Долгая ночь - Абашидзе Григол Григорьевич (чтение книг .TXT) 📗
Но все другие пленники – уйгур, индиец, адарбадаганец и грузин сделались грустны, потеряв надежду на скорое освобождение из плена. Их настроение постепенно передалось и монголу. Он заставил клясться своих друзей по несчастью в том, что они говорят правду, они клялись, и монгол вдруг поверил. Он сразу изменился, как будто что-то погасло в нем, перестал есть, разговаривать и даже глядеть на других людей.
Однажды он вышел из шатра. Сразу же около входа в шатер с наружной стороны поднялся шум. Со всех сторон сбегались хорезмийские воины. Несеви, подошедший узнать, в чем дело и что случилось на пороге его канцелярии, увидел, что на земле лежит монгольский летописец, пронзенный копьем стражника, караулившего вход в шатер. Стражник рассказал, как было дело. Оказывается, монгол неожиданно вырвал копье у стражника из рук, тупой конец его опер о землю, а на острие налег животом и пронзил себя до спины, насквозь.
Несеви взял себе то, что монгол успел уже написать о жизни Чингисхана, и с этими бумагами уехал в Тбилиси, как то предписал ему Джелал-эд-Дин.
В Тбилиси стояла жара, к тому же кругом лежал пепел. Джелал-эд-Дин приказал поставить шатер на высокой горе, подымающейся над Тбилиси. Грузины называют эту гору Табори. Там всегда прохладно, потому что тянет свежим ветерком.
Наслаждаясь прохладой, Джелал-эд-Дин возлежал и слушал секретаря. Несеви читал своему повелителю «Яссу» – книгу законов, которую продиктовал Чингисхан.
– "Каждый, кто наведет порядок в своем доме, в своей семье и в своих владениях, достоин быть и хозяином целой страны. Каждый, кто сумеет объединить вокруг себя десять человек и сделать из них хороших воинов и предводительствовать ими в бою, достоин быть предводителем и десяти тысяч".
– Истинно говорит великий Чингисхан. Кто может править десятью человеками, тот управится с тысячью. А кто не может вести за собой десяток, тому нельзя доверить и одного человека. Продолжай, Несеви, мы насладимся мудростью Чингисхана.
– "О качествах мужчины нужно судить по его жене. Если жена глупа, неразумна, плохо себя ведет, значит, она попала в руки плохого мужчины и негодного мужа.
Горе народу, у которого сыновья не слушаются отцов, младшие братья не слушаются старших братьев, муж не доверяет жене, жена не подчиняется мужу, сильный не защищает слабого, малый не верит большому, большой не уважает малого, вельможи пользуются богатством страны, а сами страну не обогащают. Горе народу, который не соблюдает обычаев и законов. Таким народом овладевают обманщики и ростовщики".
– Истину говорит великий Чингисхан. Так было всегда и везде. Так будет впредь. Продолжай, Несеви, а мы насладимся мудростью Чингисхана.
– "Когда человек затуманивает свой рассудок вином, он становится глухим и слепым. Он не может не только видеть и слышать, но и отвечать. От вина не прибавляется ни богатства, ни разума, ни здоровья, ни отваги, ни доблести, ни добычи.
В опьянении совершаются дела, которых постыдился бы всякий трезвый мужчина. Настоящее мужество расходуется на бессмысленные мелочные драки. Пьяный человек лишает себя радости знаний и искусства. Властелин, любящий вино, не совершит ничего, достойного славы.
Если же человек не в силах противостоять вину, то он должен ограничиться тремя возлияниями в месяц. Если же он напьется только два раза в месяц – хвала ему. Если же он напьется один раз в месяц – двойная хвала. Если же он не напьется совсем, значит, он достоин уважения. Но где такой человек, покажите мне".
– Есть такой человек, – прервал султан чтение секретаря. – Это ты, Мохаммед Несеви. Ты не выпиваешь не только раз в месяц, но и раз в год.
– Да, мой повелитель, я с самого начала не пристрастился к возлияниям. Мне не только противно пить вино, но даже и видеть. Я сожалею об этом, но это так.
– Не о чем жалеть. В вине и правда нет никакого проку. Послушаем мудрого Чингисхана. Он говорит, что такой человек, как ты, достоин уважения. Продолжай, Несеви, а мы насладимся мудростью Чингисхана.
– "Самое первое назначение мужчины – сокрушить сопротивление врага, победить его, вырвать с корнем и завладеть всем, что у него есть.
