Короли Альбиона - Рэтбоун Джулиан (читать книги онлайн полностью без сокращений .txt) 📗
— Ага, — сказал Питер, — это констебли. Они следят, чтобы никто из участников игры не переходил до рассвета через реку, иначе они бы получили преимущество перед другой командой.
— Так-то так, — проворчал я, глядя на бурный, стремительный поток, — но мне кажется, без лодки тут никому не переправиться.
Быть может, эту реку обычно переходили вброд, но после дождя она выглядела чересчур глубокой и быстрой.
Мы пошли дальше. Надвигались сумерки. Мы вышли на большую дорогу, которая вела к югу, поднимаясь на холм между рекой и уходившей вдаль равниной.
— Это отличный наблюдательный пункт! Отсюда мы сможем посмотреть завтрашний матч! — возликовал Питер, и мы полезли на пригорок.
На гребне холма уже стояли четыре пушки, и двадцать воинов в доспехах, но без оружия, под надзором рыцаря, восседавшего на коне, тащили от реки на это возвышение еще одно крупнокалиберное оружие. Пушки прикрывали подход к городу, чьи башни и шпили мы могли смутно разглядеть на другом берегу реки, примерно в миле от нас.
— Эти люди, конечно же, из команды Сэндифорда, — гнул свое Питер, — они должны защищать границы своей территории.
Похоже, он либо не замечал пушек, либо не хотел их замечать. И тут я обратил внимание на одну непривычную деталь его внешности.
— Питер, — сказал я ему, — знаешь ли ты, что ты забыл снять очки? Ты ведь надеваешь их только для чтения.
Питер принялся возиться со своими линзами, и, едва он снял их с носа и с удивлением воззрился на окружавшую нас обстановку, конный офицер, подскакав к нам, объявил нас шпионами Йорка и приказал своим людям привязать нас к ободранной замшелой яблоне, росшей на самой вершине холма.
— Тут и сидите, — промолвил юный мерзавец, в речи которого звучал типичный нормандский акцент. — А мы пока разберё-омся с вашими дружками. А потом све-эзем вас в город и па-ас-мотрим, какого цвета у вас кишки.
В довершение всего ночь напролет лил дождь.
Глава тридцать седьмая
Я проснулся — да, я спал, хотя мои запястья были связаны с запястьями Питера, лодыжки с его лодыжками и оба мы остались стоять спиной к разделявшему нас дереву. Головой я задевал ветку с мелкими недозрелыми яблоками, по ноге текла струйка мочи, песня жаворонка показалась мне пронзительным визгом. Мы оба совершенно окоченели за ночь, болел каждый сустав и каждая мышца, но, как раз когда мы с Питером очнулись, на востоке над равниной поднималось солнце, и его тепло несколько облегчило наши мучения.
Вокруг нас, чуть ниже по склону, занимались своими делами артиллеристы: разжигали костры, готовили завтрак (судя по запаху, бекон и пудинг). Эти запахи сперва вызвали отвращение и у меня — на то я и мусульманин, и у Питера — на то он и монах, но вскоре голод взял верх. К счастью, нас пожалел сержант, хотя телосложением он больше смахивал на бочонок, чем на человека. У него были длинные соломенного цвета волосы, такие же усы и отросшая за неделю борода, его крепкое туловище защищала кожаная куртка со множеством заклепок, кольчуга и нагрудник, а на голове красовался шлем без ободка. По приказу сержанта один из его людей угостил нас хлебом ему пришлось кормить нас с рук.
Питер, привязанный спиной ко мне, стал расспрашивать, что видно с моей стороны.
Я глядел на юго-восток прищуриваясь — солнце все еще низко висело в небе, а сверху на него надвигалась туча.
— Холм довольно высокий, но пологий, — так начал я свой отчет, — он переходит в равнину, но равнину тоже нельзя назвать вполне плоской. Там общинное пастбище, две деревушки одна из них, полагаю, и есть Хардингстоун, — вокруг них поля, а дальше лес. Дорога спускается вниз с холма, проходит между деревнями и уходит в лес.
— Там что-нибудь происходит?
— Еще как. В ста ярдах от нас солдаты пытаются установить пушки. Ими командует тот самый ублюдок, который приказал нас схватить. У них проблемы — за ночь колеса пушек увязли до самой оси в глине. Наш юный друг совершенно из себя выходит.
