Иезуит. Сикст V (Исторические романы) - Мезаботт Эрнст (книги регистрация онлайн TXT) 📗
И вот именно во время этих-то столь интересных для всего христианского мира переворотов мы и находим папу Климента XIV, этого мученика, заплатившего жизнью за свою смелость.
II
Просьба и угроза
Климент, сидящий на своем скромном кресле, обитом зеленым сукном, самолично рассматривал объемистые кипы бумаг, разбросанных по большому рабочему столу. Эти бумаги были получены из всех стран света.
Папская дипломатия, сведенная к нулю пока находилась в руках неспособных министров, тотчас же опять воскресла, как только сам глава церкви начал управлять делами.
Нунции, интернунции и другие представители папы, привыкнув к тому, что все их работы уничтожались противодействием иезуитов, не находя ни поощрения, ни помощи, кончили тем, что пребывали в бездействии. Самые умные придумали увеличить папское жалованье тайными субсидиями, получаемыми от иезуитов.
Климент все это изменил. Он твердо взял в свои руки ведение дел иностранной политики, и в настоящее время все проходило через его руки.
Ленивых он побудил взяться за дело поусерднее, и они повиновались, а неспособные и неловкие должны были уступить место другим, более способным к трудному делу, предпринятому папой. Что же касается тех из них, которые, являясь представителями папской власти, продали душу и совесть другой власти, вскоре намеревавшейся сделаться враждебной папе, то они очень быстро были разосланы по американским и сирийским миссиям.
Распечатывая одно за другим письма, присланные ему от разных иностранных дворов, папа с каждой минутой становился все мрачнее и мрачнее.
Лоренцо Ганганелли — папа Климент XIV — был человеком смелым, он уже давно решил пожертвовать своей жизнью ради торжества задуманного им дела. Но даже и самые смелые люди кончают тем, что обескураживаются, когда опасность постоянно возобновляется и становится слишком настойчивой, в особенности же тогда, когда эта опасность неизвестна и таинственна, и может появиться со всех сторон.
Климент распечатал одно из писем, оно было от его тайного лиссабонского агента; письмо было шифрованное, но папа прочел его совершенно свободно, так велик был его навык читать подобные письма. Суть письма состояла в том, что друзья иезуитов, оставшиеся в Португалии в большом числе, плели всевозможные интриги, с целью бороться с министром Помбалем. Из средств, употребляемых ими, самое гнусное (так как не было возможности бороться против него) было следующее: они распространяли среди невежественного населения как городского, так и сельского, предсказание о смерти жестоких гонителей иезуитов; одним из них, как легко было понять из предыдущего, был маркиз де Помбаль; что же касается другого, то несмотря на осторожность выражений было очевидно, что предсказание намекало на папу Климента XIV. В письме было прибавлено, что эти замаскированные угрозы производили сильное и неблагоприятное впечатление, лиссабонский агент умолял святого отца принять меры, чтобы это предсказание никоим образом не сбылось.
— Они готовят какой-нибудь гнусный заговор! В этом нет ни малейшего сомнения, — тоскливо проговорил папа. — Боже мой, Ты знаешь, что не ради себя я желаю еще пожить, но для того, чтобы оставить хоть что-либо улучшенным в Твоей церкви, со всех сторон осаждаемой врагами… Все же, да будет Твоя, а не моя воля!
В это время дверь отворилась, и ему доложили о приходе его сиятельства португальского посланника. Несколько минут спустя, благороднейший виконт Сааведра, пэр королевства Португальского и столь же знатный, как дон Джиованни ди Браганца, предстал перед папой.
Португалец поклонился с почтительным видом, выражавшим не только уважение к высокой особе первосвященника, но и сознание своего собственного достоинства.
— Может ли ваше святейшество дать мне аудиенцию весьма короткую, но чрезвычайно важную? — спросил посланник.
— Садитесь, виконт, — отвечал папа, — и объясните, в чем дело? Мы всегда готовы на всевозможные объяснения, так как теперь не такое время, чтобы наслаждаться приятным отдыхом.
Португалец поклонился и сел.
