Когда врут учебники истории. Прошлое, которого не было - Балабуха Андрей Дмитриевич (читаем книги бесплатно .txt) 📗

В летописях, хрониках и других письменных источниках XVII века о Сусанине ничего не говорится, существовали только устные предания, передававшиеся из рода в род. И вплоть до начала XIX столетия никто и не думал усматривать в фигуре Ивана Сусанина спасителя царской особы.

Сусанин, надо сказать, фигура вообще странная. Взялся он словно ниоткуда. В XVII столетии учет был поставлен совсем даже неплохо – надо же знать, кто чем и кем владеет и с кого и сколько брать! Тем не менее о предках Сусанина – никаких сведений, даже фамилии такой в тех краях не зафиксировано. Согласно устному преданию, «незаконнорожденный он был. По матери назвали, по Сусанне». Странное, между прочим, для русской деревни того времени имя… А кто был отцом? Прохожий молодец? Или – кто-то из Романовых? Не потому ли они и назначили его вотчинным старостой? О жене сусанинской также никаких упоминаний – словно никогда ее и не было. Зато дочь у Ивана Осиповича точно имелась – Антонида Ивановна. И вот у нее-то муж точно был – некий Богдан Собинин. Этой-то парочке и была выдана царева обельная (то есть переводящая их в категорию белопашцев [306]) грамота.

Царская милость заключалась в том, что им пожаловали в неотъемлемое владение уже знакомые нам Деревеньки, на вечные времена освобожденные ото всех без исключения налогов, крепостной зависимости и воинской обязанности. Подтвердил эти привилегии и царский указ от 30 января 1633 года, изданный по случаю переселения дочери Антониды «с детьми ея с Данилком да с Костькою» на дворцовую пустошь Коробово того же Костромского уезда – в обмен на владения в деревне Деревеньки Домнинской вотчины, переданные в Новоспасский монастырь за упокой души матери царя Михаила Федоровича, инокини Марфы.

Третий указ, касавшийся потомков Сусанина, появился в правление царей Ивана и Петра Алексеевичей в сентябре 1691 года. Он подтверждал права детей Антониды и Богдана Собинина на пустошь Коробово, полученную их родителями в 1633 году («владеть им Мишке и Гришке и Лучке и их детям и внучатам и правнучатам и в род их во веки неподвижно»), а также их привилегии и статус белопашцев («никаких податей, кормов и подвод и наместных всяких запасов и в городовые проделки и в мостовщину и в иные ни в какие подати с тое пустоши имати не велели»).

За что же все эти не слишком, может, обильные, но явные милости? Многие историки сходятся на том, что Богдан Собинин просто-напросто придумал эпизод с поляками и подвигом, оставшись без поддержки старосты-тестя, убитого разбойниками. Жить-то надо! И подал челобитную царевой матери, инокине Марфе [307], к чьим просьбам, рекомендациям и советам в первые годы царствования, особенно до возвращения из польского плена отца, патриарха Филарета, Михаил очень прислушивался. Надо сказать, разного рода прошениями по случаю «разорения Смутного времени» государь был буквально завален – всяких компенсаций, пожалований и освобождений от тягла он в первый год царствования подписал несметное множество. В такой обстановке серьезно расследовать, а был ли подвиг, и некому было, да и незачем. Одним белопашцем больше, одним меньше… С другой стороны, и собининская афера была для того времени в порядке вещей – как только ни исхитрялся народ, чтобы освободиться от податей или хоть поослабить чуток тягловое бремя.

Наконец, в царствование Анны Иоанновны потомок Сусанина «Иван Лукоянов сын Собинин», которого «положили в тягло в равенстве», подал на высочайшее имя челобитную, прося подтвердить свой привилегированный статус. Ответ не замедлил – в указе от 19 мая 1731 года говорилось: «в прошлом <…> приходил из Москвы из осад на Кострому блаженной и вечной достойный памяти великий Государь Царь и великий князь Михайло Федорович, с матерью своей с великой государыней инокиней Марфой Ивановной и были в Костромском уезде в дворцовом селе Домнине, в которую бытность их Величеств в селе Домнине приходили Польские и Литовские люди, поймав многих языков, пытали и расспрашивали про него великого Государя, которые языки сказали им, что великий Государь имеется в оном селе Домнине и в то время прадед его оного села Домнина крестьянин Иван Сусанин взят оными Польскими людьми, а деда их Богдана Собинина своего зятя оный Сусанин отпустил в село Домнино с вестью к Великому государю, чтоб Великий государь шел на Кострому в Ипацкий монастырь для того что Польские и Литовские люди до села Домнина доходят, да он Польских и Литовских людей оный прадед его от села Домнина отвел и про него великого государя не сказал и за то они в селе Исуповке прадеда его пытали разными немерными пытками и, посадя на столб, изрубили в мелкие части, за которое мучение и смерть оного прадеда даны деду его Богдану Собинину Государевы жалованные грамоты…»

В этом документе, составленном на основании лукояновской челобитной, впервые упоминаются два обстоятельства: в подвиге участвовал не только сам Сусанин, но и его зять [308], уже знакомый нам аферист Богдан Собинин; а злобные ляхи не одного Сусанина отловили, но пытали многих. Первое дополнительно обосновывает претензии Лукоянова, второе предает всей истории большую масштабность. Правда, сам Богдан Собинин – по скромности, очевидно, – о собственной роли в событиях 1619 года умолчал, но теперь, как видите, справедливость восторжествовала.

Становление.

Миф монархический

В середине мая 1767 года, важнейшего в первой половине ее царствования, в Кострому, совершая вояж по стране [309], наведалась императрица Екатерина II. Монарший визит был отнюдь не случайным: здесь дважды во всеуслышание прозвучало утверждение ее преемственности по отношению к основателю дома Романовых. То есть происходила легитимация Екатерины II, как известно, не имевшей никаких прав на российский престол – ни по наследству, ни по завещанию.

На следующий день по прибытии государыни в Кострому об этом говорил в Успенском соборе архиепископ Дамаскин, которому воцарение Михаила представлялось главным и едва ли не единственно важным событием в истории города. «Предок Вашего Императорского Величества, Михаил Федорович, от Литовских и Польских людей искомый, в пределе того крестьянином Иваном Сусаниным утаен бысть и сей же, про прошению духовных и мирских, нарочно от Царствующего Града Москвы, присланных чинов, принял скипетр Российского Государства, но радость оная ово тогдашнего ради смятения и мучения оными людьми реченного Сусанина ведавшего где, и не сказавшего им про него даже до смерти, ово ради матери его Государыни Великой Старицы Марфы Иоанновны, о младом своем сыне во столь многомятежное Всероссийское время на рамени свои восприемлющем, с плачем растворялась».

Именно в этот момент подвиг Сусанина впервые стал частью истории возведения Романовых на престол и слился с нею, утверждая идею народной любви и преданности царствующему дому. Одновременно Екатерина II была признана наследницей московских царей: «…вниди в град сей, вниди путем, им же прием скипетр Всероссийского Царства, шествовал достохвальный прадед твой Михаил Федорович».