Колесница Гелиоса - Санин Евгений Георгиевич (книги онлайн .txt) 📗
— Ну, не Эскулапа же!
— Ах да, Аттала! Откуда мне знать? Царь вот уже больше года, как заперся в своем дворце и не выходит оттуда.
— Но что-то же у вас говорят о нем! — заметил Луций. — Например, как долго ожидают разрешения на встречу с ним чужестранцы…
— А им вообще нечего ждать! — пожал плечами носильщик. — Царь никого больше не принимает — ни греков, ни пергамцев, ни вас, римлян! Так что ты не сможешь попасть в его дворец, зато можешь побывать в нашей Публичной библиотеке! А у вас, в Риме, есть библиотеки?
— Д-да… — рассеянно пробормотал озадаченный Луций. — У нас одна захваченная Эмилием Павлом в Македонии библиотека царя Персея чего только стоит!
— А она тоже публичная, как и у нас? — продолжал допытываться носильщик.
— Она?.. — замялся Луций. Ему не хотелось унижать достоинства Рима отсутствием того, что есть в каком-то Пергаме, и он значительно заметил: — Между прочим, в этой библиотеке простым скрибой служит сын македонского царя!
— И в ней тоже работают ученые?
«Вот заноза!» — мысленно ругнулся Луций и, оглядевшись, поспешил перевести тему разговора:
— Какая у вас чистота! Я бывал во многих городах и столицах, но нигде не видел таких чистых и ухоженных улиц. Будет теперь что рассказать о Пергаме дома, моим любопытным соседям! — доверительно обратился он к носильщику, стараясь вызвать его на откровенный разговор.
Но реакция носильщика на похвалу оказалась совершенно неожиданной.
— Как?! — изумленно вскричал он. — Господин считает, что Пергам это всего лишь богатый порт и чистые улицы? А наш алтарь Зевса?! Наши дворцы, храмы?!
Носильщик резко повернул тележку в проулок.
— Стой! Куда?! — попытался остановить его Луций, но пергамец не слышал его.
— Вот — наш гимнасий, термы, городской колодец! — кивая по сторонам, объяснял он. — Это — Верхний рынок, центр всей гражданской жизни Пергама. А это — библиотека! В ней двести тысяч свитков! Разве она хуже Александрийской, которую незаслуженно причисляют к одному из семи чудес света?!
— Сумасшедший город!.. Сумасшедшие люди… — бормотал Пропорций, с трудом поспевая за носильщиком и бросая беглые взгляды на красивый мраморный портал над городским колодцем, огромное здание библиотеки, скалы, угрюмо нависшие над Верхним рынком.
Внезапно глаза его оживились: Луций заметил на возвышении дома знати. Один из них вполне отвечал его будущему положению сенатора.
— А ну поворачивай вон к тому дому! — приказал он. — Я попрошу его хозяина взять меня на постой!
— Ты можешь даже не мечтать договориться с ним! — усмехнулся носильщик.
— Что ты можешь понимать в делах достойных людей! — возмутился Луций. — И в твоем Пергаме любят золото!
— Он не примет от тебя даже все золото Рима!
— Тогда я одарю его своей дружбой!
— Дружить с ним — опасное дело! Однажды он пригласил на пир всех своих друзей и советчиков и велел охране перестрелять их из луков!
— Кто же он? Городской судья?
— Бери выше!
— Ближайший друг царя?
Носильщик оглянулся и весело оскалил зубы:
— Еще выше! Это — сам царь!
— Не может быть… — пробормотал Луций, оглядывая дом. — И здесь живет ваш Аттал?!
Он невольно вспомнил, как знакомый египетский купец водил его по дворцу Птолемея в Александрии. Это был действительно царский дворец, в котором не побрезговали бы жить даже боги.
Это был целый город: гигантский роскошный дворец с просторными залами для торжественных приемов и бесчисленными рядами комнат для придворных и сановников, побочных жен царя, евнухов, любимых мальчиков фараона; великое множество слуг окружали десятки зданий, разместившихся вокруг дворца.
И все равно Птолемей был недоволен и требовал надстроить дворец…
— А вот и алтарь Зевса! — торжественно сообщил носильщик, выкатывая тележку на просторную площадь.