— Слова, которые я должен передать вашему святейшеству, не мои, — сказал он. — Это слова его величества короля португальского. Он умоляет вас отдать должное распоряжение относительно ордена иезуитов.
— Еще?.. — спросил папа, не в состоянии сдержать нетерпеливого движения. — Разве ваш король не знает тех громадных трудностей, которые я должен преодолевать? Я изучаю возможность реформы ордена, и только в том случае, когда я буду вполне убежден в невозможности его реформировать, приму строгие меры.
— Но между тем дерзость бунтовщиков увеличивается… И жизни короля и вашего святейшества грозит опасность.
Климент вздрогнул при этих словах, столь согласовавшихся с ужасными угрозами, заключавшимися в письме из Лиссабона. Но величественнее лицо его осталось бесстрастным.
— Я знаю свой долг и предстоящие мне опасности, — сказал он гордо. — Никакая человеческая сила не заставит меня отклониться от моего пути. Я занял престол святого Петра не для того, чтобы жить спокойно и счастливо, но чтобы править и защищать с опасностью моей жизни церковь Спасителя.
Португальский министр поклонился еще раз.
— Пусть ваше святейшество не увидит ничего иного в моих словах, кроме глубочайшего уважения и искреннего почтения. Умоляю вас, пусть ваше святейшество обратит внимание на то, что эта просьба моего государя мотивирована чрезвычайно важными опасностями, грозящими общественному спокойствию вследствие происков иезуитов. Впрочем, мой король слишком послушный сын святого трона, чтобы тотчас же не согласиться со всеми принятыми вашим святейшеством решениями.
Папа был обезоружен этой покорностью.
Он подумал минуту и потом сказал, как человек, принявший внезапное решение, тоном, не допускавшим возражения:
— Войдите сюда, виконт! — и он указал на боковую дверь, скрывающуюся за толстой портьерой.
— Ваше святейшество приказываете мне…
— Войти в ту комнату, чтобы невидимо присутствовать при моем разговоре с интересующей вас личностью.
Виконт повиновался. Климент ударил в гонг, и на его зов явился камердинер.
— Позовите отца Риччи, — сказал папа.
Климент говорил отрывисто, повелительно, как человек, действующий под влиянием какой-то лихорадки. Его приказание было исполнено тотчас же.
Вошел отец Риччи, генерал иезуитов. Это был человек высокого роста, костлявый, худой, с обширным лбом, лишенным волос. Его глубокосидящие глаза, выдающиеся кости лица и в особенности подбородок указывали на осторожную и сдержанную натуру; то был достойный глава иезуитов.
— Отец Риччи, — сказал папа отрывисто, — получили ли вы выписку всех обвинений в адрес вашего ордена, присланных мне со всех концов света?
Черный папа поклонился в знак подтверждения.
— Я приказал ордену загладить его ошибки, указанные в этих обвинениях. Что сделало ваше общество для удовлетворения справедливых требований католических государей и моих?
— Ничего, святой отец, — сказал генерал с невозмутимым спокойствием.
— Ничего? — вскричал Лоренцо Ганганелли. лицо которого вспыхнуло от негодования. — На мои приказания и на предписания, сделанные для блага христианства, вы отвечаете таким образом?
— Наш орден подает всему свету пример уважения и преданности святому трону, — медленно проговорил отец Риччи. — Пусть папа подаст знак, и все иезуиты, начиная с генерала до последнего послушника, радостно пойдут на пытку за честь папства.
— И чтобы почтить его, — сказал гневно Климент, — вы начинаете с того, что ослушиваетесь его приказаний?
— Мы их с точностью исполнили, святой отец, — спокойно отвечал иезуит.
— Берегитесь, отец Риччи! Я не расположен выслушивать увертки вашей казуистики!
— Здесь нет уверток, ваше святейшество, — сказал генерал, лоб которого покрыла легкая краска при этом оскорбительном упреке.
— Папа приказал нам отложить наши честолюбивые стремления, прогнать из среды нашей продажных, беспокойных братьев, обратить к Богу деятельность, которую мы употребляли для исполнения наших политических целей…
