В дни Каракаллы - Ладинский Антонин Петрович (читать книги онлайн бесплатно полностью без TXT) 📗
Однажды была очередная остановка в пути. Таверна стояла в некотором отдалении от дороги – низенькое строение из красного кирпича, со всякого рода хозяйственными пристройками и навесом для вьючных животных. Все было обнесено каменной оградой и у высоких ворот, в какие могла беспрепятственно въехать повозка, нагруженная соломой, в стену предусмотрительно вделали мраморную доску. Мы прочли на ней:
ЗДЕСЬ МЕРКУРИЙ
предлагает путнику хорошие сделки,
а хозяин таверны – обильный харч,
нектар богов и покойный ночлег
На дворе виднелось несколько распряженных возов, у каменных яслей жевали сено кони и мулы, на навозной куче посреди двора горланил белый петух, потряхивая красным гребнем. Как выяснилось, таверну содержал отставной солдат по имени Дурк, дикого вида человек, обросший трехнедельной щетиной бороды. Когда наша повозка с грохотом подъехала к воротам, хозяйка, очень румяная женщина с черными лукавыми глазами, рассчитывалась с одним из покидавших таверну постояльцев. Путешественник, судя по узкой красной полосе на его грязноватой тунике центурион или кто-нибудь в этом роде, откинул полу дорожного плаща с куколем и развязал мешочек с денариями, а курчавый раб держал в поводу двух коней – серого в яблоках и гнедого.
Хозяйка загнула палец на левой руке:
– Итак, за сено один асс.
Центурион повторил:
– Один асс.
– За пироги и вино три асса.
– Это дорого, – запротестовал человек в плаще.
– Ничего не дорого, пирог был отличный, с потрохами. Такого и в Аквилее не испекут. Итак, четыре асса. Да за девочку двенадцать ассов.
Улыбаясь каким-то приятным воспоминаниям, путник стал со вздохом отсчитывать монеты, а раб безучастно смотрел на румяную хозяйку, на своего патрона и на весь мир.
В это время со двора таверны до нас донесся невыразимый визг. Дикие вопли переходили порой в горестное хрюканье и снова сменялись душераздирающим воем. Когда мы очутились под навесом, я увидел, что на земле лежит огромная черно-розовая свинья. Ноги ее с раздвоенными копытцами были туго связаны ремнем, и она тщетно билась, стараясь освободиться от пут и морща жалкий рот. Это было ужасное предчувствие расставания с миром теплых луж и ни с чем не сравнимых помоев, где плавали дынные корки. До сих пор ее благодушное блаженство не знало предела и еще совсем недавно она почесывала с счастливым хрюканьем спину об угол хлева, – и вот всему этому приходил конец. Уже пылал костер, чтобы опалить тушу зарезанного животного. Подручный Дурка, низколобый, обросший волосами, – беглый гладиатор, как нам шепнул словоохотливый путник, – точил на плоском камне длинный нож. Такие ножи бывают у разбойников.
Он поминутно сплевывал набегавшую слюну и разражался несуразным смехом, с удовольствием прислушиваясь к визгу.
– Сейчас я тебя поглажу по шейке лезвием.
Когда мы слезли с повозки и проходили мимо него, он подмигнул нам и стал пробовать нож на грязном ногте. Но если не считать этого печального, но вполне обычного события со свиньей, то все вокруг было исполнено сельского благодушия. Вытирая полой коричневой туники мокрые руки, хозяин повел нас в таверну, где мы и расположились на отдых. Вергилиан устал от беспрерывной тряски и решил провести здесь остаток дня и всю ночь.
Теофраст привязал мулов к столбу, – в Саварии мы распростились с почтовыми тележками, Вергилиан приобрел там более удобную, крытую парусиной, повозку и пару этих необыкновенно выносливых животных. При езде на них не так страдали кости. Таким образом, мы благополучно добрались до гостеприимного заведения Дурка.
В грязной харчевне, полной гари и дыма, справа от входной двери виднелся каменный прилавок с вделанными в него медными котлами. В одном кипела вода, чтобы разбавлять вино, в другом варились бобы, в третьем тушилась в оливковом масле вонючая рыба. Тут же стояли, дружески привалившись одна к другой, высокие амфоры с виноградным соком. За этим прилавком в виде печки уже хозяйничал беглый гладиатор. Он то поддерживал огонь под котлами, то выбегал во двор, где навеки прекратился визг свиньи.
