Калигула или После нас хоть потоп - Томан Йозеф (читать книги без регистрации .txt) 📗
Все было хорошо продумано и подчеркивало чары госпожи.
Они возлегли у стола. В разожженном термантере подогревалась калда – вино с медом и водой. Рабыни внесли изысканные пикантные закуски, подали чаши со свежими и сушеными фруктами и исчезли.
В амфорах, запечатанных цементом, было старое хийское вино с добавкой алоэ. Оно опьяняло!
Валерия была счастлива. За десертом Луций начал расспрашивать Валерию о детстве.
– Я ничего о тебе не знаю, моя божественная, а мне хотелось бы все знать. Ведь, любя человека, мы любим и те годы, когда мы еще не знали его.
Взгляд Луция был прямодушен.
Несколькими глубокими вздохами она успокоила едва не выскочившее из груди сердце. Слезы засверкали в ее затуманенных глазах и приготовили почву для сочувствия и жалости. Ну как не проникнешься жалостью, хотя римскому воину это и не свойственно, к ребенку, росшему в грязи, среди грубости деревенской жизни, к девушке, жившей среди погонщиков скота. С чувственных губ Валерии срывались жалобы: о боги! Ходить по навозным кучам босыми ногами, быть искусанной оводами и жирными мухами, слушать грубые речи пастухов, а в мыслях промелькнул лупанар, ее первый приют… Она перешла на веселый тон: ее освободил дядюшка, вольноотпущенник, землевладелец из Сицилии, и у него подрастающая девушка провела свои юные годы за лютней, греческим и стихами. А когда отец стал приближенным императора, он позвал ее в Рим…
– На удивление богам и народу, – заметил Луций. И она, улыбаясь ему очень нежно, добавила:
– И для того, чтобы я влюбилась вот в этого человека и отдала ему сердце с первого взгляда… впервые…
Сейчас Валерия не лгала, и откровенность признания придала ее лицу особое очарование. Луций смотрел на нее восхищенными глазами, когда она трогательно рассказывала о горестях своей молодости. И снова все в ней его очаровывало.
Он жадно протягивал к ней руки. Она нежно отводила их, ускользала от него. "Зачем она играет?" – злился Луций. Но она улыбалась, и он смягчался, любуясь ею.
Валерию лишали покоя мысли о Торквате. Она старалась превзойти ее в стыдливости, ведь это покоряет мужчин. Искренность ее чувств очаровывала Луция. Она была то нежной девушкой, то охваченной страстью кокетливой искушенной гетерой.
Но Луций не замечал этого. Он только восхищался, томимый любовью, и мысленно сравнивал Валерию с Торкватой. О боги, как дочь Макрона прекрасна!
Валерия ликовала, Луций ее, он покорен ею, и с каждой минутой все больше и больше. Она нежно ласкала его и наконец приникла к его губам.
Олимпийские боги! Если бы глаза ваших статуй, расставленных вдоль стен триклиния, не были слепы, кровь закипела бы и в ваших мраморных телах.
Желание принадлежать любимому мужчине довело Валерию до экстаза. В полутьме притушенных светильников ее тело переливалось, как жемчуг, стройное, вызывающе прекрасное. Потеряв голову, она повела себя как гетера. Луций засмеялся и подбежал к ней.
– Почему ты смеешься? – Воспоминание о прошлом перехватило ей голос.
Он целовал ее плечи, шею и между поцелуями, задыхаясь, говорил:
– Ничего, ничего, моя божественная, ты так напомнила мне восточных одалисок… я люблю тебя… не мучай же меня…
Она позволила отнести себя на ложе. И была бледна даже под румянами.
Одной любовью было переполнено ее сердце. Валерия со страхом наблюдала за ним. Что он видит под закрытыми веками? Какой лупанар, какую проститутку напомнила она ему, когда, позабыв все на свете, как гетера, соблазняла его.
Это конец. Он откроет глаза, увидит мое лицо и рядом лицо той, другой.
