Король-крестоносец - Коссак Зофья (книги онлайн бесплатно .TXT) 📗

Первыми в проломе показались иоанниты, облаченные в красные плащи с большими белыми крестами. Почетное право возглавлять королевские кортежи принадлежало им по старшинству [3] – их орден был основан еще в те времена, когда Иерусалим находился в руках неверных. Первенства своего они не уступали никому, и даже гордые тамплиеры, или храмовники, превосходившие их силой, вынуждены были довольствоваться в шествиях вторым местом. В отличие от иоаннитов, они были в белых плащах с красными крестами; впереди них ехал великий магистр, перед которым несли хоругвь с надписью: «Domine, поп nobis, sed Nomini Tuo da gloriam!» [4], добившуюся чести выступать перед королевским стягом. Добродетелями рыцарей Христовых считались бедность, целомудрие, смирение, сдержанность, послушание и отвага, причем среди храмовников особенно ценимы были последние две. Храмовникам не разрешалось сдаваться или платить за себя выкуп, не разрешалось ни пяди земли уступить ради спасения своей жизни: только победить – либо погибнуть.

Было время, когда железные когорты рыцарей церкви оказывали молодому королевству неоценимые услуги. Но постепенно королевская власть слабела, а ордена усиливались и становились для государства чуть ли не опаснее сарацинов.

За храмовниками знаменосец вез большой королевский штандарт, а за ним в окружении виднейших рыцарей следовал позолоченный королевский паланкин с плотно задернутыми занавесками. Сразу же за паланкином на великолепных скакунах, покрытых дорогими попонами, достающими до земли, ехали сестра короля Сибилла и ее молодой супруг Вильгельм де Монферрат по прозвищу Длинный Меч. Высокого роста, широкоплечий, с суховатым властным лицом, он, небрежно прихватив поводья одной рукой, сдерживал горячего, играющего под ним жеребца. Будущий король надменно поглядывал на толпу, словно уже чувствуя себя хозяином города, тогда как его молодая супруга щедро раздаривала на все стороны улыбки. До свадьбы, состоявшейся месяц назад, она воспитывалась в монастыре, что расположен на Масличной горе, под опекой своей бабки, игуменьи Иветты, и благочестивой тетки, носившей то же, что и она, имя. Пребывание в монастыре не истребило в ней жажду жизни, а только усилило ее: видно было, что Сибилла намерена наслаждаться жизнью и познать все ее удовольствия, ни в чем себе не отказывая. За молодыми супругами и их двором поспешал седой архиепископ Тирский Вильгельм, ученый-историк и наставник короля; за архиепископом следовали дворы двух вдовствующих королев – бывших супруг покойного Амальрика. С пышнотелой и говорливой Агнессой де Куртене Амальрику приказано было развестись, ибо они оказались родственниками в четвертом колене. И хотя дети их, Балдуин и Сибилла, признавались законными, Амальрик вынужден был оставить Агнессу и взять в жены Марию Теодору Багрянородную, дочь василевса Иммануила. Дама эта, красивая и еще молодая, воспитывала дочь Изабеллу, не вмешиваясь в дворцовые интриги и не претендуя на власть. Ее двор блистал утонченной роскошью и изяществом. За королевами гарцевало многочисленное рыцарство, а замыкала шествие пешая городская стража.

С залитой солнцем площади кортеж въехал в полумрак тесных улочек, мощенных мрамором, по которому звонко цокали конские копыта. Город почти не изменился за семьдесят восемь лет, что прошли с тех пор, как в нем утвердились крестоносцы: все тот же лабиринт узеньких скользких улочек, затененных сверху каменными распорами, защищающими постройки от землетрясений. Дома каменные, серые, без украшений, с плоскими или бочкообразными кровлями – по ним не определишь, стоят они тысячу лет или выстроены лишь вчера. Улочки кишели людьми, сбежавшимися отовсюду, чтобы поглазеть на королевский кортеж.

