Предтеча (Повесть) - Лощилов Игорь (онлайн книга без .TXT) 📗
— Упреди государя… Он у Паисия в церкви… От Пенькова Сеньки — скажи…
Матвей быстро выпрямился и бросил Семену:
— Присмотри за ним да за знакомцем своим, а я навстречу государю подамся. Схоронись с ними в лесу и жди меня тут.
Он быстро побежал по полянке, перепрыгивая через лежавшие тела. Там, в дальнем углу, на который выходила лесная дорога, сбилось в кучу несколько лошадей.
Матвей поймал одну из них, легко вскинул свое тело в седло и тотчас же скрылся в лесной чаще. Вскоре он уже подъезжал к церкви Всех святых на Кулишках, где великий князь прощался с отцом Паисием.
— Здесь государь? — кинулся он к одному из дружинников.
— А зачем тебе это знать? — подозрительно спросил тот.
— Дело спешное, веди до старшого.
— Это еще можно. Слышь, Василий, — крикнул он в глубину двора, — тут со спешным делом прибегли!
Стремянный великого князя не спеша вышел из тени и презрительно оглядел Матвея. Потянулся и зевнул: чего, дескать, надо?
— Нет ничего страшнее ленивых и глупых охранников, — спокойно сказал Матвей, — не уподобляйся им и отведи меня к государю по спешному делу.
Василий поначалу даже оторопел от таких слов невзрачного холопа. Однако оторопь продолжалась недолго. Он быстро направился к Матвею, на ходу доставая плетку из-за пояса, и проговорил, как прорубил:
— Сначала — плеть. Опосля острастки — дело. Будешь знать!
— Не выказывал бы ты свою дурость, когда дело о государевой жизни идет! — возвысил голос Матвей и, приблизившись к Василию, сказал уже тише в его распаленные гневом глаза: — Там, в лесу, людей ваших поубивали, Сенька Пеньков послал упредить.
Василий тут же забыл о своем намерении.
— Пошли! — мотнул он головой и повел Матвея к покоям отца Паисия.
Старец умирал в полном сознании. Прибывший ученый фряжский лекарь синьор Просини, которого все на великокняжеском дворе называли Синим-Пресиним, отчужденно стоял в стороне. Ему не позволили осмотреть больного, упросившего великого князя не отягчать последних минут излишней суетой. И хотя Просини внутренне был рад этому, поскольку сомневался в силе своего врачевания, он всем видом показывал обиду.
— Что, привезли святого отца для причастия? — быстро обернулся великий князь на звук открываемой двери.
— Нет, государь, — ответил Василий и, подошедши к нему, склонился в поклоне. — Человек принес весть: Пенькова с дружиною прибили. Только что!
Иван Васильевич сверкнул глазами:
— Ну-ка, приведи его сюда!
Матвей бесстрашно вошел в темные и прохладные покои, перекрестился на иконы и поклонился великому князю:
— Здоров будь, государь. Вез тебе поклон от святого отца Нила, а привез еще и весть плохую. Наткнулись мы со товарищем на твоих людей, лихими людьми в лесу погубленных, и один из них, совсем разбитый, просил упредить тебя.
Грозно сдвинул брови великий князь, сполохами гнева осветилось его лицо, но голос сдержал.
— Вольно же у нас разбойному люду средь бела дня гулять! Василий, отряди человека к Хованскому — пусть весь лес прочешет, а его по этому делу подробней допросит! — И, посмотрев на Матвея, добавил: — Об отце же Ниле в другой раз с тобой поговорим.
— Дозволь, государь, еще два слова тебе сказать с глазу на глаз! — решительно сказал Матвей. — Дело спешное и важное.
— Говори, — недовольно поморщился Иван Васильевич, — хотя здесь и не место.
— Прости, государь, но это дело только тебя касается.
— Оставьте нас! — приказал великий князь.
Синьор Просини гордо вскинул голову и, еще более обиженный, направился к двери. За ним вышел и Василий.
— Государь! — подошел ближе Матвей. — Дружину-то твою не грабить хотели, на тебя злозадумцы засаду делали.
— Ты в своем ли уме, холоп?
— Опознал мой товарищ среди них Яшку Селезнева — брата того боярина новгородского, которому ты на Шелоне голову срубил. Ходил он и все искал тебя среди побитых.
