Княжьи люди (СИ) - Лисовин Алексий (электронные книги без регистрации .txt) 📗
— И что, из-за жребия не было споров? — Выгнул дугой черную бровь Ярослав Всеволодович. — Ведь там молодняк! Парни горячие…
Артемий не глянув на него, тяжело вздохнул и пояснил, что пленные были так утомлены, что очень скоро, даже те, кому не досталось постели, спали, приткнувшись к бревенчатым стенам. Бодрствовали только он и Мечеслав. Воевода постучал в дверь и крикнул, что бы им принесли дров и огня для очага. В помещении было довольно холодно и он боялся, что это плохо для раненых. Ему не ответили, хотя стражи стояли прямо за дверью. Артемий незадолго до этого слышал, как они обсуждали только что минувшую сечу, скорбели о павших и восхищались добычей. Столько хорошего оружия, коней и броней, никогда раньше они не захватывали.
Вечером принесли большой котел горячей просяной болтушки и воду. Потом в избу вошёл старый эрзянин в сопровождении воинов. Ни слова не говоря, он направился прямиком к тяжело раненым. Пленные удивились и забеспокоились. Но тут старший над эрзянскими воинами сказал, что этот человек волхв и великий знахарь. Услышав это, многие дружинники принялись роптать. Они говорили о том, как опасно доверять кудеснику, от которого добрым людям следует ожидать любых дьявольских козней. Мечеслав их успокоил. Он сказал, что эрзяне держат их ради выкупа. Поэтому и пекутся о пленных. А раз так, то вредить и пакостить им выгоды нет. Большая часть суздальцев с ним согласилась. Но тут кто-то спросил, не будет ли его душа осквернена гнусной волшбой. Ведь обращаться к колдовству для христианина страшный грех. Многие снова засомневались. Старик эрзянин утомившись ожиданием, стал поглядывать на выход. Тогда Мечеслав встал перед своими людьми и пообещал, что он, как воевода, возьмёт этот грех на свою душу.
Старый кудесник оказал помощь всем в ней нуждавшимся. Не смотря на это, шестеро раненых до утра не дожили. Их так и оставили у ворот тверди, которую эрзяне спешно покинули еще до полудня следующего дня. Они направились в стан Пургаса, что бы соединиться со всем его войском. Пленных увели с собой.
— Вот так! — Назидательно произнёс Юрий Всеволодович и со значением посмотрел на младших родственников. — Легки на подъём! Как быстро собрались с детишками да бабами!
Ярослав, невозмутимо пожал плечами. Остальные князья смущенно загудели что-то в своё оправдание. Артемий дождался, пока они умолкнут и сообщил, что женщин и детей в тверди он не видел.
— Не было там никого кроме воинов.
Князья и бояре загомонили, принявшись обсуждать эту новость. Всем стало интересно, куда, а главное когда Пургас дел прорву людей. Сын великого князя Всеволод, предположил, что это было сделано заблаговременно. Большинство бояр с ним согласилось. Но тогда получалось, что эрзяне заранее знали о том, что русичи найдут дорогу к тверди Овтая и предпримут на неё набег. Эта мысль, высказанная Всеволодом, повергла всех в недоумение.
— Но как же они прознали об этом? — Воскликнул один из владимирских бояр. — Выходит, что им донесли?!
Такое Лютобору и слышать было странно. «Что бы кто-то из христиан, предал своих поганым?! Мыслимо ли это?». Но судя по установившемуся в шатре тревожному молчанию, остальным эта мысль не казалась нелепой. Всё больше удивляясь, отрок повернулся к дяде. Тот стоял, прикрыв ладонью глаза.
В это время у рассказчика принялись спрашивать, не знает ли он о возможном предательстве? Потом стали предлагать вспомнить, может он, находясь в плену, что-то слышал об этом. Артемий растерянно молчал. Ответов у него не было. Неожиданно его выручил князь Ярослав Всеволодович. Покрыв зычным голосом общую разноголосицу, он сказал, что обо всём этом, они смогут сами узнать у эрзян.
— Возьмём Пургаса, да и спросим! А пока что о суздальских лучше дослушаем!
Многие с ним согласились и потребовали продолжение рассказа. Великий князь не возражал, хотя казался чем-то, немного раздосадован.
