Пурпур и яд - Немировский Александр Иосифович (книги хорошего качества .txt) 📗
Резко обернувшись, Митридат зашагал к двери. Край мантии скользил по полу, обволакивая пурпурным сиянием мозаичные изображения. Художник избрал сюжетом спасение Ифигении от жертвенного ножа и ее перенесение в Тавриду. Это был миф, излюбленный местными эллинами. В нем было что-то и от его судьбы. Так же, как сын Агамемнона, он отомстил матери за убийство отца. Его преследовали эринии. Но где его Пилад? Где Ифигения?
Дул синд, приносивший прохладу с гор Кавказа. Мантия под порывом ветра натянулась, обрисовав широкие плечи и прямую спину царя. В свои шестьдесят лет Митридат был могуч, как в те дни, когда состязался с атлетами и наездниками.
При виде пурпурной мантии толпа у подножия акрополя зашумела еще неистовей. Над головами взметнулись кулаки. Нет, это не похоже на судилище, перед которым стоял Орест. Это обвинители. Им не нужны оправдания. Они требуют его отречения, его смерти.
Митридат подошел к краю обрыва. Теперь он видел всю агору. Слева у храма Аполлона колыхались черные хитоны понтийцев. Это с ними он громил римлян в Вифинии, с ними отступал через знойные горы Армении, с ними переправлялся через бурные реки Иберии. Это были эллины из Синопы и Амиса, пафлагонские пастухи, горцы Париадра. Для них он не был просто царем, но кумиром. Они пошли за ним на край света. Что же заставило их выйти на агору?
В косых солнечных лучах розовели плащи римских перебежчиков. Ветераны Мария и Сертория, они бежали от проскрипций Суллы и преследований сулланцев. Митридат открыл им двери своего дворца и запоры сокровищниц. Он дал им власть и богатство. Сколько раз ему предлагали мир на условии их выдачи. Послам Помпея было отвечено: «Друзьями не торгуют!» Эти слова записаны летописцами и войдут в историю.
У булевтерия все было синим. Словно хлынуло море и залило край агоры. Его моряки! В них он был уверен как в самом себе. В дни самых страшных поражений и неудач Митридат обращал свой взор к Понту, к колыбели своей власти. Он знал, что, покуда берега Синопы, Трапезунда, Диоскурии, Феодосии и Херсонеса охраняются его кораблями, ему не страшны римские легионы.
Митридат смотрел поверх голов. Кажется, эти мгновения принесли ему ту ясность взгляда, которая бывает раз в жизни, как любовь. Он увидел всю свою жизнь. Она была рекой, петляющей по степи. В верховьях в нее впадали бесчисленные ручьи. Он вспомнил их имена – Моаферн, Диофант, Лаодика, Архелай, Метродор. Это были люди, отдавшие ему свою жизнь. А он этого не замечал. И вот уже ни один ручей не входит в иссякающий поток. Он изнемогает от одиночества, которое сродни с Властью.
– Фарнак! Фарнак! – вопила толпа.
Лицо Митридата мучительно перекосилось. Он поднял руки к плечам и рванул мантию. Он отрывал ее от своего тела, как кожу.
Пурпурная мантия парила над Пантикапеем. Воины, задрав головы, следили за ней. Они уже забыли о человеке, который был их царем пятьдесят лет. Мантия уже не принадлежала ему. Она парила над агорой, как гигантская кровавая птица, как сама Власть, выбирая себе новую жертву.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
«Нет имени более известного, чем Митридат. Его жизнь и его смерть – это значительная часть римской истории. И даже не принимая в расчет побед, им одержанных, можно сказать, что одни его поражения целиком составили славу трем величайшим полководцам республики – Сулле, Лукуллу и Помпею».
Так в предисловии к трагедии «Митридат», поставленной на парижской сцене ровно триста лет назад, классик французской поэзии Жан Расин обосновывал свое обращение к историк Митридата VI Евпатора, царя Понта (132 – 63 гг. до н. э.).
У нашего интереса к судьбе последнего великого противника Рима есть особые причины. В состав созданной Митридатом могущественной державы входили юг современной Украины, западное побережье Кавказа. Полководцы Митридата воевали в Крыму, сооружали крепости в устье Днестра (древнего Тираса). Сам он, находясь в Сухуми (древняя Диоскурия), разработал план грандиозного похода на Рим, через всю Европу к Альпам. На горе, которая и теперь носит название «Митридат», в Керчи (древний Пантикапей), произошел заключительный акт трагедии понтийского царя. «Здесь закололся Митридат», – писал А. С. Пушкин.
