Смерть в рассрочку - Сопельняк Борис Николаевич (бесплатные онлайн книги читаем полные версии TXT) 📗

— В Свердловске он заявил, что скоро вернется в Москву и станет начальником Генштаба. Что касается пьесы, то Погодин ее вроде бы написал, но ставить ее запретили. А то, что его затирают и отстраняют на задний план, это и так ясно — иначе бы его не сослали на Урал.

Как видите, во всем, что касается Жукова, Лидия Андреевна была как кремень и никакого компромата следователю не давала. А вот ее муж Крюков, поняв, чего от него хотят, раскололся довольно быстро.

— На всем протяжении моего знакомства с Жуковым я знаю его как человека исключительно властолюбивого, тщеславного, ревниво относящегося к славе и в то же время жестокого. Солдаты его не любили.

Стремительная карьера Жукова во время Отечественной войны окончательно вскружила ему голову, и он вообразил себя новоявленным Бонапартом. При этом Жуков учитывал, что его грубое и порой жесткое обращение с личным составом не создавало ему популярности в войсках, и потому, стремясь к власти, после окончания войны он стал усиленно создавать вокруг своего имени ореол славы, используя для этого преданных ему лиц.

— Вы входили в этот круг?

— Конечно! Всей своей карьерой, всеми продвижениями по службе, не говоря уже о наградах, я обязан лично Жукову.

— И звание Героя Советского Союза вы получили благодаря Жукову?

— Особых доблестей мой корпус при штурме Берлина не проявил, но Героем Советского Союза я стал. А еще раньше Жуков спас меня от неминуемой кары. В декабре 1942-го в бою под Сычевкой я потерял почти весь корпус. Наказание за это могло быть самым суровым, но Жуков ограничился лишь внушением. Как вы понимаете, за это надо было платить — и я стал одним из самых преданных ему людей.

— А как он относился к другим военачальникам?

— Очень ревниво. Он внимательно следил за военными успехами тех высших командиров, в которых видел своих соперников по славе, и при случае не останавливался перед клеветой и оговорами. Мои же отношения с Жуковым строились на стремлении к личному благополучию, на расчете с его помощью сделать карьеру. Именно поэтому я стал послушным орудием Жукова в его честолюбивых замыслах и покрывал его враждебное отношение к партии и Советскому правительству.

— Приведите примеры его наиболее характерных высказываний.

— Ну, например, он не раз называл себя спасителем Родины. Он говорил, что Родина ему обязана всем, а не он ей. В своем зазнайстве он дошел до того, что стал противопоставлять себя Верховному Главнокомандующему товарищу Сталину, бесстыдно заявляя, что заслуга в разгроме немцев принадлежит только ему, Жукову, и больше никому. И к разгрому немцев под Москвой Верховный не имеет никакого отношения, поручив все Жукову. Это он рассказал и Погодину, который писал об этом пьесу. Не могу не сказать и о том, что Жуков всегда враждебно относился к политаппарату и партии.

— Какую цель преследовал Жуков, пытаясь захватить руководство в армии? — уточнил следователь.

— Этого я не знаю.

— Не хитрите. Вы же сами показали, что знали о враждебном отношении Жукова к партии и Советскому правительству.

— Мне его планы не были известны, — поняв, что зашел слишком далеко, замкнулся Крюков.

А теперь представьте такую картину: Берия получает протокол допроса, подписанный Крюковым, присовокупляет к нему кое-что из высказываний Руслановой и кладет эти бумаги на стол Сталину. Что дальше?… А дальше было заседание ЦК, на котором гремели такие громы и молнии, что только чудом можно объяснить, почему не арестовали и не расстреляли Георгия Константиновича Жукова. Но выволочку он получил серьезную, и от руководства армией его фактически отстранили. Само собой, он оставался под бериевским колпаком и его агенты отслеживали каждый шаг опального полководца.

