Песнь об Ахилле (ЛП) - Миллер Мадлен (книги онлайн бесплатно серия TXT) 📗
Позже меня нашли у корявой оливы. Я был слаб и бледен, и валялся в собственной блевоте. Кости исчезли, я потерял их в драке. Отец посмотрел на меня со злостью, приоткрыл было рот, обнажив желтоватые зубы. Махнул рукой, слуги подняли меня и понесли в дом.
Семья мальчика потребовала немедленного моего изгнания или смерти. Они были могущественны и он был их старшим сыном. Они могли позволить царю сжечь их поля и обесчестить их дочерей, если за это было заплачено. Но сыновей трогать было нельзя. За это вельможи могли взбунтоваться. Мы знали законы, мы следовали им, чтоб избежать анархии, на волосок от которой всегда находились. Кровная вражда. Слуги делали пальцами ограждающие знаки.
Отец потратил жизнь на укрепление своего царства и не хотел терять все из-за такого сына, как я — ведь наследника и чрево, которое его породит, найти не трудно. Так что он согласился — я буду изгнан и отдан на воспитание в другое царство. В обмен на золото равное моему весу, меня дорастят до возраста мужа. У меня не будет ни семьи, ни имени, ни наследства. Тут даже смерть показалась бы привлекательнее, однако отец был человеком практичным. Мой вес золотом был меньше, чем стоимость роскошных похорон, которые требовала бы моя смерть.
Так я подошел к своему десятилетию сиротой. И так я попал во Фтию.
Крошечная, как драгоценный камень, Фтия, самая маленькая из наших областей, лежала на севере изогнутой полосы земли между отрогами гор Отрис и морем. Ее царь, Пелей, был из любимцев богов — сам не являясь их потомком, он был смел, умен, красив и превосходил своих сверстников в милосердности. В награду божества сосватали ему морскую нимфу. Это сочли большой честью. Ведь кто же из смертных откажется заполучить на ложе богиню и иметь от нее сына? Божественная кровь делает чище наш грязный род, порождающий героев из праха и глины. А богиня принесла великое пророчество: предрешено было, что ее сын превзойдет отца. Род Пелея укрепится. Но, как и во всех дарах богов, здесь были подводные камни — сама богиня не желала этого.
Все, даже я, знали, как он овладел Фетидой. Боги привели Пелея в тайное место, где она любила сидеть на берегу. Они предупредили, чтобы он не тратил времени на предисловия — она никогда не согласится на брак со смертным.
Они также предупредили о том, что будет, когда он поймает ее: нимфа Фетида была хитра, как и ее отец Протей, скользкий морской старец, и умела придавать своей коже тысячи подобий — меха ли, перьев или голой плоти. Так что клювы и когти, зубы и зубцы, и жалящие хвосты будут раздирать его, но Пелей не должен ее отпускать.
Пелей был благочестив и послушен, и сделал все так, как научили его боги. Он дождался, пока из свинцово-серых морских волн покажется она, с волосами черными и длинными, как хвост коня. Тогда он схватил ее, удерживая, несмотря на ее отчаянную борьбу, сжимая ее в объятиях пока оба они не обессилели, почти бездыханные и исцарапанные. Кровь из ран, которые она ему нанесла, смешалась со следом утраченной девственности на ее бедрах. Ее сопротивление было теперь бесполезно — лишение ее девственности было равно брачным узам.
Боги заставили ее поклясться, что она останется со своими смертным супругом по крайней мере на год, и она провела этот год на земле, словно неся повинность, безмолвная, равнодушная и мрачная. Теперь, когда он овладевал ею, она не давала себе труда вырываться или извиваться в знак протеста. Вместо этого она лежала недвижно, немая и холодная, как рыба. Ее сопротивляющееся чрево породило лишь одного ребенка. В час, когда ее срок вышел, она выбежала из дома и нырнула обратно в море.
Возвращалась она только проведать мальчика, ни для чего более и ненадолго. Остальное время ребенок был под присмотром нянек и наставников, за которыми надзирал Феникс, довереннейший советник Пелея. Сожалел ли Пелей о даре богов? Обычная женщина была бы счастлива иметь мужа, обладающего его мягкостью, его улыбчивым лицом. Но для морской нимфы Фетиды ничто не могло затмить его смертной природы.