— Я слышу, как он орет.
— Ты, конечно же, слышишь и равномерный, монотонный стук, удары дерева о дерево. Все больше вооруженных людей прибывает сюда. Они втыкают в землю колышки, острием вверх. Еще они копают ров, а из выкопанной земли строят вал перпендикулярно дороге, тянущийся примерно на триста шагов в каждую сторону от нее. Вот и все. А, нет, не все. Что-то они все вдруг встревожились. Ага, вижу. Из леса вышла большая колонна солдат с пиками на плечах. Они идут как раз по дороге между двумя деревнями. В колонне есть несколько отрядов по пятьдесят и более человек в тяжелом вооружении, на боевых конях.
— Они далеко?
— В миле отсюда.
— И ты различаешь все детали?
— От моего здорового глаза больше пользы, чем от обоих твоих вместе взятых.
Мой друг приумолк, быть может, обидевшись. Я постарался загладить неловкость:
— А что происходит на твоей стороне?
— Почти ничего. Там большой лагерь. Палатки. Королевское знамя. Но футболистов не видно. Правда, еще рано.
Шло утро. Со стороны реки появлялись все новые солдаты, они строились позади частокола, были среди них и стрелки с большими луками, были всадники в доспехах на покрытых броней конях. Когда кавалерия ступала на болотистую тропинку или дорога начинала подниматься вверх, кони, не выдерживая давившего на них груза, падали на колени с жалобным ржанием, бились в панике, угрожая сбросить тех рыцарей, кто не догадывался заблаговременно спешиться. Одно из таких коварных местечек было недалеко от меня, слева, где ручей петлял по лугу, пока не впадал в Нене. Однако основу армии составляли не рыцари, а тяжеловооруженная пехота. Эти воины несли в руках что-то вроде больших топоров, а к поясам у них были подвязаны тяжелые мечи.
Около полудня завыли трубы, загремели барабаны, и я уж было решил — началось! Но нет, то был сигнал к переговорам. Из лагеря, что расположился к югу от нас, возле леса, выехали двадцать всадников с герольдом впереди. Они везли с собой большие знамена со сложными рисунками все европейцы используют их в бою, чтоб отличать своих от чужих, хотя я понятия не имею, каким образом рядовой солдат не путается, где друг, а где враг, если в его экипировке отсутствует полный справочник гербов. А может, солдаты особо и не стараются в этом разобраться.
Фат, из-за которого мы тут томились, снова уселся на коня (здесь, на холме, почва была надежнее, чем внизу у реки) и завел беседу с двумя присоединившимися к нему юнцами, тоже верхом и во всеоружии:
— Что за черт, Джастин? Кого это несет?
— Епископы, Морис. Старый Бёрчер, архиепископ Кентерберийский, вон белая бородень развевается. Он вроде кузен Йорка, да-а?
— Кажется, зять, что ли. Еще с ними Солсбери, — вставил третий.
— Сказал — что в трубу пернул. Солсбери-то совсем старый.
— Боже, Морис, ну ты и придурок. Епископ Солсбери, а не граф. А тот чернявый должно быть, Коппини, папский легат.
— И чего им тут понадобилось?
— Они едут к королю. Скажут ему, что они воюют не против него, а против королевы и ее приближенных, так что, если он тихо-мирно им уступит, не будет никакого сражения.
— Что ж, это может сработать. Старый дурак терпеть не может войну. Противные, грубые люди рубят друг друга топорами. У него от этого мигрень.
— Старина Стафферс не пропустит их, верно говорю?
— Точно. Мы заняли холм, и у нас есть пушки. Верное дело. Стафферс так и рвется в бой. Опрокинем их и двинемся прямиком на Лондон, выручать старину Скейлзика. Его держат в осаде в Тауэре с самого Рождества.
— А все-таки у них чертовски много людей. Похоже, вдвое больше, чем у нас.
— Не трусь, Морис. У нас же пушки, верно?
— Ты прав. Нечего волноваться. Ладно, поеду к предводителю.
Тот, кого звали Морис, поскакал прочь, гремя и звеня своими доспехами, а наш командир и Джастин остались на холме.
— А кто это с Моррерсом? С какой стати он прикрепил к шлему какую-то черную палку?