Самое первое наслаждение для мужчины – заставить горько плакать жен врагов, заставить под собой ходить коня, взлелеянного врагом, заставить радоваться плачущих жен врага, груди их сделать своей подушкой, касаться их щек и пить сладость из их рубиновых уст".
– Чингисхан исполнял этот мужской закон. Он разъезжал на лучших конях моего отца, и лучшие красавицы из наших гаремов служили ему подстилкой. Султан остановился и перевел дух. – И только меня не мог искоренить Чингисхан. Он ненавидел меня, но и уважал. Если бы я попался ему в руки, он не доверил бы никому, он убил бы меня собственноручно.
– И ты убил бы его, государь.
– Убил бы и я. Но, признаюсь, Мохаммед, убивать такого человека не легко. Может быть, убивать его было бы жалко. Вот пришла весть о его смерти. Я должен бы ликовать. А я печалюсь, мне грустно, Мохаммед, мне горько, и горечь моя неподдельна.
Горько оттого, что такой сильный человек умер, не довершив своего дела – завоевания мира. Горько и оттого, что умер он не от моей руки, не как подобает воину и мужу, но умер в постели, как последняя баба.
Признаюсь тебе, Мохаммед, умер Чингисхан, мой великий враг, и жить стало скучно. Разве обрадует меня победа в бою, если о ней не узнает и ее не оценит тот, кто лучше всех знал цену моему мужеству и моей непокорности.
– Да, повелитель мой, но смерть Чингисхана должна вселить в нас великие надежды. Его сыновья и наследники не смогут держать в своих руках такого необъятного царства, всех земель, по которым проскакали кони Чингиса. Народ начнет восставать, в том числе и наша родина, Великий Хорезм освободится от монгольского ига.
– Освобождение может произойти, только если я поведу войска. Разве ты не видишь, что во всех порабощенных монголами странах не нашлось, кроме меня, ни одного человека, который бы до конца сопротивлялся ему. Я мог бы возглавить теперь освобождение всех народов, которых затоптал в земную пыль Чингисхан. Но мне, Мохаммед, больше не хочется воевать. С кем воевать? С его щенками? Разве они мне ровня?
– Но, мой повелитель, наш святой долг вернуть свободу своей стране, возвратить хорезмийцам наши исконные земли. Какая разница, о чью голову ты разобьешь наши оковы, о голову самого Чингисхана или о головы его сыновей.
– Так-то оно так, Мохаммед, но лишь достойный противник воодушевляет настоящего воина, тогда можно получить наслаждение в бою.
– Огромное царство Чингиса не распадется само собой. Народам понадобится предводитель. Султан сам сказал, что у всех народов пока что не нашлось мужественного человека, дух которого не был бы сломлен вождем монголов. После смерти Чингисхана народы нуждаются в тебе, султан, больше, чем при его жизни. В своей «Яссе» Чингисхан завещал сыновьям, что они останутся непобедимыми только до тех пор, пока будут чтить и исполнять законы отца и пока будут продолжать его дело в завоевании мира.
Он пишет в «Яссе»: "Пролетят пятьсот и тысячи лет. Наши потомки будут сменять один другого на ханском троне. Небо будет помогать им править мудро и жить весело, если они будут исполнять наши законы и не преступать их".
Мудрость, заключенная в «Яссе», не должна достаться лишь наследникам Чингисхана. Многое должны перенять и мы, многому будут подражать разумные государи в будущем. К этому я отношу прежде всего строгое соблюдение законов и обычаев, уважение старшинства в государстве и в армии, объединение народа вокруг вождя.
– Надоело мне учиться, дорогой Мохаммед. Надоела мне и борьба. Я все чаще думаю, не прав ли был покойный Узбег. Может быть, этот мир действительно не достоин того, чтобы на него смотреть трезвым взглядом. Может быть, истина в том, чтобы не противиться судьбе, а искать счастье в забвении от всех треволнений и бед.
Надоело мне не только бороться, но и просто жить. Наверное, я устал. Убежать бы мне куда-нибудь на пустынный остров, как это сделал мой отец. Сабля моя не знает ножен. Ни одного дня я не прожил без проклятой войны. Теперь вот Грузия. Завоевав ее, я надеялся отдохнуть, собраться с силами. Но отдыха нет. Золото, добытое здесь, тает. Вместо того чтобы стать сильнее, я слабею. Я жалею, что связался с грузинами, потому что не вижу конца этой воине. Но сожалеть поздно, придется воевать до конца.
