Йенни - Унсет Сигрид (читать книги без TXT) 📗

Сигрид Унсет

Йенни

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

I

Как раз в тот момент, когда Хельге Грам свернул на улицу Виа Кондотти, раздались звуки военной музыки, и он увидел отряд солдат. Музыка играла «Веселую вдову», но в ускоренном темпе, и маленькие черные фигурки быстро проносились мимо ряд за рядом, словно это была римская когорта, надвигающаяся беглым маршем на варваров, а не мирные солдаты, направляющиеся к себе в казармы. «Может быть, оттого-то они так и торопятся», – подумал Хельге, пожимая от холода плечами и поднимая воротник пальто. И он продолжал свой путь, напевая под музыку: «Ах, женщину понять нельзя!» Он шел по направлению к Корсо и вскоре остановился на углу этой улицы и стал смотреть на суету, царившую здесь.

Так вот, каково знаменитое Корсо! Непрерывный поток экипажей по тесной улице и густая, суетливая толпа на узких тротуарах.

С минуту Хельге, не двигаясь, смотрел на поток, проносившийся мимо него, и он улыбнулся при мысли о том, что по этой улице он может гулять среди толпы каждый вечер и что она для него не сделается такой будничной, как улица Карла Юхана в Христиании.

Ему вдруг неудержимо захотелось без конца ходить по всем улицам Рима, прогулять так всю ночь. В этот же день при закате солнца он был на Монте-Пинчио и оттуда любовался вечным городом.

На западной части неба собрались легкие облака, словно маленькие белые барашки. По мере того как закатывалось солнце, края этих облаков все гуще окрашивались золотом и пурпуром. Под бледным вечерним небом расстилался город, и Хельге чувствовал, что Рим должен быть именно таким – не таким, каким он представлял его себе раньше, а таким, каким он теперь видел его.

Все, что он видел до сих пор во время своего путешествия, разочаровывало его, потому что не соответствовало тому представлению, какое он создавал себе, пока жил дома и жаждал вырваться на волю, чтобы посмотреть большой мир. Но вот наконец-то он видел перед собой нечто великое и прекрасное, во много раз превосходившее все его мечты. И это был Рим…

В долине, у него в ногах, расстилалась обширная равнина из крыш самых разнообразных домов – старых и новых, низких и высоких. Казалось, будто все эти дома выстроены без всякого плана, там, где это было в данное мгновение удобнее. Лишь изредка можно было видеть среди моря домов ущелья, представляющие собой прямые улицы. И весь этот мир из кривых и ломаных линий, переплетавшихся друг с другом на тысячу ладов в виде разнообразных острых углов, точно застыл под бледным небом, с которого невидимое солнце сыпало снопы лучей, позолачивая края легких облачков. Казалось, город был погружен в тяжелую дрему под легкой белесоватой дымкой, сквозь которую не прорывался ни один столб дыма. Нигде не было видно фабричной трубы, не дымила также и ни одна из маленьких смешных жестяных труб, торчавших на крышах. Старая черепица на крышах домов была покрыта серо-желтым налетом, а вдоль водостоков росла трава и цвели маленькие желтые цветочки. По краям террасы стояли урны с застывшими мертвенными агавами, а на лепные украшения падали мертвые каскады из вьющихся растений. Из домов, возвышавшихся над соседями, смотрели черные окна, зиявшие среди бурых или серых стен, некоторые же окна спали под опущенными жалюзи, напоминая закрытые глаза. Высоко на крышах, над пеленой белесоватой дымки, плоскими пятнами выделялись лоджии, словно обрубки старых сторожевых башен, и по краям крыш тут и там торчали маленькие беседки из жести или из дерева.

И над всем этим царили купола церквей – множество куполов, а из них выделялся гигантский купол собора св. Петра.

По другую сторону долины, в глубине которой сплошная масса мертвых крыш покрывала город – вечный город, что Хельге ясно почувствовал только в этот вечер, тянулся длинный низкий холм, изгибавший свою спину к небу. Вдоль кряжа этого холма шла длинная аллея из пиний, верхушки которых сливались в сплошную темную массу и стволы которых казались прекрасной темной колоннадой. А на самом заднем плане, позади купола св. Петра, на горизонте поднимался другой холм со светлыми виллами, утопавшими в темной зелени пиний и кипарисов. Это был холм Монте-Марио.

