Кости холмов - Иггульден Конн (книги серия книги читать бесплатно полностью txt) 📗
Вдали поднимался в небо белый дымок последнего торгового каравана, пытавшегося достичь Самарканда до появления Чингиса в его окрестностях. Теперь никто не попадет в город до тех пор, пока монголы не покинут эти места. Чингис снова задумался над словами Тэмуге о необходимости постоянного управления завоеванными землями. Идея пришлась по нраву, но пока что оставалась неосуществимой мечтой. Однако Чингис уже был не молод, и, когда по утрам ломило спину, ему начинало казаться, что мир продолжает свой бег уже без него. Народ хана никогда не беспокоился о постоянстве. Вместе со смертью наступало и избавление от мирских забот. Быть может, потому, что хан видел другие империи, он мог представить себе еще одну, существующую дольше, чем его жизнь. Ему нравилось думать о тех, кто и после его смерти еще долго будет править от его имени. Эта мысль исподволь пробуждала в нем нечто такое, чему названия он пока и сам не знал.
В то время как Чингис размышлял, тумены Джучи и Чагатая возвращались от городских стен. Все утро они объезжали город на довольно близком расстоянии, чтобы нагнать страху на его жителей. Монголы установили напротив Самарканда белый шатер, объявив тем самым о начале осады, но ворота оставались закрытыми. Через некоторое время белый шатер заменят красным, затем поставят на его месте черный в знак того, что все население города будет истреблено.
С исчезновением шаха некому было возглавить организацию защиты Хорезма, и каждому городу приходилось сражаться с врагом в одиночку. Такое положение дел весьма устраивало Чингиса. Пока хорезмийские города были разобщены, он бил их по одному. Хватало сил двух-трех туменов, чтобы сломить сопротивление одного города и перейти к следующему, оставив за собой пепелище. Это была война на условиях хана, предпочитавшего осаждать города и разбивать их малочисленные гарнизоны. Переводчики заявили ему, что за стенами Самарканда проживало полмиллиона людей, а теперь, когда опустели все окрестные земли, население города, должно быть, возросло еще больше. Толмачи полагали, что их расчеты сильно впечатлят хана, но он видел Яньцзин, и цифры не смущали его.
Хан и его люди безнаказанно разъезжали по чужой земле, и тем, кто жил за каменной стеной, оставалось только ждать и дрожать от страха. Чингису даже сложно было представить, что он смог бы выбрать такую жизнь, предпочтя ее возможности ездить в седле и двигаться в любом направлении, куда бы ни пожелал. Но мир менялся вокруг него, и каждый день Чингис проводил в борьбе с новыми мыслями. Его войска прошли до холодных безлюдных пустошей на севере и достигли Корё на далеком востоке. Чингис считал покоренными эти страны. Но теперь они остались далеко от него. Они восстановят силу и забудут, что обещали монгольскому хану дань и повиновение.
Представив, как жители городов возводят новые стены и предают забвению прошлое, Чингис хмуро поджал губы. Мысль об этом не давала хану покоя. Когда он валил человека на землю, тот оставался лежать, но городу хватало сил, чтобы подняться.
Затем он вспомнил Отрар. Город превратили в безжизненные руины. От некогда крепких стен не оставили камня на камне, и Чингис сомневался, что город отстроится вновь даже спустя сотню лет. Быть может, чтобы умертвить город, нужно глубоко вонзить в него нож, а потом вертеть им во всех направлениях до последнего издыхания врага. Против такой перспективы хан как будто не возражал.
Чингис медленно объезжал Самарканд, когда думы хана прервали глухие звуки сигнального рога. Чингис потянул поводья и закрутил головой, пытаясь лучше расслышать сигнал. Джучи и Чагатай тоже услышали сигнал, хан это заметил. На полпути между ханом и городом они остановились и стали слушать.
Вдали показались дозорные. Всадники мчались во весь опор. Чингис был почти уверен, что сигнал подавали они. Неужели приближались враги? Такое было возможно.
В тот самый миг, когда его лошадь потянулась губами за пучком сухой травы, Чингис увидел, что ворота Самарканда открылись и наружу выкатилась колонна всадников. Хан только осклабил зубы, приветствуя самоуверенность своих врагов. В его распоряжении помимо десяти тысяч ветеранов собственного войска находился еще и тумен Джебе. С этими силами да с туменами Джучи и Чагатая они могли раздавить любую армию, какую только способен был изрыгнуть Самарканд.
