Хижина дяди Тома - Бичер-Стоу Гарриет (электронные книги бесплатно txt) 📗
– Мисс Ева, как же я останусь без вас? На кого вы меня покидаете, одну-одинешеньку! – обливаясь горькими слезами, проговорила ее верная нянюшка.
Мисс Офелия мягко подтолкнула обоих слуг к двери в полной уверенности, что больше в комнате никого не осталось, но оглянувшись, вдруг увидела перед собой Топси.
– Ты откуда взялась? – удивилась она.
– Я все время здесь стою, – ответила Топси, утирая кулачками глаза. – Мисс Ева! Неужто вы мне ничего не дадите?
– Дам, Топси, дам! Вот, возьми этот локон и каждый раз, как будешь смотреть на него, вспоминай меня, вспоминай, что я тебя любила и желала тебе добра.
Топси спрятала заветный дар за пазуху, уткнулась лицом в передник и, повинуясь приказанию, вышла из комнаты.
Мисс Офелия, которая украдкой смахнула не одну слезу в продолжение этой сцены, затворила за ней дверь. Сен-Клер сидел в кресле, закрыв рукой глаза.
– Папа! – прошептала Ева, коснувшись его плеча.
Он вздрогнул, но ничего не ответил ей.
– Папа, милый! – повторила девочка.
– А мне ты ничего не подаришь? – с печальной улыбкой спросил он.
– Они все твои! – воскликнула Ева. – Твои и мамины. И тетушка пусть возьмет себе сколько захочет. А моим бедным друзьям я раздала эти подарки сама, потому что… потому что, когда меня не будет, папа, вы, может быть, и не вспомните об этом…
Ева быстро угасала. Никто больше не сомневался в исходе ее болезни. Надежд на выздоровление быть не могло. Мисс Офелия день и ночь проводила у ее постели, и в доме только теперь сумели по-настоящему оценить эту достойнейшую женщину. Опытные руки, наметанный глаз, трезвая голова, уменье незаметно справляться с самой неприятной работой по уходу за больными и создавать покой и уют в их комнате, точность, с которой она выполняла предписания доктора, – все это делало мисс Офелию незаменимой сиделкой. Те, кто раньше пожимал плечами, дивясь чудачествам и излишней, на взгляд южан, строгости и дотошности этой леди, теперь признали, что такой человек и нужен около Евы.
Много времени проводил в комнате больной и дядя Том. Девочка не могла лежать спокойно, ей было легче, когда ее носили. И ничто не доставляло такой радости Тому, как держать на руках это истаявшее от недуга тельце, шагая взад и вперед то по комнате, то по веранде. А по утрам, когда девочка чувствовала себя бодрее и с озера веяло прохладным ветерком, он ходил с ней под апельсиновыми деревьями в саду или, сидя на скамье, напевал ее любимые песни.
Сен-Клер тоже часто брал Еву на руки, но он был слабее Тома, и, замечая, что отец устает, девочка говорила:
– Папа, пусть дядя Том со мной походит. Ему, бедному, хочется хоть что-нибудь для меня сделать.
– Мне тоже хочется, Ева, – отвечал Сен-Клер.
– Да, но ты и так столько всего делаешь! Читаешь вслух, сидишь со мной по ночам… А Том может только носить меня на руках да петь. И он сильнее тебя – ему легче.
Не один Том горел желанием помочь Еве. Все негры в доме старались, каждый по мере своих сил, хоть что-нибудь сделать для нее.
Бедная няня всем сердцем рвалась к своей любимице, но у няни не было ни одной свободной минуты, ибо Мари не отпускала ее от себя ни днем, ни ночью, заявляя, что она совершенно потеряла покой. А если Мари теряла покой, то было в порядке вещей, чтобы его лишались и другие. За ночь няня раз по двадцать вставала к хозяйке, которой требовалось то растереть ноги, то положить холодный компресс на голову, то подать носовой платок, то посмотреть, что делается в комнате Евы, то опустить шторы на окнах, потому что слишком светло, то поднять, потому что темно. А днем, когда няня могла бы ухаживать за Евой, Мари ухитрялась придумывать для нее самые разнообразные дела по хозяйству или держала около себя, так что няня виделась со своей питомицей только украдкой.
– Теперь мне надо особенно беречь свое здоровье, это мой прямой долг, – говорила Мари. – Ведь я буквально через силу ухаживаю за нашей крошкой.
