В дни Каракаллы - Ладинский Антонин Петрович (читать книги онлайн бесплатно полностью без TXT) 📗
Каракалла подъехал к спорившим:
– Чего не поделили, товарищи?
Воины узнали императора, и один из них завопил:
– Август, разреши наш спор!
– Не август, а товарищ ваш…
– Ладно, товарищ… Пусть он отдаст мне мех! Это я нашел его в погребе.
Приятель урезонивал его:
– Баранья голова! А кто убил парфянина? Ты или я?
– Поступите по справедливости, – ухмыльнулся император.
– Как же нам поступить?
– Разрубите мех пополам мечом.
Воины бессмысленно смотрели на Августа. Но один из конных скифов ударил в мех копьем, и вино брызнуло из него чернеющей струей.
Один из солдат поспешил заткнуть отверстие пятерней и заорал:
– Погубил вино, проклятый скиф!
Но его приятель вырвал мех и жадно припал устами к дырке, обливаясь вином.
Где-то здесь действовал и старый Маркион, на щите которого в тот день прибавилась еще одна крепость, будто сложенная из кубиков, какими играют дети, и рядом с нею – два носатых человечка, таких веселых по виду, что трудно было предположить, что они изображают трупы убитых врагов. Но в эти ужасные часы, когда осадные башни вплотную подошли к стенам крепости и воины уже поднимались на них, случайной стрелой был смертельно ранен Цессий Лонг. Я находился неподалеку и видел, как парфянская стрела, точно упавшая с небес, вонзилась легату в горло у самого обреза панциря. Среди невероятного замешательства центурионы сняли тяжкое тело начальника с коня и осторожно положили раненого на землю, прикрывая его щитами. Изо рта у легата хлынула кровь. Однако у старика хватило мужества прохрипеть:
– Кажется, я кончил свои дни…
Уже давно темнота покрыла человеческие подвиги и злодеяния. Схватки в городе прекратились. Когда Корнелин, Аций и другие трибуны разыскали тот госпиталь, в который унесли Лонга, и отправились к своему военачальнику, я украдкой пошел за ними. Шатер был поставлен вдали от городских стен. Около раненого хлопотали Александр и еще один легионный врач, по имени Иосиф, тоже родом из Антиохии. Легата положили на ложе, и он лежал, залитый кровью, с закрытыми глазами. Грудь его высоко поднималась от судорожного дыхания. Корнелин с тревогой посмотрел на врачей.
– Возможно ли его спасти? – шепотом спросил он.
Александр отрицательно покачал головой.
Антиохийский медик в ответ на вопрошающий взгляд трибуна в сомнении скривил губы. Но казалось, что он не хочет уступать смерти и что-то ищет на лице больного, какие-то таинственные признаки, которые могли бы подать надежду на выздоровление.
Лонг с трудом открыл глаза. Мы услышали знакомый хрипловатый голос:
– Арбела…
И снова кровь хлынула из горла, заливая заросшую седыми волосами грудь, мясистую, как у старой женщины.
Александр склонился к раненому с белой тряпицей в руке.
– Тебе нельзя говорить, – сказал он печально, но спокойно, как говорят мужественные люди, знающие, что в иные часы для человека нет спасения.
– Теперь уже все равно… – проговорил легат, когда врач вытер ему рот.
Другой медик, с подстриженной черной бородкой, принес плоскую чашу с каким-то питьем.
– Выпей немного! Хотя бы один глоток – и это успокоит твое дыхание!
– Теперь уже все равно… – повторил легат. – Арбела…
– Арбела пала.
Это сказал Корнелин. Другие трибуны тоже подошли ближе, чтобы посмотреть на лицо человека, водившего их многократно в сражения.
Легат еще был в сознании. Оглядел стоявших у ложа.
– Это ты, Корнелин?
– Я, легат.
– А рядом с тобой Аций? В моих глазах уже смертный туман… он застилает зрение… Где… Проб?..
– Убит… Валерий и Салюстий тоже погибли.
– Погибли… Большие потери…
И Лонг снова закрыл глаза.
Корнелин еще раз посмотрел на Александра. Но тот только пожал плечами.