— Так, — зловеще протянул Иван Васильевич, — неймется, видать, новгородским ослухам! Ну ничего, я их скоро успокою!..
— Ослухи-то не только в Новом городе, но и под самым твоим боком, государь, — осторожно сказал Матвей.
Не любил Иван Васильевич, когда посторонние знали нечто большее о великокняжеском окружении, чем он сам. Не любил и своим людям говаривал: «Больше меня никто о вас знать не должен, иначе как мне свое государское дело справлять? А вы о своих людишках все знать должны, а те — о своих. Веяна голова полное понятие о своем тулове должна иметь, и потому, если что утаите от меня даже в малости, будете изгнаны немедля и тако же от своих людей требуйте!» И вот издалека, от отца Нила, с самого Бел-озера, приходит человек и говорит о делах, которых великий князь под своим носом не видит. Многовато берет он на себя! Сдержался, однако, Иван Васильевич, только хмуро поторопил:
— Дальше!
— Я, государь, так рассудил, — продолжил Матвей. — Дружина тебя сопровождает малая, значит, выезд твой не парадный. В доме загородном, куда ты направлялся, дела тобой решаются негромкие, значит, и выезжал ты без огласки. А люди разбойные, что засаду сделали, не всю ночь стерегли, утром пришли — по росе следы оставили. Значит, их кто-то упредил о твоем выезде. А этот кто-то мог быть только из твоих близких, кому о выезде твоем было известно. Верно?
— Рассуждаешь верно, — задумчиво протянул Иван Васильевич и с интересом поглядел на Матвея. — А ну как не меня самого ждали? Может, обоз мой или что другое?
— Оно, конечно, всяко может быть… Только вот еще что возьми в рассуждение: ходит Селезнев но полянке и людей твоих оглядывает, а ему кричат из-за кустовья: «Не нашел Журавля?» Он в ответ: «Нет еще!» Тут его твой человек ножом и пырнул…
— Ну и что?
— А то, государь, что новгородцы Журавлем тебя прозвали. Вот и понимай, кого они искали.
Задумался великий князь: «Надобно сыск строгий учинить — коли дерево потрясти, так гнилье первым падает. Только вот беда: промеж гнилья и добрые плоды могут случиться. И опять же у виноватого сто оговорок наперед готовы, а невинный сразу и не знает, как себя защитить. Поди разберись тут верно». И, словно отвечая его мыслям, донесся слабый голос отца Паисия:
— Не торопись, сын мой. Вспомни, что приказал рабам человек, у кого на поле явились плевелы: «Не выбирайте плевелы, ибо выдерните с ними и пшеницу. Оставьте расти то и другое до жатвы, а во время жатвы уберите прежде плевелы и сожгите их, а пшеницу уберите в житницу мою…»
— И я, святой отец, о том же помышляю. Да вот как нам время жатвы сей ускорить?! Ведь негоже у себя под боком врага иметь. Надо его, мыслю, быстрей укараулить…
— Дозволь мне, государь, еще слово сказать, — осмелился Матвей, — есть у меня одна мысль.
— Говори.
— Пустим слушок, что Яшка Селезнев в наши руки живым попался: твой-де человек не до смерти его убил. Поместишь его в свой дом загородный якобы для лечения, а через малое время прикажешь тайно, как и давеча, перевезти его с малой охраной в пыточный дом. Мастера заплечных дел у тебя известные — из любого правду вытянут, — опасно им знающего человека в руки передавать, вот и попытаются злодеи его освободить. Тут-то ты их за руку и схватишь, а от руки и до головы доберешься.
— Яшка-то и в самом деле убитый до смерти?
— Про то пока один господь ведает. Ты же лекаря своего для пущей правды туда пошли, пусть лечит… А коли доверишь и помощь малую дашь, я тебе эту службу справлю — своих-то в такое дело совать тебе не с руки.
Иван Васильевич внимательно пригляделся:
— В прошлом годе ты с отцом Нилом ко мне приходил?
— Я, государь.
— Хвалил он тебя: расторопен и грамоте учен… Только грамота мне сейчас твоя ни к чему… На словах все передавать будешь через Ваську моего, понял? Справишь дело — награжу, не справишь… Чего ухмыляешься?
— Да служба государская известна: или сам в награде, или голова на ограде!
— Ну-ну… И не болтай много… Погодь-ка! Почему это меня Журавлем новгородцы прозвали?
