Тернистым путем [Каракалла] - Эберс Георг Мориц (читать онлайн полную книгу .txt) 📗
Но Диодор и теперь не проснулся, хотя его сосед ни на одно мгновение не давал отдыха своим губам, потому что во сне получил приказание повторять имя Сераписа столько раз, сколько в стакане содержится капель воды из Агатодемонского канала.
– Продолжительное пребывание среди этих испарений могло бы повредить ему, – шепнул доктор Птоломей вольноотпущеннику, – а между тем Гален, хотя он и велел сказать, что посетит больного очень рано, еще не приходил сюда. Правда, он уже стар, а в Риме, как слышно, спят долго.
Тут он был прерван каким-то движением. Никто не заметил, откуда оно началось, но оно нарушило безмолвие зала, и вслед за тем чьи-то услужливые руки шумно и порывисто распахнули обе половинки главной двери.
– Он идет, – шепнул остальным проводник-жрец, и вслед за тем за порог переступил старец, за которым следовала толпа пастофоров, почтительно и в согбенной позе, подобно придворным, следующим за своим властителем.
– Тише, братья мои, – проговорил вполголоса, обращаясь к следовавшим за ним, величайший из врачей того тысячелетия, в котором он жил, и затем, опираясь на палку, направился к ряду коек. Было заметно, что он перешагнул уже за восемьдесят лет, но его большие глаза все еще сверкали юношеским и живым огнем.
Мелисса покраснела при мысли, что смешала Серена Саммоника с этим удивительным старцем. Вероятно, он когда-то был выше ростом; но теперь его спина согнулась и тяжелая голова наклонилась вперед, как будто ища чего-то. Его лицо было бледно и бесцветно, нос и рот отличались изяществом и благородством. Синие жилки просвечивали сквозь нежную бледную кожу; его большую голову покрывали густые волнистые волосы, серебристые и мягкие, как шелк, разделенные пробором посередине. Белоснежная борода доходила ему до самой груди. Длинная, в складках, одежда из весьма драгоценной белой шерстяной материи облегала его старческую фигуру. И вся его внешность отличалась бы только своим изяществом, если б его глаза не светились так ярко и пронзительно из-под густых бровей и если бы не было этого высокого, слегка выпуклого, почти гладкого лба, этой совокупности признаков, свидетельствовавших о силе и глубине его ума.
Мелисса не могла сравнить его ни с кем; но христианину Андреасу он напомнил изображение престарелого Иоанна, которое богатый собрат его по вере пожертвовал церкви святого Марка.
Если этот человек не сумеет оказать помощь, то уже решительно никто не в состоянии помочь Диодору! Как величественно и уверенно подвигалась вперед согбенная фигура этого старца! Он, совсем чужой здесь, по-видимому, указывал дорогу другим и повелевал как будто в собственной области.
Мелисса слышала, что сильный аромат кифи может повредить ее возлюбленному, и нетерпеливо ждала, чтобы Гален поскорее обратил свое внимание на Диодора. Гален начал не с того больного, который лежал около двери, а остановился по середине зала, прислонился к колонне и сперва стал рассматривать помещение и койки.
Когда его испытующий взгляд скользнул также и по ложу Диодора, с этим взглядом встретился другой, который с выражением почтительной просьбы исходил из прекрасных больших и невинных глаз.
Тонкая улыбка мелькнула на его покрытых усами губах, и, приблизившись к Мелиссе, он проговорил:
– Там, где подает знак такое привлекательное существо, мы, старики, должны повиноваться. Это твой возлюбленный, милое дитя, или брат?
– Мой жених, – быстро ответила она. И девическая застенчивость, от которой зарделись ее щеки, была ей так к лицу, что Гален продолжал с любезною шутливостью:
– Он, вероятно, обладает многими хорошими качествами, если ты так заботишься о нем, дитя мое.
С этими словами Гален приблизился к ложу и, взглянув Диодору в лицо, точно говоря с самим собою, произнес, не обращая внимания на врачей, которые теснились вокруг него с выражением любознательности:
– И тут также перевелись настоящее греки; только красота предков изглаживается не так-то легко и проявляется еще у внуков. Что за голова, что за лицо и какие волосы!