Луций нехотя проследовал за ним и ахнул, так же, как и часом назад, в пергамской гавани. Но теперь все эти корабли с гербами и значками казались песчинками по сравнению с тем, что открывалось его глазам.
Небольшие статуи и колонна с носами захваченных в морских битвах кораблей были не в счет. Огромный, но несмотря на это удивительно легкий, почти невесомый мраморный квадрат с вдавленной серединой, заполненной стремящимися к жертвеннику ступенями, высился перед ним. Ионические колонны, образующие порталы… легкокрылые площадки… и снова — ступени, ступени…
Всю северную сторону двора занимали многочисленные статуи из бронзы и мрамора, каждая из которых была столь великолепна и знаменита, что удостоила бы чести как афинский Парфенон, так и римский Форум.
Но Луций даже не взглянул на них — так захватили его внимание фризы с изображением смертельной битвы богов и гигантов.
Они выступали отовсюду — из углов, карнизов, и были так могучи, что им уже не хватало отведенного волей архитекторов пространства, в ход шли море, земля, небо… Обрушивающий молнии на восставших гигантов Зевс, казалось, достает взметнувшейся рукой до самого солнца.
Афина, как и ее отец, повернутая к Луцию лицом, порывистым движением указывала на горную вершину, где хорошо было видно ее святилище. За грозной фигурой Посейдона переливалось всеми красками море.
Радость победы, ликование сквозило в фигурах и лицах Аполлона, Диониса, Океана…
Растерянностью и смертельным ужасом веяло от чудовищ со змеиными телами и головами быков и львов…
Луций никогда не видел более совершенного и впечатляющего сооружения, созданного руками человека. И дело было не в размерах — египетские пирамиды были куда выше алтаря, но они вызывали лишь уважение, страх перед ничтожеством человека, а не священный трепет. Не в мастерстве: одно из семи чудес света — статуя Зевса работы Фидия в греческой Олимпии была пределом совершенства по сравнению с этими небрежными, а кое-где даже наспех сделанными скульптурными картинами, но, в отличие от него — величественного и безжизненного, они жили, ликовали, погибали…
И уже совсем ни в какое сравнение с алтарем не шла гробница царя Мавзола — Мавзолей, которую Луций видел мельком, проезжая через Галикарнас.
Луций повернулся к зачарованно глядящему на алтарь носильщику, хотел сказать, что увидел сейчас самое первое из семи чудес света, и вдруг, холодея, заметил, что тележка его пуста.
— Эй! — вскричал он, озираясь и видя вокруг одни восторженные лица. — Где мои вещи?!
— О, Афина!
Носильщик бросился вправо, метнулся влево. Возвратился с разведенными руками.
— Господин, не губи!.. У меня пятеро детей… Неужели ты хочешь, чтобы они стали рабами?
Кто-то из окруживших Луция зевак злорадно прошелся по адресу ограбленного римлянина. Тучный купец прошагал мимо, больно толкнув его в плечо, и пробурчал:
— Развелось в Пергаме римлян, шагу уже ступить нельзя, чтобы не натолкнуться на них!
— Так ему и надо!
В другой раз Луций нашел бы, что ответить всей этой толпе, дружно поддерживающей носильщика, у которого по щекам уже текли слезы. Но сейчас ему было не до этого. В сундуках лежало несколько кошелей с серебром и золотом для закупки оливкового масла и роскошная одежда для визита к царю. Но главное — там была легация.
Кто он теперь здесь, в ненавидящем его городе, без документов, без денег, без достойной римской одежды?!
Да, в Пергаме есть римляне, которые должны знать его. Но вся беда в том, что они знают Луция Пропорция, а не Гнея Лициния. А если же здесь прозвучит его имя, то все для него будет кончено: и провинция Азия, и сенаторская туника, и будущее консульство…
Луций был в отчаянии.
— Негодяй! — закричал он, с трудом удерживаясь, чтобы не ударить носильщика. — Ты нарочно подвел меня к этому алтарю, и пока я смотрел на возню богов и гигантов, твои дружки утащили мои сундуки! Ты не оплатишь мне тысячной доли всего того, что было в сундуках, если даже тебя с детьми сто, двести, триста раз продадут в рабство! И все-таки я проучу тебя! Где стража?!
— Господин! Пощади…
