говори скорее дальше. Ведь минуло столько лет, а он все еще жив, пройдя через необычайные потрясения и страдания!
Монах продолжал:
- Переводчик Дуда усадил меня на овчину и сказал: "Я тебя выведу невредимым из татарского лагеря, но за это можешь ли ты исполнить мою просьбу?" "Охотно!" - ответил я... "Если ты хочешь заработать большую награду, то отправляйся немедленно а Тригестум, оттуда в Венецию, а затем проберись на остров Сицилию, где явишься к августейшему императору Фридриху. Постарайся передать ему лично, из рук в руки, это письмо. А я на дорогу дам тебе горсть серебряных денег..."
- Да где же письмо?! - воскликнул император. - Что же ты не отдал его сразу? Болтливый дьявол!
Монах вскочил, полез рукой в складки своей просторной одежды и стал рыться сперва в правом, потом в левом кармане, затем, вытаращив испуганно глаза, снова продолжал шарить дрожащими руками.
- Оно было, клянусь спасением души! Куда же оно девалось? Слава всемогущему, вспомнил. Я его спрятал в тряпке, которой подпоясаны мои штаны!.. - И монах вытащил и подал на широкой грязной ладони горсть больших грецких орехов.
- Ты что, издеваться надо мной вздумал? Какое же это письмо!
- Вскройте, ваше величество, осторожно орехи, и в них вы найдете несколько листочков. Сам переводчик Дуда свернул их в комочки, затолкал в скорлупу и каждый орех склеил еловой смолой.
Император осторожно коснулся орехов холеными пальцами, сверкнувшими голубыми искрами алмазов. Осмотрел со всех сторон, взял со стола маленький кинжал и расщепил им орехи. Внутри каждого действительно были бумажные комочки. Император осторожно разгладил их на коленях, положил на стол и погрузился в чтение.
"Что это? - думал он. - Арабское письмо?" Он стал читать дальше и убедился, что это были - санта Мария! - латинские слова, написанные арабскими буквами. Император стал переписывать латинскими буквами загадочное письмо, и тогда он его понял...
Глава третья. ПИСЬМО ДУДЫ ПРАВЕДНОГО
"Августейший великий император!
Тебе шлет привет и пожелания долгой жизни, благополучия, счастья и славы твой бывший лекарь, неизменно преданный доминиканец, исследователь арабской магии и алхимии, которого прозвали "Дуда Праведный".
Я точно выполнил твою волю и неотлучно сопровождал твою воспитанницу, Марию Клармонте, из Вифлеема, по направлению к морю, надеясь посадить юную девушку на указанный тобою корабль. Ночью в горах на наш караван напали арабские разбойники и всех путников потащили в свои становища. В числе попавших в рабство оказались и мы с Марией. Знание арабской речи нас выручило. Я уверил разбойников, что я мусульманский знахарь, мудрец и прорицатель, а Мария - это моя внучка, и что я из необходимости, находясь среди крестоносцев, притворялся, будто исповедую христианскую веру. Успешно вылечивая арабских воинов, перевязывая и зашивая их раны, я не брал никакой платы, и они стали относиться ко мне с уважением, тоже прозвав "Дуда Праведный". Затем нас продали в Багдад, где мы прожили несколько лет.
Теперь я должен сообщить тебе горестную весть. Приготовься к тяжелому удару. Твоя воспитанница, светлая, безгрешная Мария, тосковала по тебе и медленно угасала, постоянно повторяя твое августейшее имя, пока ее слабые уста не прошептали его в последний раз. Она так исхудала, что разрушение, обычно следующее за смертью, почти ее не коснулось, и несколько дней она лежала на носилках, которые я сплел из камыша своими руками, обложенная цветами и ароматичными травами, будто только уснула, и я не решался предать ее земле.
В том домишке, где я жил, была каморка с окошком. Днем я его закрывал ставнями от беспокойных мух, а ночью в это окошко светила луна и бросала печальные серебристые лучи на прекрасное лицо Марии... Каждую ночь проводил я в слезах, оплакивая раннюю кончину твоей воспитанницы, которая до последнего дня верила, что настанет счастливое мгновенье, когда она приплывет на корабле в родную Сицилию и снова увидит тебя, августейший император.
В день, когда халиф багдадский приказал мне отправиться, сопровождая его посольство, к татарскому хану, я нанял старика, и мы отнесли останки безгрешной Марии на кладбище, расположенное на высоком берегу великой реки Евфрата. Там мы вырыли могилу под одинокой пальмой. Я поставил узкую каменную плиту, вырезав на ней арабскую надпись "Мариам" с изображением пальмовой ветви.
После этого я мог спокойно отправляться в путь как лекарь и писарь арабского принца Абд ар-Рахмана, которого халиф багдадский отправил послом к могущественному царю татарскому Бату-хану. С войском этого грозного полководца, состоя при арабском принце, я добрался до Адриатического моря и близ города Спалато мне удалось спасти от жестокой смерти на острие кола доброго монаха, брата Иакова, и он. клятвенно обещал доставить это письмо, мой августейший повелитель и покровитель, в твои всесильные руки. Умоляю наградить его соответственно заслугам и твоей, всегда неизменной щедрости.
