Взыскание погибших - Солоницын Алексей Алексеевич (лучшие книги .txt) 📗
И неугомонный, стремительный Тальц поцеловал. И громадный, мало что понимающий Лешько тоже поцеловал холодный стальной крест.
6
Солнце скрылось за плотную гряду облаков. Их нижние края раскаленно вспыхнули, и на землю упали длинные белые мечи.
Простор за Альтой высветился до самых дальних пределов. Увиделся лесной окаем, река засеребрилась, и, выпрыгнув из воды, ударила по ней сильная рыбина.
Тяжко было на душе, но все же Борис не уходил в шатер и не молился об усопшем отце, а все сидел у реки, наблюдая, как торжественно и величаво уходит еще один прожитый день.
Мысль о том, что и этот день, и даже мгновение это уже никогда не вернутся, возникла в сознании сама собой.
«Господи, мир Твой прекрасен, но почему столько зла от людей? Почему живут, подобно волкам, перегрызая глотки друг другу? Почему и у людей вожак должен быть с самыми острыми зубами?».
Он услышал шаги за спиной и узнал их — так ходит отрок Георгий.
— Князь, ждут тебя!
Борис оглянулся, увидел хмурое, встревоженное лицо, знакомое до каждой черточки. По этому лицу можно читать, как по открытой книге.
Борис встал, отряхнул платно.
— Посмотри, красота-то какая, — сказал он. — Будто праздник какой!
— Праздник не в небесах, а у Святополка. Он добро твоего отца всему Киеву раздает, чтобы силу против тебя собрать.
Они поднялись по откосу и сразу увидели, что в лагере неспокойно: дружинники собирались у обозов, ходили от одной толпы к другой, слушая, о чем там говорят. Ступая враскоряку, шел навстречу Борису Блуд, явно торопясь. Тяжело ему быстро идти, но не жалел он себя.
— Обыскались тебя, князь, — одышливо сказал Блуд. — Знаешь ли, что Святополк учинил?
Борис кивнул и отпрянул — на него чуть было не наехал всадник, разворачивающий коня между обозными телегами.
— Куда прешь! — Блуд схватил лошадь под уздцы и дернул в сторону так, что всадник едва усидел в седле.
У княжеского шатра собрались богатыри. Борис невольно вспомнил, как они совсем недавно стояли перед великим князем, когда он отправлял их на печенегов. «Как это все-таки странно — все они живут, дышат, опять стремятся к чему-то, а отца нет…»
— Георгий, прикажи, чтобы стол накрыли, — сказал Борис, приглашая богатырей к себе в шатер и жестом показывая, чтобы они садились.
— До трапезы ли? — с трудом сдерживая раздражение, спросил Блуд. — Пока мы застольничаем, Святополк так ополчится, что его из Киева не выгонишь.
— Ты сам полк градский в Киеве оставил, — съязвил Александр. — Теперь своих же людишек вместо печенега колошматить придется.
— Да кто за ним, польским нахлебником, пойдет? — возразил Кожемяка. — Разве что голь перекатная, на дармовщинку клюнув.
— Коли его митрополит благословил, так ополчится Киев и выйдет против нас, — урезонил Кожемяку Александр. — Так не единожды было. Да и не отдаст теперь Святополк стола Киевского без сечи — власть ему слаще меда.
Рагнар кивнул и сел, выставив ногу вперед. Он понял, что разговор не получится коротким.
Борис знал, о чем будут говорить богатыри, поэтому сидел, чуть наклонив голову, сосредоточившись на какой-то мысли, которую и сам не смог бы выразить, если бы его спросили.
Лицо его было печально, под глазами легли круги, как после долгой бессонницы.
Блуд подумал, что правильно поступил, послав Лешько к Святополку — Борис растерян и не знает, что делать.
Александр обиделся: «Почему Борис молчит?»
Кожемяка подумал, что князь пал духом.
Рагнар одобрил молчание Бориса: сначала надо прикинуть, в какое место ударить, а потом бить.
— Здоров ли ты, князь? — спросил Блуд.
Борис посмотрел на воеводу и тихо улыбнулся:
— Здоров, не тревожься. Сядь, тяжело тебе стоять. Вот вы думаете: слаб я духом и не ведаю, как теперь быть. Но вы же знаете, что никогда я не боялся Святополка, а лишь жалел его. Он взял власть, не позвав ни братьев, ни дружину, и это плохо. Но он старший среди нас, и стол великокняжеский ему принадлежит по праву. Нельзя преступить закон сей. Преступим — опять брат пойдет на брата, и не будет конца резне, как это было при отце моем.