– По-моему, дорогая, кузина освободила вас от этой обязанности, – возражал ей Сен-Клер.
– Так могут рассуждать только мужчины! Как будто с матери можно снять заботы о тяжело больном ребенке! Но что толку спорить? Вы же не представляете себе моих переживаний. Я не могу так легко относиться к этому, как вы.
Сен-Клер улыбался, слушая жену. Простим ему это. В ту пору он еще мог улыбаться, ибо Ева доживала свои последние дни так тихо, так безмятежно, что в ее близкую смерть невозможно было поверить. Девочка не страдала, а чувствовала только слабость, почти незаметно возраставшую день ото дня. Единственный, с кем она делилась своими предчувствиями, утаивая их даже от отца, чтобы не огорчать его, был ее верный друг Том.
Он уже не ночевал больше в своей каморке, а ложился на веранде, готовый вскочить по первому зову.
– Дядя Том, почему это тебе вздумалось спать где попало, как бездомной собачонке? – спросила его однажды мисс Офелия. – А я-то считала, что ты человек обстоятельный, во всем любишь порядок.
– Это все правильно, мисс Фели, – сказал Том, – но сейчас такое время…
– Какое время?
– Тише, мисс Фели, как бы хозяин не услышал… Мисс Фели, сегодня ночью надо кому-нибудь быть настороже.
– А разве мисс Ева жаловалась, что ей хуже?
– Нет… Она только сказала мне сегодня утром, что теперь уже недолго.
Этот разговор происходил между десятью и одиннадцатью часами вечера, когда мисс Офелия пошла запереть на засов входную дверь и обнаружила на веранде Тома.
Чрезмерная нервозность и впечатлительность были чужды мисс Офелии, но Том говорил так проникновенно, что она не могла не внять его словам.
В тот день Ева была бодрее и веселее обычного и даже сидела в постели, перебирая свои безделушки и сокровища и распределяя, кому что отдать. Ее давно не видели такой оживленной, такой разговорчивой.
Вечером Сен-Клер пришел навестить дочь, и ему показалось, что перед ним прежняя Ева. Поцеловав ее на ночь, он сказал мисс Офелии:
– Кузина, может быть, нам удастся спасти нашу девочку. Смотрите, ей стало лучше! – и ушел к себе успокоенный, чувствуя, что у него давно не было так легко на сердце.
Но среди ночи в комнате Евы послышались шаги. Мисс Офелия, решившая бодрствовать до утра, в полночь заметила у больной признаки того, что опытные сиделки называют «переломом». Она вышла на веранду и окликнула Тома, который сразу вскочил на ее зов.
– Том, беги за доктором! Не теряй ни минуты! – сказала мисс Офелия и постучалась к Сен-Клеру: – Огюстен, выйдите ко мне!
Эти слова упали на сердце Сен-Клера, словно комья земли на крышку гроба. Он выбежал из комнаты и через мгновение уже склонился над спящей Евой.
Отчего у него замерло сердце? Что он увидел? Почему они с мисс Офелией не обменялись ни словом? Пусть на это ответит тот, кому пришлось перенести смерть близкого человека, кто видел на его челе еле уловимые, но не оставляющие никаких надежд признаки неотвратимого конца.
Смертная тень еще не коснулась личика Евы – оно было безмятежно и ясно.
Сен-Клер и мисс Офелия в глубоком молчании смотрели на нее. В комнате слышалось только тиканье часов – такое громкое в этой мертвой тишине!
Вошел Том с доктором. Доктор взглянул на Еву и так же, как остальные, молча стал у кровати. Потом спросил шепотом:
– Когда это началось?
– Около полуночи, – ответила мисс Офелия.
Прибежала Мари, разбуженная приходом доктора.
– Огюстен!.. Кузина! Что случилось?
– Тс! – хриплым голосом остановил ее Сен-Клер. – Она умирает.
Няня услышала его слова и кинулась будить слуг. Вскоре весь дом был на ногах – в комнатах замелькал свет, послышались шаги, за стеклянной дверью веранды виднелись заплаканные лица.
Но Сен-Клер ничего этого не замечал – перед ним было только лицо спящей дочери.
– Неужели она не проснется, не скажет хоть одно слово! – проговорил он наконец и, нагнувшись над Евой, шепнул ей на ухо: – Ева, радость моя!
