Венец - Унсет Сигрид (читаем бесплатно книги полностью txt) 📗
– Ну; ну, возьми себя в руки, дитя мое! – мягко сказал он.
– Вы сердитесь на меня, отец? – тихо спросила она.
– Ты сама должна понять, что сержусь, – отвечал он, продолжая гладить ее по щеке. – Хотя ты, конечно, знаешь, что тебе не нужно меня бояться! – грустно добавил он. – Право, ты должна взять себя в руки, Кристин, – как тебе не стыдно так вести себя! – Кристин так плакала, что должна была сесть на скамейку. – Мы не будем говорить об этом здесь, где столько народу ходит взад и вперед, – сказал он, садясь рядом с Кристин и беря ее за руку. – Что же ты ничего не спросишь о матери и о сестрах?..
– Что говорит об этом мать? – спросила дочь.
– Ах, ты можешь себе представить! Но не будем говорить об этом сейчас, – снова повторил он. – А вообще она здорова… – И он начал рассказывать все, что приходило ему в голову о жизни у них дома, пока Кристин мало-помалу не успокоилась.
Но ей казалось, что ее душевное напряжение стало еще сильнее оттого, что отец ничего не сказал о разрыве помолвки. Лавранс дал ей денег для раздачи бедным, жившим в монастыре, и для подарков подругам; сам же он сделал богатый вклад в монастырь, не забыл и сестер; и все предполагали, что Кристин едет домой справлять обручение и свадьбу. Они с отцом в последний раз отобедали у фру Груа в комнате аббатисы, и та дала самый хороший отзыв о Кристин.
Но вот и это все наконец кончилось. Кристин распрощалась у монастырских ворот с сестрами и подругами. Лавранс подвел ее к лошади и поднял в седло. Ей было так странно ехать с отцом и его йорюндгордскими слугами вниз к мосту по той самой дороге, где она тайком пробиралась в темноте; было так удивительно ехать верхом по улицам Осло свободно и с почетом. Кристин подумала о том великолепном свадебном поезде, о котором ей часто говорил Эрленд, – у нее стало тяжело на сердце; было бы гораздо легче, если бы Эрленд увез ее с собой. Еще так долго придется ей быть одною наедине с самой собой и совсем другою открыто, перед людьми! Но тут взгляд ее упал на серьезное, постаревшее лицо отца, и она заставила себя думать: да, Эрленд все-таки прав.
На постоялом дворе было еще несколько проезжих. Вечером все вместе ужинали в маленькой горнице с очагом, где было только две кровати; Лаврансу и Кристин предоставили спать здесь, потому что они были самыми почетными гостями. Когда время подошло к ночи, все остальные постояльцы встали из-за стола и разошлись в поисках места для спанья, приветливо пожелав им спокойной ночи. Кристин вспомнила – ведь это она ходила тайком в дом Брюнхильд Мухи и позволяла Эрленду обнимать себя; чувствуя себя больной от горя и от страха, что ей никогда уж больше не принадлежать ему, она думала: "Нет, здесь мне больше уже не место!"
Отец сидел в стороне на скамейке и смотрел на дочь.
– Мы не поедем на этот раз в Скуг? – спросила Кристин, чтобы нарушить молчание.
– Нет, – ответил Лавранс. – С меня пока довольно и того, что я должен был выслушать от твоего дяди Тронда, – почему я не применю к тебе отцовской власти, – пояснил он, когда Кристин взглянула на него. – Да я бы и заставил тебя сдержать слово, – сказал он немного спустя, – если бы Симон сам не сказал, что не хочет иметь приневоленную жену.
– Я никогда не давала Симону слова, – быстро сказала Кристин. – Ты всегда говорил прежде, что не станешь принуждать меня к браку насильно!..
– Насилием бы это не было, если бы я потребовал, чтобы ты исполнила договор, известный всем людям в течение всего этого времени, – отвечал Лавранс. – В течение двух зим вас называли женихом и невестой, и ты не возражала ни словом и не высказывала неудовольствия, пока не назначили день свадьбы. Если ты хочешь искать оправдания в том, что в прошлом году дело было отложено и поэтому ты не поклялась Симону в верности, то я не назову это честным поступком!
Кристин стояла, смотря в огонь.