Хотя население Иерусалима уменьшилось по сравнению с прежними временами почти вдвое, город – из-за чрезвычайной суетливости и шумливости его обитателей – отнюдь не выглядел обезлюдевшим. Впрочем, в последние годы сюда прибыло много новых поселенцев. По указу Балдуина III тот, кто занимал брошенный дом, виноградник либо землю, по истечении года становился законным их владельцем. И наоборот: кто покидал свое достояние на год, терял на него всякое право. Снят был также запрет на торговлю с мусульманами, и на улицах города замелькали купцы в тюрбанах. Население было весьма пестрым: латиняне (их было меньше всего), армяне, сирийцы, греки, генуэзцы, евреи… Разные наряды, разные лица.

Люди жались к домам, пропуская пышное шествие. Нищие, стуча костылями, домогались милостыни, показывая свои струпья и отталкивая друг, друга. Королева Агнесса бросала им монеты со смехом, королева Мария Теодора подавала сдержанно и словно чего-то стыдясь. Сибилла не замечала их вовсе, заглядевшись на красавца-супруга. Множество прокаженных остервенело рвалось к королевскому паланкину, скуля, воя и плача. Как только они добирались до шелковых занавесок, братья-лазариты, сопровождавшие паланкин, отгоняли их палками.

Светлой кожей и запыленным дорожным платьем выделялись из толпы только что прибывшие сюда пилигримы. Некоторые, не довольствуясь большим капюшоном, посохом и пустотелой тыквой-флягой, облеклись в престранного вида плащи, усеянные раковинами и памятными записками. То были пилигримы-профессионалы, за плату совершавшие паломничество вместо кого-то другого. Иные наезжали сюда по пятому, а то и по шестому разу. Но таких было немного. Большинством же двигала горячая вера и неподдельное благочестие. Длинной темной вереницей растянулись странники от городских ворот до самого храма, передвигаясь ползком, обдирая колени о камни мостовой, не глазея по сторонам, не замечая королевской процессии. Они жаждали увидеть Гроб Господень, и ничто другое их не интересовало. Только вид арабских купцов в тюрбанах приводил их в несказанное изумление. Как же так? Значит, неверные все еще в Иерусалиме?

Из смрадной тени переулков кортеж выехал наконец на открытое пространство у подножия горы Мориа. Четверо ворот вело на широкое плоскогорье, выложенное массивными плитами. Посередине, там, где некогда стояли храм Соломона и храм Ирода (тот самый, разрушение которого было предречено Иисусом), высилась мечеть халифа Омара – Коуба-Эль-Сакра, или Мечеть Скалы, переименованная ныне в Храм Скалы.

В храме, укрытая его стенами, и впрямь находилась большая серая скала, с которой по преданию вознесся на небо пророк Илия и на которой Авраам собирался принести в жертву Исаака. Место, служившее некогда для кровавых жертв, стало ныне алтарем Жертвы Бескровной. Восьмиугольный храм выглядел игрушечным по сравнению с огромной площадью. Сверкающий драгоценностями, разноцветной эмалью и стеклом, он походил на яркую бабочку, которая присела на краешек стола и, казалось, вот-вот вспорхнет и улетит. Внутри храма в таинственном полумраке виднелись величественные изображения Святой Троицы. Достигающий свода Бог Отец держал на коленях Христа, а над Ними возносился Дух Святой. В боковых же нишах помещались золоченые фигуры Богородицы и святых. Однако христианскому искусству так и не удалось победить восточного стиля этой бывшей мечети: в храме, хотя и освященном по всем правилам, витал дух чужой веры, поэтому он не рождал в душах паломников должного благоговения и божественного трепета и восторга.

На противоположной стороне обширной площади высился королевский дворец Эль-Акса, также переделанный из мечети, построенной, однако, византийскими мастерами, отчего вид у дворца был вполне христианский. Громадное строение позволило легко разместить в нем многочисленные необходимые службы. Под дворцом, в гулких, подпираемых рядами гранитных колонн подземельях, сохранившихся здесь с незапамятных времен (легенда гласила, что они были выдолблены джинами по приказу царя Соломона), находились кухни и королевские конюшни. Поначалу кони сильно пугались и упирались со страху, когда их сводили по темному скату вниз, но потом привыкли к удобным стойлам: в подземных конюшнях царила прохлада и не было докучливых мух.