Библиотека мировой литературы для детей, том 42 - Дюма Александр (электронные книги без регистрации .txt) 📗
После награды за преданность должна была прийти награда за любовь.
К тому же, хоть балет и был закончен, вечер едва начался; ужин был назначен на три часа, а часы на башне Святого Иоанна недавно пробили три четверти третьего.
В самом деле, шум голосов в соседней комнате стал постепенно затихать, удаляться, потом дверь кабинета, где находился д’Артаньян, снова открылась, и в нее вбежала г-жа Бонасье.
— Вы! Наконец-то! — вскричал д’Артаньян.
— Молчите! — сказала молодая женщина, зажимая ему рот рукой. — Молчите и уходите той же дорогой, какой пришли.
— Но где и когда я увижу вас? — вскричал д’Артаньян.
— Вы узнаете это из записки, которую найдете у себя дома. Идите же, идите!
С этими словами она открыла дверь в коридор и выпроводила д’Артаньяна из кабинета.
Д’Артаньян повиновался, как ребенок, без сопротивления, без единого слова возражения, и это доказывало, что он действительно был влюблен.
XXIII
Свидание
Д’Артаньян вернулся домой бегом, и, несмотря на то что было больше трех часов утра — а ему пришлось миновать самые опасные кварталы Парижа, — у него не произошло ни одной неприятной встречи. Всем известно, что у пьяных и у влюбленных есть свой ангел-хранитель.
Входная дверь была полуоткрыта; он поднялся по лестнице и тихонько постучался условным стуком, известным только ему и его слуге. Планше, которого он отослал из ратуши два часа назад, приказав дожидаться дома, отворил ему дверь.
— Приносили мне письмо? — с живостью спросил д’Артаньян.
— Нет, сударь, никто не приносил, — отвечал Планше, — но есть письмо, которое пришло само.
— Что это значит, болван?
— Это значит, что, придя домой, я нашел на столе у вас в спальне какое-то письмо, хотя ключ от квартиры был у меня в кармане и я ни на минуту с ним не расставался.
— Где же это письмо?
— Я, сударь, оставил его там, где оно было. Виданное ли это дело, чтобы письма попадали к людям таким способом! Если бы еще окошко было отворено или хотя бы полуоткрыто — ну, тогда я ничего не стал бы говорить, но ведь нет, оно было наглухо закрыто… Берегитесь, сударь, тут наверняка не обошлось дело без нечистой силы!
Не дослушав его, молодой человек устремился в комнату и вскрыл письмо; оно было от г-жи Бонасье и содержало следующие строки:
Вас хотят горячо поблагодарить от своего имени, а также от имени другого лица. Будьте сегодня в десять часов вечера в Сен-Клу, против павильона, примыкающего к дому г-на д’Эстре.
К. Б.
Читая это письмо, д’Артаньян чувствовал, что его сердце то расширяется, то сжимается от сладостной дрожи, которая и терзает и нежит сердца влюбленных.
Это была первая записка, которую он получил, это было первое свидание, которое ему назначили. Сердце его, полное радостного опьянения, готово было остановиться на пороге земного рая, называемого любовью.
— Ну что, сударь? — сказал Планше, заметив, что его господин то краснеет, то бледнеет. — Что? Видно, я угадал и это какая-то скверная история?
— Ошибаешься, Планше, — ответил д’Артаньян, — и в доказательство вот тебе экю, чтобы ты мог выпить за мое здоровье.
— Благодарю вас, сударь, за экю и обещаю в точности выполнить ваше поручение, но все-таки верно и то, что письма, которые попадают таким способом в запертые дома…
— Падают с неба, друг мой, падают с неба!
— Так, значит, вы, сударь, довольны? — спросил Планше.
— Дорогой Планше, я счастливейший из смертных!
— И я могу воспользоваться вашим счастьем, чтобы лечь спать?
— Да, да, ложись.
— Да снизойдет на вас, сударь, небесная благодать, но все- таки верно и то, что это письмо…
И Планше вышел, покачивая головой, с видом, говорящим, что щедрости д’Артаньяна не удалось окончательно рассеять его сомнения.
Оставшись один, д’Артаньян снова прочел и перечел записку, потом двадцать раз перецеловал строчки, начертанные рукой его прекрасной возлюбленной. Наконец он лег, заснул и предался золотым грезам.
