Схватка за Родос - Старшов Евгений (библиотека книг TXT, FB2) 📗
— Это мудро — пригреть принца… — задумчиво изрек другой "столп". — Не выйдет из него вождя против Баязида, так выйдет хорошее пугало, ну а если допустить, что он и вправду станет султаном… Это тоже открывает немалые перспективы…
— Нет, — сказал на это архиепископ, — наш брат и господин вполне справедливо полагает, что это есть прожект фантасмагорический. Еще скажите, что он обратит своих турок в христиан! Поставьте Зизиму это условие, и он унесется от нас быстрее порыва ветра.
— Поразительно, — парировал "столп", — как это наш пастырь совсем не радеет о такой великой цели.
— Потому что я здраво смотрю на вещи и прозреваю их суть и корни. Что возможно — то возможно, а что невозможно — то невозможно. Я привел к подножию святого престола несколько островов со схизматиками-греками, так что после этого упрекать меня в духовном нерадении по меньшей мере нехорошо.
— Братья, братья, — прервал перепалку д’Обюссон, — оставим свары — не о том нынче дума. Давайте о деле.
— Что именно предусмотрено делать? — поинтересовался "столп" Германии.
— Полагаю, коль мы порешим отправить за Зизимом несколько кораблей, то используем те, которые уже стоят в Петрониуме, чтобы избежать ненужных осложнений… Если мы отправим корабли прямо с Родоса, это будет подозрительно, а так — обычный рейд. Как будто мы и не думали искать Зизима, а случайно на него наткнулись. Если же придется вступить в морской бой с турками, то опять же можно будет сказать, что мы дрались только потому, что они первые напали. Поначалу в случае успеха отвезем султанова брата в замок Святого Петра, а здесь все приготовим, чтобы перевезти нашего гостя на Родос. Надеюсь, Господь поможет нам и все устроит.
"Столпы" многозначительно переглянулись — пожалуй, д’Обюссон и так все без них решил: уже и корабли в Петрониуме стоят.
— Да, ничем мы не рискуем, — задумчиво произнес великий госпитальер. — Все правильно, чего тут добавлять.
— У меня вопрос, — изрек орденский адмирал. — Кто поплывет?
— Брат имеет такое желание? — спросил д’Обюссон.
— У нас не может быть желаний — у нас есть исключительно воля нашего брата и господина. Только покинуть остров я, как и любой иной "столп" ордена, могу лишь с разрешения капитула при условии назначения заместителя — собственного лейтенанта.
— Я помню устав, спасибо, — горько усмехнулся магистр, несколько расстроенный бестактностью "столпа" Италии. — Капитул, разумеется, по этому поводу собирать не будем. Поплывет де Зунига, а от себя я, пожалуй, командирую своего бравого лейтенанта — Фабрицио дель Каретто. Поплывешь, сынок… э-э, брат Фабрицио? — поправил сам себя д’Обюссон от стариковской ласки.
— С радостью, — ответил тот.
— Так совет утверждает задуманное?
— Мы утверждаем, — сказали присутствовавшие, — а Господь благословит.
— Отменно. Пусть введут турок. Брат Гийом, — обратился магистр к вице-канцлеру де Каурсэну, заслуженному орденскому книжному червю, бытописателю и историографу, чье описание родосской осады уже было переведено на многие европейские языки и успешно печаталось, — торжественно ознакомь их с нашим решением, а я дам им все требуемые гарантии. Да будет воля Господня!
Пока на Родосе совещались и собирались, в замке Святого Петра второй день отдыхали команды орденских судов. Брат Джон Кэндол сдал под соответствующие расписки и прочую отчетность местному казначею привезенные деньги из Ирландии и теперь посвятил свой досуг общению с земляками-рыцарями.
Англичане пировали в своей Львиной башне, рассказывали Кэндолу о событиях последних двух лет. Кое о чем он уже узнал, прибыв на Родос, но там не было ни времени, ни возможности что-то узнать поподробнее, а теперь условия благоприятствовали. Как великого героя, британские рыцари пригласили к себе к столу и Роджера Джарвиса, хоть тот и не был дворянином. Роджер, впрочем, нисколько не считал, что ему оказана какая-то там особая честь, и вообще сомневался, стоит ли ему туда идти.
