Король крыс - Клавелл Джеймс (читать книги онлайн полные версии .TXT) 📗

– Конечно.

– Но вы говорите о пропаганде, – сказал Браф. – Я не хочу писать пропагандистские книги.

– Вы когда-нибудь писали для кино, Дон? – спросил Кинг.

– Я никогда ничего никому не продал. Какой же я писатель, если ничего пока не продал. Но кино – это чертовски важно. Вы знаете, Ленин говорил, что кино наиболее важное из пропагандистских средств, когда-либо изобретенных?

Он заметил, что Кинг готов броситься в атаку.

– А я не коммунист, сукин вы сын, я просто демократ.

Он повернулся к Маку.

– Господи, вот так всегда, – если вы читали Ленина, Сталина или Троцкого, вас называют коммунистом.

– Ну, вам следует признать. Дон, – сказал Кинг, – что среди демократов полно розовых.

– С каких это пор доброе отношение к русским означает, что парень является коммунистом? Они наши союзники, вы же это знаете!

– Мне жаль, что так сложилось, с исторической точки зрения, – заметил Мак.

– Почему?

– Потом у нас будет масса проблем. Особенно на востоке. Эти ребята даже перед войной доставляли кучу неприятностей.

– Телевидение скоро завоюет весь мир, – сказал Питер Марлоу, наблюдая, как над поверхностью похлебки колышется тонкая струйка пара. – Вы знаете, я смотрел демонстрации телевидения из Алекзандра-Палас в Лондоне. Бэйярд раз в неделю делает программу.

– Я слышал о телевидении, – сказал Браф. – Никогда не видел.

Кинг кивнул.

– Я тоже не видел, но на нем можно заработать чертову кучу денег.

– Только не в Штатах, это уж наверняка, – проворчал Браф. – Подумайте о расстояниях! Черт, оно, может быть, сгодится для маленьких стран, таких, как Англия, но не для настоящей страны, как Штаты.

– На что вы намекаете? – холодно спросил Питер Марлоу.

– Я имею в виду, что, если бы не мы, война продолжалась бы бесконечно. Ведь наши деньги, наше оружие и наша мощь...

– Послушайте, старина, мы сами хорошо справлялись, давая вам, кретинам, возможность оторвать задницу от стула. Это ваша война в той же степени, как и наша. – Питер Марлоу свирепо посмотрел на Брафа, который ответил таким же свирепым взглядом.

– Чушь! Почему, черт побери, ваши европейцы не могут убивать друг друга так, как они это делали столетиями, и оставить нас в покое. Я не понимаю. Нам приходилось выручать вас из беды и раньше...

И, забыв о времени, они спорили и ругались, и никто никого не слушал, и у каждого было свое твердое мнение, и каждое мнение было правильным.

Кинг сердито замахивался кулаком на Брафа, который в ответ тоже показывал кулак, а Питер Марлоу кричал на Мака, когда неожиданно в дверь с грохотом постучали.

Мгновенно воцарилась тишина.

– Чего вы там орете? – спросил голос.

– Это ты, Гриффитс?

– А ты решил, что это чертов Адольф Гитлер? Ты хочешь, чтобы всех нас посадили или еще что-нибудь?

– Нет. Извини.

– Угомонитесь, черт вас возьми!

– Кто это? – спросил Мак.

– Гриффитс. Это его камера.

– Что?

– Конечно. Я снял ее на пять часов. Три бакса в час. Даром ничего не получишь.

– Вы сняли камеру? – недоверчиво переспросил Ларкин.

– Верно. Этот Гриффитс – толковый делец, – объяснил Кинг. – Вокруг ведь полно народа, верно? Не найти спокойного местечка, так? Этот англичанин сдает камеру любому, кому хочется побыть одному. Не я придумал это, но Гриффитс здорово зарабатывает.

– Готов побиться об заклад, что не Гриффитс придумал, – сказал Браф.

– Капитан, я не умею врать. – Кинг улыбнулся. – Должен признаться, что идея была моя. Но Гриффитс имеет на этом достаточно, чтобы содержать очень хорошо себя и свою группу.

– Сколько вы с этого имеете?

– Всего десять процентов.

– Десять процентов – это справедливо, – сказал Браф.

– Так я есть, – сказал Кинг. Он никогда бы не солгал Брафу. И не только сейчас, но и в любом другом деле. Браф наклонился и помешал варево.

– Эй, парни, оно кипит.

Все стали заглядывать в кастрюлю. Да, похлебка действительно кипела.

– Нам лучше заткнуть окно. Сейчас пойдет запах.

