Повесть о суровом друге - Жариков Леонид Михайлович (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно .TXT) 📗
Уча стукнул костылем в то место, где стояло слово «оков», и спросил:
- А что такое «оковы»?
- Кандалы, - объяснил Васька, - помнишь, как Абдулкин отец из тюрьмы в цепях вышел?
Уча нахмурил угольные брови, поднял камень и запустил им в дом колбасника Цыбули. Камень, не долетев, упал в снег около забора.
В Совете рабочих и солдатских депутатов в просторном зале толпилось много народу: женщины с грудными детьми, рабочие, девушки в красных косынках. Всюду стоял гомон, треск каких-то машинок.
На столах, поставленных в беспорядке, виднелись таблички: «Продкомиссар», «Отдел по борьбе с контрреволюцией», «Народное просвещение».
За самым дальним столом в углу, где стояло пробитое пулями, знакомое мне, сшитое мамой, красное знамя со словами: «Это будет последний и решительный бой!» - мы увидели Анисима Ивановича. Перед ним красовалась табличка: «Уполномоченный финансов».
Положив тяжелые руки на стол, Анисим Иванович спорил с Абдулкиным отцом - управляющим заводом.
- Давай три миллиона, ничего я знать не хочу! - требовал дядя Хусейн.
- Нема же денег, - отвечал Анисим Иванович, - не веришь, вот тебе ключ от кассы - проверь.
- Не хочу я проверять! Я должен пустить завод, а жалованье рабочим нечем платить.
- Ну а я что могу поделать? Все мы сейчас работаем бесплатно: и я, и ты.
- О себе не говорю, а рабочим нужно платить, понимаешь?
- Понимаю, а ты пойми, что денег в банке нема: буржуи увезли с собой все деньги.
Анисим Иванович повернулся к соседнему столу с табличкой: «Реквизиционный отдел», за которым сидел матрос с шахты «Ветка».
- Слушай, товарищ Черновол, нельзя ли потрясти богатеев насчет денег?
Матрос, тихо разговаривавший о чем-то с группой вооруженных рабочих, ответил:
- Трясем, товарищ Руднев. Клянутся всеми святыми, а деньги прячут. Но ты, товарищ комиссар, не горюй, для рабочих мы денег найдем.
Когда дядя Хусейн ушел, мы протиснулись к Анисиму Ивановичу.
- А вам чего, шпингалеты? - спросил он с доброй улыбкой.
- Дядя Анисим, верно, что у нас школа будет? - спросил Уча.
- Это не по моей части, хлопцы. Во-он туда идите, третий стол от двери.
Уча поскакал на костыле туда, где виднелась табличка: «Народное просвещение», и тотчас вернулся, громко крича:
- Будет! Сказали, будет!
Шумной ватагой мы высыпали на улицу и у входа столкнулись с Абдулкой.
- Хлопцы, айда на завод! - сказал он, с трудом переводя дыхание. Там народу тьма собралась, духовая музыка играет.
Мы прислушались. В самом деле, где-то далеко лязгали звонкие литавры, доносился рык басовой трубы.
3
Чтобы не обходить далеко, мы перелезли через забор. Завод теперь наш - кого бояться!
Абдулка сказал, что люди собрались около доменных печей. Туда мы и устремились.
Первым на нашем пути стоял прокатный цех - огромное безлюдное здание. Сквозь прорехи в крыше на железный пол падали холодные косые снопы солнечного света. Так просторно вокруг, так весело на душе! Захочу вот и стану работать в каком угодно цехе - теперь наш завод, пролетарский!
За прокаткой стояли на путях потухшие заводские паровозики-«кукушки», сплошь занесенные снегом. Мы обогнули высокую, пробитую снарядом кирпичную трубу кузнечного цеха и вдали, у подножия доменных печей, увидели большое скопление народа. Пестрели красные косынки женщин, одетых в телогрейки.
Обгоняя друг друга, мы подбежали и протиснулись в самую гущу толпы, поближе к железной бочке - трибуне.
Выступал молотобоец Федя. После гибели отца Федя жалел меня: часто заходил к Анисиму Ивановичу и совал мне то ломоть кукурузного хлеба, то кулечек с сахарином. При этом он гладил меня по голове и говорил: «Живи, Леня, на свете, на страх врагам живи!..»