Меня провел во дворец слуга, чьего имени я не уловил. Может, он его не сказал. Залы были меньше, чем у нас дома, словно на них влияли скромные размеры царства, которым из них правили. Стены и полы были местного мрамора, белее того, который добывали на юге. В сравнении с их белизной мои ноги выглядели темными.
У меня с собой ничего не было. Немногие мои пожитки перенесли в мою комнату, а золото, посланное моим отцом, было отправленное в сокровищницу. Когда золото унесли, я почувствовал странное беспокойство. Оно было моим спутником в недели путешествия, свидетельством моей ценности. Я наизусть помнил, что было в золотой поклаже — пять кубков с гравировкой, тяжелый скипетр с навершием, ожерелье витого золота, две украшенные фигурки птиц и резная лира, позолоченная на концах. Последняя, я знал, была жульничеством: дерево дешевое, его было много и весило оно немало, занимая место золота. Но лира была такой красивой, что никто не возразил; она была частью приданого моей матери. Пока мы ехали, я все тянулся к седельной сумке погладить отполированное дерево.
Я думал, что меня проводят в тронный зал, где я преклоню колена и выскажу свою благодарность. Но слуга неожиданно остановился у боковой двери. Царя Пелея сейчас нет, сказал он, поэтому вместо него мне надлежит представиться его сыну. Я забеспокоился. Не к этому я готовился, не для этого зубрил все положенные слова, восседая на спине своего осла. Сын Пелея. Я еще помнил темные листья на фоне его светлых волос, то, как его розовые стопы ударяли в дорожку для бега. Таким должно быть сыну.
Он лежал на спине, на широкой скамье с подушкой в изголовье, установив лиру себе на живот. Он бренчал на ней, лениво и бездумно. Он не слыхал, как я вошел, или решил сделать вид, что не слыхал. Вот так я уразумел, где мое место. Прежде я был царевичем, меня ждали и о моем приходе объявляли. Теперь мною пренебрегали.
Я сделал еще шаг вперед, шаркнул ногой, и он повернул голову, смотря на меня. С того времени, как я видел его пятилетним, он перерос младенческую пухлость. Я застыл, пораженный его красотой, глубоким зеленым цветом глаз и чертами, прекрасными, как у девушки. Его красота отозвалась во мне неприязнью — сам-то я не изменился настолько сильно и настолько прекрасно.
Он зевнул, полузакрыв глаза.
— Как твое имя?
Его царство было половиной, четвертью, восьмушкой царства моего отца, я убил мальчика и был изгнан — и все же он не знал меня. Я стиснул зубы и промолчал.
Он повторил, уже громче:
— Как твое имя?
Мое молчание было извинительно в первый раз — возможно, я его не расслышал. Но теперь это не пройдет.
— Патрокл, — это имя дал мне отец при рождении, с надеждой, но безрассудно; теперь оно имело горький привкус. Оно значило «слава отца». Я ожидал, что он посмеется, может, превратит имя в шутку или остроту, показывающую мой позор. Но он этого не сделал. Может, слишком глуп, подумал я.
Он повернулся на бок, лицом ко мне. Золотистый локон упал ему на глаза, он сдул его прочь. — Мое имя Ахилл.
Я чуть опустил подбородок, всего на палец, в знак того, что услыхал его. Мы рассматривали друг друга некоторое время, потом он моргнул и зевнул опять, широко, по-кошачьи раскрыв рот. — Добро пожаловать во Фтию.
Я вырос при дворе и понимал, когда следует уходить.
В тот день я увидел, что являюсь не единственным воспитанником Пелея. Во дворце скромного царя оказалось множество отверженных сыновей. Однажды он, поговаривали, и сам был беглецом, и теперь был особенно приязнен к изгнанникам. Моей постелью был лежак в большой общей комнате, полной других мальчиков, тузящих друг друга или отдыхающих. Слуга показал, куда положили мои вещи. Несколько мальчишек подняли головы, рассматривая меня. Один спросил мое имя, и я его назвал. Они вернулись к своим играм. Никому не нужен. На дрожащих ногах я прошел к своему лежаку и стал дожидаться ужина.