Когда дозорные домчались до хана, их кони совершенно выбились из сил от бешеной скачки.
– Вооруженные люди на востоке, хан, – объявил первый из всадников, опередив двух других. – Войско хорезмийцев числом с три наших тумена.
Чингис тихо выругался. Один из городов все-таки поддержал Самарканд. Джучи и Чагатай встретят их. Хан принимал решения быстро, чтобы люди видели в его ответах только уверенность.
– Скачите к моим сыновьям, – велел Чингис дозорному, несмотря на то что юноша уже дышал, как загнанная собака на жарком солнце. – Пусть атакуют войско с востока. Я выступлю против самаркандского гарнизона.
Тумены сыновей быстро умчались, оставив Чингиса только с двадцатью тысячами воинов. Шеренги его всадников выстроились неглубоким полумесяцем, двумя флангами по обе стороны от хана, готовые взять врага в клещи.
Все больше и больше всадников и пеших воинов выступало из городских ворот, как будто в Самарканде размещались казармы половины шахского войска. Пуская скакуна медленной рысью и проверяя готовность оружия, Чингис надеялся, что отослал не слишком много воинов на завоевание других городов. Его опасения не были напрасны, но если бы он воевал каждый город по очереди, то на покорение всей страны ему понадобилось бы три жизни. Во владениях Цзинь городов было гораздо больше, чем тут, но хан и его военачальники за один год взяли их девяносто, пока дошли до Яньцзина. На личном счету Чингиса их было двадцать восемь.
Если бы рядом с ним был Субудай, или Джебе, или даже Джелме, или кто-то из братьев, тогда он не волновался бы. Равнина чернела ревущими хорезмийцами, и Чингис громко засмеялся над своей осторожностью, вызывая злую ухмылку у монгольских воинов. Нет, Субудай не был нужен ему. Он не боялся своих врагов, даже если бы у них имелась дюжина таких армий, как эта. Он был ханом моря травы, его враги – всего лишь жители города, изнеженные и ожиревшие, пусть даже и с острыми саблями. Чингис не боялся их.
Джелал ад-Дин сидел, скрестив ноги, на узкой полоске песчаного берега, устремив взгляд через бурлящее море к черному побережью, которое он покинул днем раньше. Там вдали виднелись огни пламенеющих рыбацких хижин в окружении подвижных теней. Монголы добрались до побережья, и спасения от них не было никому. Джелал ад-Дин подумал о том, что ему с братьями, возможно, стоило убить рыбаков и их домочадцев. Тогда монголы не узнали бы, куда он увез отца, и, может быть, прекратили бы преследовать их. Злясь на собственное бессилие, принц скривил лицо. Вне всяких сомнений, рыбаки стали бы защищать свою жизнь. У них имелись только ножи да палки, но рыбаков было раза в три больше, и тогда принцу и его братьям, возможно, пришел бы конец.
Остров лежал всего в миле от материка. Вместе с братьями Джелал ад-Дин затащил барку на берег под прикрытие редких деревьев, хотя это наверняка уже не имело смысла. Рыбаки непременно сказали монголам, куда уплыли беглецы. Джелал ад-Дин горько вздохнул. Он не помнил, чтобы когда-либо уставал так, как сейчас. Даже дни, проведенные в Худае, казались призрачным сновидением. Он привез отца на этот заброшенный остров, но привез его умирать и был почти уверен, что смерть придет за ним самим вскоре после кончины шаха. Джелал ад-Дин не знал более непримиримых врагов, чем монголы. Они преследовали его в дождь и снег, подбираясь все ближе и ближе. Ржание их коней принц давно начал слышать во сне. Внезапно сквозь шелест волн раздался шум. Не то пронзительные крики, не то пение голосов на другом берегу моря. Монголы знали, что охота близится к завершению. Проскакав больше тысячи миль, они подступили к заветной цели. Они знали, что добыча наконец затаилась в логове, словно лисица, которая укрылась в норе, дожидаясь в беспомощном ужасе, когда собака вытянет ее наружу.