Сейчас Федя стоял над толпой и выкрикивал:
- Товарищи! Республика Советов находится в смертельной опасности. У нас нет денег, нет хлеба, нет угля. По всей России заводы и фабрики стоят, шахты затоплены. Нам нужно скорее пустить доменную печь, нужно делать оружие для защиты добытой кровью свободы. Нам не на кого надеяться, товарищи. Мы должны начать работу и, пока нет денег, работать бесплатно, на пользу революции!
Взметнулось громогласное «ура», тучи галок, сидевших на вершинах домен, взлетели и загорланили, кружась над печами. Заиграла музыка. Федя что-то еще говорил, но уже ничего не было слышно.
На трибуну поднялся управляющий заводом дядя Хусейн. Он говорил про какого-то американского буржуя Вильсона, который приказал морить нас голодом. Когда дядя Хусейн закончил свою речь, заколыхались знамена, полетели вверх шапки, грянула музыка. Рабочие пели:
Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый мир построим,
Кто был ничем, тот станет всем!
Глядя на Ваську, я тоже стал подтягивать, и мне казалось, что тысячеголосое могучее пение вырывается из одной моей груди.
Никто не даст нам избавленья:
Ни бог, ни царь и ни герой.
Добьемся мы освобожденья
Своею собственной рукой.
После митинга рабочие разделились на отряды и с весельем, шутками разошлись по цехам.
В пустынном, заброшенном заводе зазвенели голоса, здесь и там застучали молотки, раздавался лязг железа. Одни очищали от снега заводские пути, другие растаскивали баррикады, сложенные из опрокинутых, пробитых пулями шахтных вагонеток, третьи грузили в вагоны рассыпанный уголь.
Потом, радуя слух, донесся откуда-то свисток паровоза, и по шатким рельсам из-за доменных печей выскочил чумазый маленький паровоз-«кукушка». На трубе развевался красный лоскут, а спереди и по бокам, на буферах и подножках, стояли рабочие и радостно размахивали руками, шапками.
Их встретили дружным «ура».
- Первая ласточка, товарищи! - закричал один из рабочих, спрыгивая на ходу с паровозика. - Ласточка революции! - И он мелом написал на боку паровозика эти слова.
«Кукушку» обступили, ласково ощупывали, грелись о ее теплые бока. Я тоже погрел руки, а Уча даже взобрался на буфер.
Управляющий заводом дядя Хусейн пожал машинисту руку и сказал:
- Придет время, товарищи, когда будут у нас настоящие паровозы. А эту «ласточку» мы сбережем как память о нашем свободном коммунистическом труде.
«Кукушка», казалось, тоже слушала дядю Хусейна, тихонько посапывая и распуская по сторонам белые усы пара. Потом она подцепила вагон с углем и, отдуваясь, повезла его в кузнечный цех. Скоро она снова вернулась, притащив паровозный кран с длинным изогнутым носом. Кран стал грузить на платформу железный лом.
Вдруг неподалеку раздался взрыв, за ним другой. Земля вздрогнула.
- Козлы рвут! - услышал я чей-то радостный возглас. - В доменной козлы подрывают!
Напрасно я испугался. «Рвать козлы» - это значит очищать внутренность доменной печи от застывшего чугуна. Теперь ожидай, что скоро пустят доменную печь, а потом - мартеновскую, а за нею - прокатные станы!
Невозможно было удержаться, чтобы не работать. Вместе со взрослыми мы принялись за дело: собирали разбросанный инструмент, очищали от снега дороги. Я даже снял старую телогрейку, чтобы легче было. Никакая игра не казалась мне такой увлекательной, как эта работа. Особенно радостно было оттого, что я работаю бесплатно, на пользу революции. Если бы мне давали тысячу рублей, я и то не взял бы. Бесплатно работаю, на революцию. Сам товарищ Ленин похвалил бы меня.
- Молодцы, ребята, - одобряли нас взрослые, - старайтесь, это все для вас делается: вам доведется в коммунизме жить!
- Мы и так не отстаем, - ответил за всех Васька. - А ну шибче, ребята, лучше старайтесь!