В принципе цель, поставленная первыми лицами руководства МГБ, была достигнута: Жуков, за плечами которого армия и непререкаемый авторитет в народе, от власти отстранен, и теперь всеми делами в стране будут заправлять генералы с Лубянки.

Осталось совсем немногое — подчистить хвосты и упрятать в лагеря арестованных, которые хоть раз упомянули имя Жукова. Прежде всего надо было разобраться с Руслановой — не на волю же ее выпускать. А сколько дать? Этот вопрос решался просто. Но самое странное, срок заключения определял не суд, а следователь. Суд, а вернее, Особое совещание, как правило, утверждало предложенный следователем срок.

Но сперва запросили справку о состоянии здоровья Лидии Андреевны: а как же, надо знать, на сколько ее хватит, выдержит ли морозы и работу на лесоповале. Вот она, эта совершенно секретная справка, выданная санчастью Лефортовской тюрьмы:

А раз годна, то получайте, Лидия Андреевна, 10 лет, исправительно-трудового лагеря, само собой, с конфискацией имущества. С выпиской из протокола № 56 ознакомили Лидию Андреевну и предложили, как это и положено, расписаться на обратной стороне. Но они плохо знали заслуженную артистку РСФСР Русланову! Поняв, что все позади и больше нечего жаться и осторожничать, Лидия Андреевна послала всех этих деятелей куда подальше и расписываться отказалась. Это подтверждено подписью начальника тюрьмы и заверено печатью.

Но этим дело не ограничилось. Оказывается, очутившись в лагере города Тайшет Иркутской области, Русланова «распространяет среди своего окружения антисоветские клеветнические измышления, и вокруг нее группируются разного рода вражеские элементы из числа заключенных. На основании изложенного полагал бы войти с ходатайством о замене 10 лет ИТЛ на тюремное заключение на 10 лет», — пишет капитан Меркулов. Генерал-лейтенант Огольцов в мгновенье ока удовлетворил эту просьбу. А как же, ведь по всем бумагам Русланова проходит как «особо опасный государственный преступник».

В июне 1950-го Лидию Андреевну переводят в печально известную Владимирскую тюрьму. Говорят, что тюремное начальство, намекая на возможные послабления, не раз просило Русланову спеть на праздничном вечере, посвященном очередной годовщине Октября, на что Русланова, выразительно глядя на решетку, отвечала: «Соловей не поет в клетке».

Прошло три года… Многое изменилось в стране за это время, и прежде всего, не стало Сталина и не стало Берии. На дворе заметно потеплело, люди раскрыли глаза и заговорили вслух о том, о чем раньше только шептались. Но впрямую с судьбой Руслановой это не связано. Думаю, что здесь главную роль сыграло другое: в марте 1953-го Георгий Константинович назначается первым заместителем министра обороны СССР. Первое, что он делает, — принимает меры к освобождению оказавшихся за решеткой друзей. Сперва он вытаскивает из лагеря Крюкова, которому, кстати, влепили 25 лет. Крюков же, обращаясь в ЦК, просит пересмотреть не только свое дело, но и дело его жены Лидии Руслановой. Жуков подключается к этому сам, потом подключает Хрущева — и в результате на свет появляется «Заключение по архивно-следственному делу на Крюкову-Русланову Лидию Андреевну», в котором говорится, что материалов причастности Руслановой к деятельности какой-либо антисоветской группы не имеется, что ее высказывания носят обывательский характер и не могут быть квалифицированы как проведение антисоветской агитации; не установлена и ее виновность в присвоении государственного имущества. А вот и главный документ, венчающий эту печальную историю.

14 августа Лидия Андреевна была освобождена. Она мчится в Москву и… в самом прямом смысле слова оказывается на улице — квартира-то конфискована, прямо хоть на вокзал иди. Но на вокзал идти не пришлось, о ней позаботились: в гостинице Центрального дома Советской Армии ее ждал вполне приличный номер. Жила она там, кстати, довольно долго, во всяком случае в письме, отправленном 4 февраля 1954 года в Министерство внутренних дел, обратный адрес — гостиница ЦДСА.