В семь часов утра он встал и позвал Планше, который на второй окрик открыл дверь, причем лицо его еще хранило следы вчерашних тревог.
— Планше, — сказал ему д’Артаньян, — я ухожу, и, может быть, на весь день. Итак, до семи часов вечера ты свободен, но в семь часов будь наготове с двумя лошадьми.
— Вот оно что! — сказал Планше. — Видно, мы опять отправляемся продырявливать шкуру.
— Захвати мушкет и пистолеты.
— Ну вот, что я говорил? — вскричал Планше. — Так я и знал — проклятое письмо!
— Да успокойся же, болван, речь идет о простой прогулке.
— Ну да, вроде той увеселительной поездки, когда лил дождь из пуль, а из земли росли капканы.
— Впрочем, господин Планше, — продолжал д’Артаньян, — если вы боитесь, я поеду без вас. Лучше ехать одному, чем со спутником, который трясется от страха.
— Вы обижаете меня, сударь! — возразил Планше. — Кажется, вы видели меня в деле.
— Да, но мне показалось, что ты израсходовал всю свою храбрость за один раз.
— При случае вы убедитесь, сударь, что кое-что у меня еще осталось, но если вы хотите, чтобы храбрости хватило надолго, то, прошу вас, расходуйте ее не так щедро.
— Ну, а как ты полагаешь, у тебя еще хватит ее на нынешний вечер?
— Надеюсь.
— Отлично! Так я рассчитываю на тебя.
— Я буду готов в назначенный час. Однако я думал, сударь, что в гвардейской конюшне у вас имеется только одна лошадь?
— Возможно, что сейчас только одна, но к вечеру будет четыре.
— Так мы, как видно, ездили покупать лошадей?
— Именно так, — ответил д’Артаньян.
И, на прощание погрозив Планше пальцем, он вышел из дома.
На пороге стоял г-н Бонасье. Д’Артаньян намеревался пройти мимо, не заговорив с достойным галантерейщиком, но последний поклонился так ласково и так благодушно, что постояльцу пришлось не только ответить на поклон, но и вступить в беседу.
Да и как не проявить немного снисходительности к мужу, жена которого назначила вам свидание на этот самый вечер в Сен-Клу, против павильона г-на д’Эстре! Д’Артаньян подошел к нему с самым приветливым видом, на какой только был способен.
Естественно, что разговор коснулся пребывания бедняги в тюрьме. Г-н Бонасье, не знавший о том, что д'Артаньян слышал его разговор с незнакомцем из Менга, рассказал своему юному постояльцу о жестокости этого чудовища Лафема, которого он на протяжении всего повествования называл не иначе, как палачом кардинала, и пространно описал ему Бастилию, засовы, тюремные форточки, отдушины, решетки и орудия пыток.
Д’Артаньян выслушал его с отменным вниманием.
— Скажите, узнали вы, кто похитил тогда госпожу Бонасье? — спросил он наконец, когда тот кончил. — Я ведь не забыл, что именно этому прискорбному обстоятельству я был обязан счастьем познакомиться с вами.
— Ах, — вздохнул г-н Бонасье, — этого они мне, разумеется, не сказали, и жена моя тоже торжественно поклялась, что не знает… Ну, а вы, — продолжал г-н Бонасье самым простодушным тоном, — где это вы пропадали последние несколько дней? Я не видел ни вас, ни ваших друзей, и надо полагать, что вся та пыль, которую Планше счищал вчера с ваших сапог, собрана не на парижской мостовой.
— Вы правы, милейший господин Бонасье: мы с друзьями совершили небольшое путешествие.
— И далеко?
— О нет, за каких-нибудь сорок лье. Мы проводили господина Атоса на воды в Форж, где друзья мои и остались.
— Ну, а вы, вы-то, разумеется, вернулись, — продолжал г-н Бонасье, придав своей физиономии самое лукавое выражение. — Таким красавцам, как вы, любовницы не дают длительных отпусков, и вас с нетерпением ждали в Париже, не так ли?
— Право, милейший господин Бонасье, — сказал молодой человек со смехом, — должен признаться вам в этом, тем более что от вас, как видно, ничего не скроешь. Да, меня ждали, и, могу вас уверить, с нетерпением.