Темная листва железных дубов соединялась над головой Хельге, образуя густой свод, а позади него мелодично журчал фонтан, – струйки воды падали с высоты водяного столба, разбивались о подножие и стекали в бассейн.

В то время как он наискосок переходил через улицу, ему навстречу попались две молодые девушки. Он почему-то подумал, что это норвежки, но в то же время ему показалось смешным, что ему везде мерещатся соотечественницы. Во всяком случае одна из них была совсем белокурая и на ней был светлый мех.

Хельге был в приподнятом настроении, и его радовало и интересовало все. Одни только названия улиц, выгравированные крупными латинскими буквами на мраморных досках, доставляли ему неизъяснимое удовольствие.

Он шел по улице, которая выходила на небольшую полукруглую площадь, по набережной реки, а через реку был перекинут белый мост. Пламя от двойного ряда фонарей, горевших на мосту, казалось тусклым и зеленовато-желтым в сравнении с мощным, хотя и бледным, светом, падавшим с вечернего неба. Вдоль набережной шла балюстрада из гранита и стояли деревья с увядшей листвой и ободранными стволами. Хельге взошел на мост и, остановившись посередине его, стал смотреть на Тибр. До чего вода была мутна! И течение было такое быстрое, что река несла в своих гранитных оковах ветви, куски дерева и песок. С моста спускалась прямо в реку узкая каменная лестница. Хельге подумал, что по этой лесенке как-то особенно удобно и легко спуститься в реку ночью, когда жизнь покажется уже невмоготу. Интересно, пользовался ли кто-нибудь этой лестницей для такой цели?

Перейдя через мост, он обратился к полицейскому и спросил, как пройти к собору св. Петра. Полицейский ответил сперва по-французски, потом по-итальянски, но, видя, что Хельге продолжал отрицательно покачивать головой, снова заговорил по-французски и показал рукой вверх по течению реки. Хельге направился туда.

Вскоре он увидел перед собой каменную громаду, подымавшуюся к небесам, а на ней темный силуэт ангела. Он узнал очертания замка св. Ангела. Он подошел к нему вплотную. Заря не успела еще погаснуть, и на статуи на мосту св. Ангела падал золотой отблеск; в мутных волнах Тибра также еще отражались розовые облака, но свет от фонарей не казался уже таким тусклым и ложился яркими полосами на воду. Дальше за мостом св. Ангела проносился по новому железному мосту трамвай с ярко освещенными окнами. С проводов сыпались голубовато-белые искры.

Хельге приподнял шляпу и спросил прохожего:

– Сан Пиэтро фавориска?

Прохожий показал рукой на одну из прилежащих улиц и что-то долго говорил, но Хельге ничего не понял.

Улица, на которую он вышел, была такая узкая и темная, что у него появилось радостное чувство, точно он очутился в хорошо знакомом месте, – вот такими-то он и представлял себе настоящие итальянские улицы. Эта улица изобиловала лавками старинных вещей. Хельге с любопытством рассматривал вещи, разложенные на плохо освещенных витринах. Конечно, почти вся эта старина была поддельная. Тут висели обрывки грубых, грязных кружев, лежали какие-то куски и обломки глиняных вещей, позеленевшие медные статуэтки, старые и новые подсвечники и броши с громадными поддельными камнями. И все-таки у Хельге возникло безрассудное желание войти в одну из этих лавочек, купить что-нибудь, расспрашивать, торговаться… Как-то автоматически он вошел в темную, душную лавочку. Чего только тут не было! Под потолком висели старинные лампады, там и сям валялись куски шелка с вышитыми на них золотом цветами на красном, зеленом и белом фоне, стояла ломаная мебель и тому подобный хлам.

За прилавком сидел черномазый парень с оливковым лицом и синеватым подбородком. Он читал. Он спросил Хельге, что ему угодно, и затараторил по-своему, а Хельге указывал пальцем на различные предметы и спрашивал: «Сколько?» Единственное, что Хельге понял, так это то, что все вещи были бессовестно дороги. Конечно, он должен был бы подождать, когда хоть немного выучится по-итальянски, чтобы хорошенько торговаться.