Борис взял у Георгия кувшин с греческим вином и налил его в братины.
— Опомнись, князь, ты что говоришь? Не твой ли отец Святополка в поруб сажал, когда он короля польского подговаривал на стол Киевский покуситься? — Блуд все же сел, взял братину и выпил — мучила его жажда: — Да и кого Владимир наследником своим объявил? Ты что, забыл?
— Я ничего не забыл. Святополка отец не любил, потому и болела у него душа. Он знал, что виноват перед Святополком, и мучился от этого.
— Не пойму твои речи, князь, — Александр взял наполненную братину. — Если ты сам хочешь Свято- полку стол Киевский отдать, думаешь ли, что кто-то из нас с тобою останется?
— Думаю и знаю, что вы великому князю служить будете. Потому и прошу вас разделить со мной прощальную трапезу.
Он взял хлеб и преломил его.
Наступила тишина, и было слышно, как ходят и переговариваются за шатром дружинники, как всхрапывают кони.
Что же ты делаешь, князь? — с сердцем сказал Александр. — Или ты не знаешь Святополка? Кого дружина любит: тебя или его? С кем думу думали? С кем на рать ходили?
— Одни уста и теплом, и холодом дышат. Перемениться вы должны к Святополку.
— Выходит, что ты все решил, — сказал Рагнар. — А помнишь ли ты, что варягам место у стола великого?
«У кормушки великой», — чуть было не сказал Блуд.
— С миром вас отпускаю! — твердо сказал Борис. — И скажите Святополку: что он мне даст, тем и буду доволен!
— Погоди, — остановил его Блуд, — ты как дите малое, — он резко поставил братину на стол, она опрокинулась, и вино пролилось.
— Скажи Святополку, Блуд, я желаю ему счастья.
— Ну что ж, — Александр встал, окончательно укрепившись в мысли о малодушии Бориса, — тогда мне здесь не место. Святополк не люб мне, но духом тверд.
— На то и моя надежда, — живо отозвался Борис. — Вы все должны его твердость на праведные дела направить.
— А с тобой-то кто останется, князь? — Кожемяка поднялся тяжело и как бы нехотя. — Кто тебя защитит, если Святополк… — и он осекся, не смог выговорить то, о чем подумал сейчас каждый из богатырей.
— Гони эти мысли прочь! — сказал Борис. — Я не соперник Святополку, сам ему место уступаю, как старшему брату. И там мое место будет, где он укажет. Так и передайте ему. Не печальтесь: каждому обозначен путь свой. И у меня он есть, и вы поймете это, верю я…
Никто не решался выйти из шатра первым. Как будто богатыри еще ждали чего-то, может быть, совсем иного слова от Бориса. Скажи он сейчас: «Останьтесь, я все не то говорил!» — они бы радостно улыбнулись и тут же наполнили свои братины…
Но Борис молчал, грустный и сосредоточенный.
— Прощевай, князь, — Блуд распахнул полу шатра, и в эту минуту выпорхнула на волю пичужка, дотоле таившаяся за колышком, накрепко вбитым в землю отроком Георгием.
Блуд по привычке посмотрел на небо, прежде чем приказать воинам выступать в поход. Высь светилась мягко, облака прощально гасли, и уже зажглась в небе вечерняя звездочка. Солнце медленно и спокойно скрылось за дальним лесом, и Блуд понял, что ночь будет светлая, что надо скакать к Киеву не мешкая.
— На коней! — заорал он. — Идем к великому князю Святополку!
Воины, привыкшие мгновенно собираться в путь и днем, и ночью, тут же принялись седлать коней, но все же крик Блуда смутил многие души…
— Струсил Борис!
— Тебе почем знать? Дружина-то с ним.
— А все одно боится.
— Молчал бы, толстомордый! Может, он твою кровь пожалел, чтоб не махал ты мечом против родичей.
— Сам себя пожалел.
— Брысь! Затопчу конем!
В другой сотне, много чего повидавший на своем веку, лучник горестно вздохнул:
— Пропадет Борис!
Сосед его, с которым они бывали не в одном деле, отозвался:
— А то! Посчитай, сколько злобы Святополк накопил. Сказал волк капкану: «Полно шутить, отпусти лапу-то!»