Такая же, такая же, как все, гетера как гетера, встанет, скажет что-нибудь ужасное и уйдет…
Луций, устав от наслаждений, не думал ни о чем. Он был достойным сыном императорского Рима: немного наслаждения, немного разума и почти никаких чувств. Опьяненный счастьем, он не открывал глаз. Чувствовал взгляд Валерии на себе, и ему захотелось еще минуту побыть одному. Снова пришла мысль об отце. Что бы он сказал, если бы увидел его с дочерью своего смертельного врага? Ты предатель, сказал бы он. Почему сразу же такое жестокое обвинение? Если спросить мой разум… "Я знаю, куда иду. Знаю, чего хочу, отец. Я хочу жить по-своему. Я слышу тебя, хорошо тебя слышу, отец: Родина! Свобода! Республика! Да. Но сначала жить! Сначала любовная интрига, которая обеспечит мне блестящую карьеру. А когда я стану добропорядочным гражданином, а когда я женюсь… Торквата? Ее я предал.
Да. Но кто, кто на моем месте не сделал бы того же? Ради такой красоты!
Ради такой любви! Ради таких ласк!"
Он открыл глаза. Светало. Он увидел над собой полное тревоги, бледное лицо Валерии. Протянул к ней руки.
– Ради тебя я предам весь мир, – пылко проговорил он. Она не поняла его, но была счастлива. Нет, нет, он ни о чем не догадывается. Ни о чем.
Она покрыла его лицо поцелуями, и с уст ее сорвались слова нежности и любви. Бурные, бессвязные.
– Я буду твоей рабыней, если ты захочешь, – шептала она горячо. Но в мыслях было иное, она страстно желала заполучить Луция. – А когда я стану твоей женой, мой дорогой, ах, тогда…
Он смутился. Об этом он никогда не помышлял. Он видел своей женой, хозяйкой дома, матерью своих детей Торквату. Валерию он воспринимал как обворожительную любовницу, с которой он никогда не испытает скуки супружеской жизни. Зачем менять то, что родители установили? Он взвешивал: если я буду поддерживать Макрона, императора, то влияние Валерии позволит мне занять высокое положение и я смогу помочь отцу. А когда я буду прочно сидеть в седле, ничто не будет для меня невозможным… А что, если заговор удастся? Отец заявит, что Валерия была орудием заговорщиков в доме Макрона. Республика сметет Макрона и Валерию – но к чему сейчас думать об этом? Что будет со временем?! Долой заботы! Я родился под счастливой звездой. Эта звезда подарила мне великолепную возлюбленную, она даст мне все, о чем я мечтаю!
Он поцеловал руку Валерии. Встал. Оделся.
Она припала к его губам:
– Ты мой!
– Твой. Только твой.
В минуту расставания Валерия не смогла скрыть мысли, которая все сильнее ее волновала. И сказала резко:
– Ты сегодня же напишешь Авиоле, что отказываешься от его дочери! Я хочу, чтобы ты принадлежал только мне!
Луций возмутился. Его патрицианская гордость была задета. Хорошо ли он расслышал? Эта женщина ведет себя с ним как с рабом, хотя и говорит "буду твоей рабыней!". Напишешь, откажешься, я хочу, чтобы ты принадлежал только мне! Приказы, не терпящие возражений! Что он, сын Курионов, представляет собой в эту минуту? Вещь, тряпку! Еще минуту назад рабыня, она властно приказывает мне, что я могу. что я смею, что я должен! Так вот как бы выглядела моя жизнь с ней. Исполнять прихоти властолюбивой выскочки!
Он повернулся к ней возмущенный. Но красота Валерии обезоружила его.
Она прильнула к нему и страстно поцеловала на прощание:
– Завтра у меня в Риме!
Он пылко поцеловал ее и ушел переполненный любовью. гневом и ненавистью.
Сдерживая гнев, он взял от раба плащ и последовал за ним к садовой калитке, где стоял его конь.
Луций выехал на крутую тропинку.
Убежав из театра от преторианцев, Фабий скрылся в самом городе. Никем не замеченный, он выбрался через Капенские ворота из Рима на Аппиеву дорогу. В трактире у дороги обменял свою одежду на крестьянскую, приклеил седую бороду и заковылял, опираясь о палку, к Альбанским горам. В деревне Пренесте у него друзья, которые помогут ему укрыться. Он шел всю ночь.
Начинало светать.
У лесной тропинки он присел на пень пинии отдохнуть и съесть кусок черного хлеба с сыром. Когда над ним загромыхали камни, уже не было времени скрыться. В конце концов, крестьян он не боялся. Мужчина в дешевом коричневом плаще с капюшоном остановил возле него коня.
– Далеко ли до дороги на Пренесте, старик?
Фабий узнал Луция и испугался. Он ответил низким, глухим голосом.