Ощупав затем у юноши грудь, плечи и руки, он воскликнул тоном искреннего удивления:
– Поистине божественные члены!
Затем он положил мягкую, нежную старческую руку, поверхность которой была покрыта целою сетью синеватых жил, на лоб больного, снова окинул глазами зал, и, в то время как Птоломей кратко, но обстоятельно излагал ему историю болезни, он потянул в себя испарения, наполнявшие всю комнату, и проговорил по окончании речи доктора-христианина:
– Мы исследуем этот случай, только не здесь, а в помещении с менее сильным ароматом. Он вызывает сны, но еще скорее демонов горячки. Нет ли у вас поблизости другой комнаты с более чистым воздухом?
Многоголосное «да» было ему ответом, и Диодора немедленно перенесли в небольшой боковой зал.
Во время этого перенесения Гален переходил от койки к койке и обращался с вопросами к главному врачу и к больным.
По-видимому, он забыл о Диодоре и Мелиссе; но, бросив в одном месте поверхностный взгляд, а в другом исследовав внимательно больного, он потребовал, чтобы его тотчас же вели к жениху прекрасной александриянки.
С порога соседней комнаты он дружески кивнул Мелиссе.
Как охотно последовала бы она за ним, но она подумала, что если бы удивительный старик желал ее присутствия, то он позвал бы ее, и скромно дожидалась его возвращения.
Ей пришлось ждать его очень долго, и минуты тянулись для девушки как часы. Сквозь затворенную дверь она слышала мужские голоса, вопли и громкие стоны страдальцев, плеск воды, звяканье металлических инструментов, и живое воображение заставляло ее предчувствовать, как тяжело будет ее возлюбленному переносить то, что будут там делать с ним.
Наконец Гален появился снова. Вся его фигура дышала веселым довольством. Врачи, следовавшие за ним, перешептывались между собою, покачивали головами, как будто они были свидетелями какого-нибудь чуда, и взгляд каждого, останавливавшийся на нем, выражал восторженное почтение. Когда взор знаменитого врача встретился с глазами Мелиссы, ей стало ясно, что теперь все хорошо. Схватив правую руку старца, она заключила по ее свежей влажности, что он только что обтер ее и что собственноручно совершил то, чего ожидал от его искусства доктор Птоломей.
Глаза ее стали влажными от чувства благодарности; и хотя Гален пытался помешать ей прикоснуться губами к его руке, ей все-таки удалось исполнить свое намерение. Он, с отеческою нежностью, любуясь ее красотою, поцеловал ее в лоб и сказал:
– Ступай теперь спокойно домой, моя девочка. Камень сильно ударился о голову твоего друга, и давление проломленной теменной кости – я хочу сказать куска кости – на мозг лишило его способности сознавать, – какую достойную любви невесту ниспослали ему боги. Теперь же нож сделал свое дело, кость снова поднята, осколки никуда не годные устранены, крыша в порядке, и давление уничтожено. Вместе с тем к твоему другу возвратилось также и сознание, и я готов побиться об заклад, что он в эту самую минуту думает о тебе и желает тебя видеть. Но будет лучше, если вы отложите это свидание. Дважды двадцать четыре часа он должен оставаться в той комнате; всякое нарушение покоя только замедлит его выздоровление.
– В таком случае я останусь здесь, чтобы ухаживать за ним! – с живостью воскликнула Мелисса.
Но Гален с решительностью, уничтожавшею всякое противоречие, возразил:
– Ради выздоравливающего этого не должно быть. Близость женщины, к которой пламенеет сердце больного, увеличит ядовитость горячки еще скорее, чем резкий запах кифи. Кроме того, это место совсем не подходит для пребывания в нем тебе подобных. Мелисса печально склонила голову, но он кивнул ей и ласково продолжал:
– Врач Птоломей, достойный полного доверия с твоей стороны, отзывался о тебе, как о девушке рассудительной, и ты не захочешь испортить то дело, которое удалось мне довольно порядочно. Теперь же прощай, там ждут меня еще другие больные.
С этими словами он подал ей руку на прощанье; но когда он снова встретил ее взгляд, сверкавший сквозь туманившие его слезы, то спросил об ее имени и происхождении.