Обратившись к Митридату и Митридатовым войнам, я понял, что многое в их истории скрыто для нас или искажено еще в древности усилиями тех, кто изображал события с позиций победителей – римлян или им в угоду. В рассказах греко-римских писателей понтийский царь предстает в подробностях, связанных с его невероятным аппетитом, огромной физической силой и удивительной способностью противостоять действию яда. Но каким был духовный облик этого человека, сумевшего поднять на борьбу с Римом многочисленные народы и державшего в напряжении в течение сорока лет весь мир?
Восстанавливая образ Митридата, я обратился к истокам его долгой жизни. О детстве Митридата известно лишь то, что в двенадцатилетнем возрасте царь покинул дворец в Синопе, спасаясь от преследований опекунов, и вернулся туда через семь лет, сбросив с престола мать. По словам древнего историка, все эти годы изгнания прошли в горах Армении среди диких зверей и невежественных пастухов. Этому свидетельству противоречит всесторонняя образованность Митридата, знание им 22 языков, глубокое понимание греческого искусства. Очевидно, древний историк, слышавший о бегстве Митридата и его семилетнем отсутствии, не имел представления о том, где и как провел юный Митридат семь лет своего изгнания. Горы и дикие звери перекочевали в вымышленную историю Митридата из ходячих легенд о юности Кира, Ромула и других основателей великих государств.
Изучив обстоятельства воцарения Митридата на Боспоре, относящегося как раз к концу его семилетнего изгнания, я понял, что детство Митридата прошло в Пантикапее. А это в свою очередь привело к пониманию той роли, которую сыграло Северное Причерноморье не только Б судьбах тогдашнего мира, но и в личной судьбе Митридата. Так вошли в роман образы сподвижников Митридата, греков Диофанта, Архелая, Неоптолема, действовавших в качестве полководцев и дипломатов на землях древнего Крыма, а также фигуры скифов Палака и Савмака.
О последнем, как об участнике и вожде восстания в Пантикапее, сообщает найденная в Херсонесе (современный Севастополь) надпись. Она указывает, что скифы с Савмаком во главе убили правителя Боспора Перисада и захватили власть, которая должна была перейти к Митридату. Без должных оснований одно время под скифами понимались рабы. Савмак также считался рабом, вскормленным Перисадом. Согласно моему пониманию текста надписи, воспитанником Перисада был не Савмак, а Митридат, изгнанный из своей столицы вскоре после убийства отца и преследуемый матерью. Бездетный Перисад сделал юного изгнанника наследником, чем вызвал возмущение скифов, составлявших значительную часть местного населения.
Последующие события изложены мною в соответствии с рассказами древних историков о Митридатовых войнах. Историческим фактом является и второе бегство царя из Синопы, целью которого было ознакомление с городами Азии и театром будущих военных действий. Несколько смещая время этого тайного путешествия, я ввожу Митридата в гущу политической борьбы. Наблюдая воочию римский гнет и его последствия, Митридат укрепляется в мысли о неизбежности столкновения с Римом.
Давая в спутники Митридату Аристиопа, я исходил из последующих событий, в которых этому афинскому философу принадлежала весьма значительная роль. Пользуясь военной поддержкой Митридата, Аристион изгоняет из города богачей, пособников римлян, и восстанавливает демократию. Падение Афин и трагическая гибель Аристиона означали крушение надежд греков на восстановление своей свободы.
Выявляя связи Митридата с Аристионом, Диофантом, Архелаем, я стремился раскрыть сложность отношений Митридата с греками. Выставляя себя другом и защитником всех эллинов, Митридат был, однако, кумиром определенных групп греческого населения. С самого начала Митридата поддерживали жители греческих городов, страдавшие от насилий римских наместников и ростовщиков, – бедные ремесленники, закабаленные крестьяне, матросы. Крупные греческие землевладельцы и торговцы оказывали Митридату поддержку, пока он одерживал победы. Первые неудачи Митридата толкнули их в стан римлян, сделали участниками заговоров и восстаний. Так можно объяснить и поведение ближайших друзей Митридата, впоследствии перешедших на сторону его врагов.