Они заложили одеялом зарешеченное оконце, и вскоре вся комната наполнилась ароматом.

Мак, Ларкин и Текс сидели на корточках около стены, не отрывая глаз от кастрюли. Питер Марлоу сидел на другой стороне кровати, и так как он был ближе всех, то время от времени помешивал содержимое кастрюли.

Вода медленно кипела, заставляя изящные маленькие бобы всплывать на поверхность, потом исчезать опять в глубине кастрюли. Выделилось облачко пара, принеся с собой запах настоящего жирного мяса. Кинг наклонился и бросил в варево горсть местных приправ: куркуму, каджанг, хуан, така и еще гвоздику и чеснок. Запах стал еще сильнее и ароматнее.

Через десять минут Кинг бросил в кастрюлю зеленую папайю.

– С ума сойти, – сказал он. – Можно заработать состояние после войны, если найти способ обезвоживать папайю. Она смягчит и мясо бизона!

– Малайцы всегда употребляют папайю, – ответил Мак, но никто не слушал его, и он сам себя не слушал, потому что жирный сладкий дух обволакивал их.

Пот каплями тек по их груди, подбородкам, ногам и рукам. Но они не замечали пота и тесноты. Они знали только одно: все это не сон; вот мясо варится перед ними, и скоро, очень скоро они примутся за еду.

– Где вы достали его? – спросил Питер Марлоу без особого желания получить ответ. Ему просто надо было что-то сказать, чтобы разрушить это удушающее очарование.

– Это собака Хокинса, – ответил Кинг, не думая ни о чем. В голове звучал один мотив: Бог мой, – как – хорошо-пахнет-как-хорошо-пахнет.

– Собака Хокинса?

– Вы имеете в виду Ровера?

– Его собаку?

– Я думал, это поросенок!

– Собака Хокинса?

– Господи!

– Вы хотите сказать, что это задняя часть Ровера? – спросил остолбеневший Питер Марлоу.

– Конечно, – сказал Кинг. Теперь, когда секрет был раскрыт, он не беспокоился. – Я собирался вам рассказать после. А в чем дело? Теперь вы знаете.

Они в ужасе посмотрели друг на друга.

Потом Питер Марлоу сказал:

– Матерь Божья! Собака Хокинса!

– Послушайте, – рассудительно начал Кинг. – Какая разница? Она определенно была самой чистой и годной для еды из всех собак, каких я когда-либо видел. Гораздо чище свиньи. Или цыпленка, в этом отношении. Мясо есть мясо. Вот так просто.

– Совершенно верно, – раздраженно согласился Мак. – Ничего нет скверного в том, чтобы съесть собаку. Китайцы их едят постоянно. Это деликатес. Да. Точно.

– Да-а-а, – протянул Браф с отвращением, – но мы не китайцы, и это собака Хокинса.

– Я чувствую себя каннибалом, – сказал Питер Марлоу.

– Послушайте, – убеждал Кинг. – Все обстоит так, как сказал Мак. В собаке нет ничего плохого. Ради бога, понюхайте.

– Понюхайте! – ответил Ларкин за всех. Он говорил с трудом, слюна чуть ли не душила его. – Я не слышу ничего, кроме запаха этой похлебки, и это сладчайшая из запахов, который я когда-либо слышал. Мне наплевать, Ровер это или нет, но я хочу есть. – Он до боли тер свой живот. – Не знаю, как вы, несчастные ублюдки, но я так хочу есть, что у меня начались судороги. Этот запах что-то сделал с моим обменом веществ.

– Я тоже чувствую себя плохо. Но это не имеет ничего общего с тем, что это собачье мясо, – сказал Питер Марлоу. Потом почти печально добавил:

– Я просто не хочу есть Ровера. – Он посмотрел на Мака. – Как мы после всего этого собираемся смотреть Хокинсу в глаза?

– Не знаю, приятель. Я подойду с другой стороны. Да. Не думаю, что смогу вообще смотреть ему в глаза, – Ноздри Мака дрогнули, и он вперил взгляд в кастрюлю. – Какой чудесный запах.

– Конечно, – вежливо сказал Кинг, – тот, кто не хочет есть, может уйти.

Никто не пошевелился. Мужчины молчали, углубившись в собственные мысли. Прислушиваясь к бульканью. Впитывая аромат. Волшебство.

– Если подумать, это не так ужасно, – сказал Ларкин, пытаясь уговорить скорее себя, чем окружающих. – Посмотрите, как мы любим наших кур, но мы же едим их или их яйца.