Как человек вольный и изрядный циник, он относился к феодально-рыцарским пережиткам с недоверием и неприязнью, чему, разумеется, способствовала не утихавшая уже почти тридцать лет гражданская война на его родине. Рыцари и бароны Англии перенесли неудовлетворенный в проигранной Столетней войне воинский пыл друг на друга и, в первую очередь, на своих несчастных подданных.
Друг Роджера сэр Томас Ньюпорт, ныне пребывавший в гарнизоне Петрониума и к которому слух возвратился уже более чем наполовину, все же уговорил его прийти, сказав:
— Я понимаю твое недоверие, но поверь: у нас все просто, как при старом веселом сэре Грине. Мы ценим не чины, а заслуги. Даю слово, что все будет, как надо — а если нет, я уйду вместе с тобой, слово рыцаря.
— Пусть так — я не баба, чтоб ломаться. Схожу к вам, чего ж… Не понравится что, так и уйти недолго.
— Вот речи моряка — коротко и ясно. Я рад, что ты будешь!
— До вечера, сэр Томас! Жаль, что наша веселая компания развалилась! Грин уехал, Торнвилль сгинул, а от Даукрэя и тогда толку не было…
Джарвис пошел шататься по замку. В одной из его нижних частей он встретил дородного грека в черном одеянии слуг ордена, возившегося с собакой. Парочка его заинтересовала, моряк подошел к ним; собака пристально уставилась на него умными глазами и тихо зарычала; тут только Роджер заметил, что у собаки — щенки…
Грек посмотрел на подошедшего, улыбнулся в окладистую бороду, спросил:
— Нравятся? Посмотри, какие! — И, взяв одного щенка на ладонь, протянул англичанину под недоверчивым взглядом собачьей мамы.
Роджер, за два десятка лет неплохо овладевший греческим, все понял и хотел было взять крохотный шерстяной комочек, но собака зарычала, да и грек не дал, сказав:
— Нет, в руки нельзя. Видишь — сердится!
Джарвис смотрел, как малыши суетятся вокруг мамки, слепо толкаясь вокруг ее сосков.
— Слепые еще… — умилившись, промолвил моряк.
— Да, глазки еще не открылись, и ушки тоже. Дня два еще надо…
Англичанин протянул греку флягу, но тот отрицательно покачал головой, сказав:
— Они все это не любят.
— Не скажи — вот у нас, в Англии, была собака, дралась на ярмарке с быками — так она это дело очень даже уважала. Не поверишь — джин пила из плошки, вот какое дело было! А еще был у нас такой сэр Грин — так он вместе с псом из фляги красное хлебал!
Грек удивленно цокнул языком:
— Приучили, наверное. А они — не любят, — повторил он. — Правда, когда мы им вешаем фляги на шеи, чтобы разысканный ими беглец мог подкрепить свои силы, они спокойно их носят и понимают, что в бедственном положении человеку можно выпить.
— Стало быть, ты с собаками тут занимаешься?
— Точно так и есть. Я — собачий магистр.
Джарвис рассмеялся, но грек, тоже улыбнувшись, сказал:
— А я серьезно — так моя должность называется.
— Каково ж это — быть магистром по собакам?
— Да лучше поди, чем магистром по ослам — в Линдосе [46] и такой есть.
Британец уже вовсю расхохотался. Собаке это не понравилось — она вытянула шею и ощетинилась. Грек велел собеседнику притихнуть, заметив:
— Громкого звука они тоже не любят. Не любят, когда кричат, успокоить хотят.
— Интересные какие щенята… Совсем не похожи на мать. Скорее, как медвежатки.
— Если хочешь — пойдем, покажу тебе сироту, можешь покормить, если хочешь.
— Сироту? — переспросил Роджер, подумав, что ослышался или неправильно понял.
— Да. У них же все, как у людей. От кого-то отказывается мать или погибает, а ее детенышей какая-то собака примет, а какая и нет. Вон, он у меня в горшке живет.
Грек подошел к широкогорлому кувшину неподалеку и извлек из тряпок на свет Божий щенка, больше походившего на медвежонка. Странный был щенок! Весь круглый, черный, с белым воротником, лапы круглые медвежьи, уши такие же, да и лицо; еще и хвост крохотным крючком, с белой кисточкой.