Никто не говорил ни единого слова, и слышно было хриплое дыхание умирающего. Иногда, точно в бреду, он выкрикивал отдельные бессвязные слова. Корнелин прислушивался, придерживая ухо рукою. Мы поняли, что легат, очевидно, произнес несколько раз название родного селения. Потом последовала целая фраза. Странно было слышать из уст старого солдата слова о сельских работах:
– Когда будете собирать в житницу ячмень…
Может быть, ему представился в последнем видении отеческий дом, бедное жилище, где прошло его детство и мать пекла ему ячменные лепешки. Он пас там овец на зеленых лужайках…
Легат произнес еще несколько слов.
– Орлы…
Корнелин понял, что Цессий Лонг хочет в последний раз взглянуть на легионные знамена. Аций поспешил из шатра, чтобы выполнить желание легата, и минуту спустя послышался топот ног. Это явились орлоносцы, одетые в волчьи шкуры, и с ними сотни воинов, пожелавших проститься со своим начальником. Для них высоко подняли полу шатра. Все это были ветераны, знавшие легата еще в Сатале молодым трибуном. Орлы тускло поблескивали в сиянии светильников: украшенный триумфальными венками серебряный тяжелый орел Августа, золотой, с молниями в когтях, пожалованный легиону императором Титом, и другие знамена, видевшие стены Иерусалима, туманы Британии, дубы на берегах Дуная и горы Армении… Рядом с ними возвышался еще один орел, с табличкой под ним, которая гласила, что это знамя вручил легиону сам великий Траян. За орлами, как в торжественном шествии, двигались когортные значки, увенчанные волчицами, руками-хранительницами или изображениями вечного солнца.
Умирающий лежал молча, с закрытыми глазами… Корнелин сделал движение рукой в сторону несообразительных орлоносцев, и тогда они склонили знамена к ложу, чтобы Лонг мог лучше их видеть. Он еще раз поднял тяжелые веки. Дыхание его становилось реже и реже. Потом еще один, последний, самый тяжкий вздох, и все было кончено. Тело легата вытянулось… Корнелин закрыл ему глаза… Среди гробовой тишины мы услышали его взволнованный голос:
– Жизнь легата Авла Цессия Лонга, сподвижника императоров Септимия Севера и Антонина, закончилась в сражении от смертельной раны, в день римской победы, как прилично закончиться жизни каждого воина.
В полночь Антонин озирал покоренный город с высоты огромного храма. В храмовых подземельях нашли каменные гробницы древних парфянских царей. Усыпальницы взломали в надежде найти там сокровища, но ничего не обнаружили, кроме истлевших костей и праха. В припадке внезапного гнева Каракалла приказал бросить все это с башни на ветер.
Выпятив нижнюю губу, Антонин смотрел вниз, в ночную темь. Отсюда хорошо было видно, что в Арбеле еще пылают кое-где пожары. Императору казалось среди этих языков огня, что отныне он владыка мира, что путь в Индию уже открыт. До его слуха долетал льстивый шепот друзей, стоявших в некотором отдалении:
– Парфянский… Великий…
Но пышный титул уже не радовал его уставшее сердце.
А между тем грохот падения Арбелы пронесся до самых отдаленных пределов парфянского царства. Видя горе своего господина, в ктесифонском дворце рыдали жены и многочисленные наложницы царя. Первые были пышнотелые, вторые тоненькие, как тростинки. Весть о падении неприступной твердыни взволновала также местные христианские общины. В Адиабене уже давно процветала новая вера, по преданию занесенная в эти отдаленные пределы учениками апостола Фомы, того самого скептика, который, согласно рассказу евангелий, не поверил в воскресение Христа и якобы вложил персты в его раны. Татиан, один из первых учителей церкви, перевел священные книги на здешнее наречие, и семя не упало на бесплодную почву. Теперь христиане с трепетом взирали на нашествие римлян и страшились, что это может тяжко отразиться на судьбах общины. Приход римлян предвещал гонения, мученическую смерть, может быть даже конец мира…
Часть третья
АНТИОХИЯ И РИМ
В те дни, когда в Арбеле рекою лилась человеческая кровь и тысячи ни в чем не повинных людей погибали среди пожарищ войны, в Риме шумела все та же хлопотливая жизнь с ее большими и маленькими заботами, важными и пустяковыми событиями, цирковыми зрелищами и бесплатными раздачами хлеба и вина.