– Я не знаю, что хуже, – продолжал отец, – будут ли говорить, что ты отвергла Симона или что ты была забракована! Господин Андрес послал ко мне сказать… – говоря это, Лавранс покраснел, – что он рассердился на сына и просит меня требовать такого денежного удовлетворения, какое только я найду достаточным. Я должен был сказать правду, – не знаю, было ли бы лучше солгать, – но я сказал, что если нужно искупать вину, то скорее всего нашу, а не их! Но в обоих случаях позор лежит на нас.
– Не могу понять, почему это так позорно, – тихо сказала Кристин. – Раз Симон и я согласны друг с другом!
– Согласны? – подхватил Лавранс. – Он не скрывал своего огорчения, но сказал, что после вашего с ним разговора, пожалуй, ничего, кроме несчастья, не выйдет, если он потребует, чтобы ты сдержала свое слово!.. Но теперь ты должна сказать мне, каким образом все это случилось с тобой?
– Разве Симон ничего не говорил? – спросила Кристин.
– По-видимому, он думает, что ты полюбила другого, – сказал отец. – Ты должна теперь сказать мне, в чем тут дело, Кристин!
Кристин немного подумала.
– Видит Бог, – тихо сказала она, – я прекрасно понимаю, что Симон достаточно хорош для меня, и даже больше того! Но правда, что я познакомилась с другим человеком и поняла, что в жизни моей никогда уже не будет ни одного счастливого часа, если мне придется жить с Симоном; даже если бы он обладал всем золотом Англии, я все же предпочту другого, хотя бы у того была одна-единственная корова…
– Надеюсь, ты не ждешь, что я отдам тебя за работника? – спросил отец.
– Он равен мне по рождению, и даже больше того, – отвечала Кристин. ~ Я только так сказала. У него достаточно и земли и имущества, но я предпочитаю спать с ним на соломе, чем с каким бы то ни было другим мужчиной в шелковой постели…
Отец помолчал немного.
– Одно дело, Кристин, что я не хочу заставлять тебя выходить за человека, против которого ты что-нибудь имеешь, хотя один только Бог и святой Улав знают, что ты можешь иметь против того мужа, которого я для тебя нашел! Но другое дело, таков ли тот человек, которого ты полюбила, чтобы я мог выдать тебя за него. Ты еще молода и неразумна, а заглядываться на девушку, уже обещанную другому, порядочный человек не станет.
– В этом человек не властен над собою! – порывисто сказала Кристин.
– Ну, положим. Но ты, вероятно, сама понимаешь, что я не захочу нанести такое оскорбление семье из Дюфрина, чтобы просватать тебя сейчас же после того, как ты повернула спину Симону, особенно за человека, который может оказаться более родовитым пли более богатым! Ты должна сказать, кто этот человек, – произнес он немного спустя.
Кристин крепко стиснула руки, тяжело дыша. Потом очень медленно проговорила:
– Я не могу назвать его, отец! Если я не получу в мужья этого человека, то можешь отвезти меня в монастырь и никогда уже не брать оттуда – не думаю, что я долго проживу тогда. Но не подобает мне называть его имя, пока л не буду знать, что ему так же хочется получить меня, как мне его. Ты… ты не должен принуждать меня говорить, кто он, пока… пока не выяснится, что он… он намерен посвататься ко мне через своих родичей!
Лавранс долго молчал. Ему не могло не понравиться, что дочь так решила; наконец он сказал:
– Ну, пусть будет так. Вполне понятно, что ты не хочешь называть его имя, пока сама еще не знаешь, что он намерен делать!.. Ложись теперь спать, Кристин, – сказал он немного спустя. Подошел к ней и поцеловал ее. – Ты причинила всем много горя и досады, дочь моя, своим сумасбродством, но ты хорошо зияешь, что твое благополучие всего ближе моему сердцу – помоги мне бог, но это всегда будет так, что бы ты ни сделала… Бог и его кроткая Матерь помогут нам, так что все может по вернуться к лучшему. Иди же и постарайся хорошенько выспаться!
Когда Лавранс уже лег в постель, ему показалось, что он слышит слабый звук плача у противоположной стены, где лежала дочь. Однако он притворился спящим. У него не хватило духу сказать ей, что он боится, как бы теперь люди снова не выкопали старых сплетен о ней, Арне и Бентейне. Но его тяготила мысль, что он мало чем может помешать людям пятнать добрую славу его дочери у него за спиной. И хуже всего было, что Кристин, ему казалось, сама навлекла на себя это своим легкомыслием.