Уже поздним вечером пленных пригнали в стан Пургаса. Здесь было много воинов. Вооружением они уступали русичам, но числом, как показалось пленникам, многократно превосходили войска князей. И все они встречали Пургаса, радостными криками славя его победу. И вдруг ликование разом утихло. Мимо встречающих поползли волокуши с телами, и кто-то увидел в них брата, кто-то отца, а кто-то и сына. По толпе загулял стон боли и горя. От группы эрзянских вождей отделился совсем уже ветхий старик. Поддерживаемый под руки двумя юнцами, он подошел к толпе пленных. Какое-то время жег Мечеслава ненавидящим взглядом. Потом обернулся к Пургасу. Как оказалось, это был старый Овтай. Вчера у него погиб старший сын и где то сгинул младший. Сердце старика разрывалось от горя. Утешиться он мог только местью. Он просил отдать Мечеслава ему на расправу.
Черная тоска залила душу Лютобора. Верить не хотелось, что отец погиб вот так.
— Пургас не отдал ему воеводу. — Услышал он слова Артемия. — Он сказал, что вернёт нас владимирскому князю. За обмен, или выкуп.
Русичей поместили в тесном загоне. Стены его были из жердей, крыша кое-как крыта еловыми ветвями. Пленники в нём перемёрзли бы насмерть, но их спасли костры разложенные стражей. Здесь её несли дружинники Пургаса. Они, сменяя друг друга, стояли днём и ночью. В этом была своя необходимость. Вокруг загона собралась немалая толпа. Эрзяне пришли поглазеть на врагов. Сначала стояли угрюмой молчаливой массой. Но вот сперва один человек, потом другой, а скоро уже и все остальные, стали требовать, прямо сейчас покарать русичей. Их гнев, за причинённые войной страдания и лишения, был столь силён, что только присутствие стражи не позволило людям перейти от слов к делу. Рассказывая об этом, Артемий не стал скрывать, что в тот момент ему было страшно. А когда увидел снисходительные ухмылки, скользнувшие по некоторых слушателей, сердито нахмурился.
— Я вижу, не все здесь понимают, каково это оказаться в полной власти врага, когда от тебя ничего не зависит.
«Не следовало отдавать этому врагу оружие». — Разозлился за эти слова на рассказчика Лютобор и был уверен, что все вокруг думают также, хотя вслух никто ничего не сказал.
Кормили скудно. Утром и вечером давали жидкую кашу. Уже на второй день несколько человек заболели и еще один раненый умер. После этого пленнве стали роптать, виня в своих невзгодах Мечеслава. Каждое его слово, каждый жест и скоро само присутствие пробуждали в них всё большее недовольство. Вечером второго дня принесли ужин. Несколько воинов принялись ругать стражей за недостаток пищи и требовать добавку. Мечеслав попробовал их образумить. Ему грубо ответили. Тогда он попросту избил двоих самых крикливых. Остальные угомонились, но зло затаили. Ввосьмером они кучковались в углу. О чём-то шепчась, злобно косились на воеводу и заступившихся за него воинов. Таких оказалось всего четверо, вместе с рассказчиком. Мечеслав же был как обычно спокоен. Он сказал Артемию, что лучше бы тот сбежал вместе с ростовцами. Был бы уже у своих и не испытывал этих лишений.
Чуть за полночь в стане эрзян поднялась суматоха. Слышались крики людей. Кто-то ругался, чего-то требовал. Шум, усиливаясь приближался. Встревоженная стража держала оружие наготове. Наконец в свете костров появилась толпа. Её возглавлял тот самый Овтай. Он приказал отдать ему пленников. Старший над стражей сказал, что подчиняется только Пургасу. Овтай пригрозил оружием. Русичи встревожено смотрели на происходящее сквозь щели между жердинами. Огромная толпа, легко могла смять стражу. Наконец появился Пургас. Он долго спорил со старым Овтаем. Из их перебранки Артемий понял следующее. Еще вечером, откуда-то прискакал гонец. Отправивший его человек, повстречал суздальцев сбежавших из боя. Он беседовал с ними и узнал, что именно один из них, убил Иняса, старшего сына Овтая. Младшего сына, убил мокшанин Мирята, показавший русичам путь к тверди. Из-за этого, род Овтая, сыновья которого погибли, не родив ему внуков, прервётся. И теперь он желал только мести и требовал, немедля перебить пленников. На его стороне выступили почти все остальные инязоры эрзян. Они спросили Пургаса, стоит ли им поддерживать вождя, который может отказать другу в такой просьбе как у Овтая. Пургас долго колебался, но в итоге согласился. Единственно он попросил отложить расправу до завтра. Инязоры согласились. А русичей охватило уныние. Узнав о своей грядущей судьбе, они будто бы лишились сил и не могли даже роптать, или жаловаться. Ночью никто из них не сомкнул глаз.