Слева находились два длинных стола, за которыми сидели путники. Остальные лежали на соломе в углублениях стены. Все это были люди, направлявшиеся по каким-нибудь надобностям в Саварию или возвращавшиеся в Аквилею. Под почерневшими от дыма балками потолка висели круги колбас, связки чеснока и лука. Обслуживала посетителей расторопная рабыня с серебряными серьгами в виде колец. Судя по ее беспечному смеху и по той улыбке, какой она приветствовала красивого Вергилиана, томно поддерживая руками еще небольшие груди, она была не только служанкой, но и служительницей Венеры. Я огляделся. В харчевне всюду были грязь и паутина по углам. По-видимому, здесь нас ждали тюфяки с круглыми клопами и блохами, а может быть что-нибудь и похуже. В глубине помещения кривая лестница вела куда-то наверх, под самую крышу.
Вергилиан осмотрел обстановку, в какой мы очутились, но не выразил большого неудовольствия, привыкнув ко всему во время своих странствий. Таверна как таверна… Впрочем, мы устали до крайности и, наскоро поев вареных яиц, решили лечь спать. Дурк по одежде моего друга понял, что перед ним богатый человек, и отвел нам лучшее место для спанья – в нише около очага, разбудив и изгнав оттуда какого-то торговца. Теофраст остался на дворе, чтобы сторожить мулов и повозку, но, само собою разумеется, тут же уснул как убитый.
Когда мы проснулись с Вергилианом, чтобы продолжать путь, солнце уже стояло довольно высоко на небосклоне. Ночные постояльцы обсуждали в таверне какое-то событие.
– Что случилось? – спросил Вергилиан хозяина, проносившего мимо нас глиняный сосуд с водой.
Дурк обратил к нам заросшее щетиной лицо:
– Говорят, сарматы перешли Дунай.
Вергилиан вскочил и растерянно посмотрел на меня.
– Сарматы перешли Дунай! Что же нам делать?
Ему здесь не с кем было посоветоваться, кроме своего юного друга, но я, еще не искушенный в житейских делах, в данном случае был плохим советчиком.
Люди с волнением расспрашивали путешественника, пришедшего на заре из Аррабоны. Мы тоже стали задавать ему вопрос за вопросом. Но он ничего толком не знал и только слышал от других о появлении сарматов на римских землях.
Необходимо было что-то предпринять: или поспешить в Карнунт, или поскорее возвращаться в Аквилею, пока еще на берегах Дуная не начались военные действия.
Между тем по Аррабонской дороге, невдалеке от которой стояла таверна Дурка, уже направлялись на север конные отряды. Мы все вышли из харчевни и, обсуждая события, смотрели в ту сторону, где быстро двигались кони, неся всадников и таща повозки с провиантом. В это время два воина отделились от строя и помчались к таверне. Один из них был центурион, другой – простой всадник. Оба плохо говорили на языке римлян.
Центурион остановил коня перед самым носом Дурка.
– Кто здесь хозяин?
– Я владелец этой таверны.
– Есть у тебя вино, рыжая собака?
– Есть, но в небольшом количестве.
– Принеси немедленно! И не мешкай, нам некогда!
По многолетнему опыту Дурк знал, что в данном случае ему не заплатят ни асса, но принес вина. Однако полюбопытствовал:
– Куда же вы спешите так?
Центурион взял из рук трактирщика сосуд.
– Варвары переходят Дунай. Из Аквилеи идет на помощь Пятнадцатый легион. Мы спешим, чтобы защищать священные границы империи.
– Значит, и Карнунту угрожает опасность? – спросил встревоженный Вергилиан.
Центурион ответил:
– Этого я не могу тебе сказать.
Не слезая с коня, он поднес кувшин к устам и, не прерывая приятного занятия, отпил изрядное количество виноградного напитка, а потом передал сосуд всаднику, взиравшему на начальника с нетерпением и завистью. Затем оба, уже не удостаивая ответом недоуменные вопросы путников и не уплатив, конечно, за вино, поскакали догонять свои повозки.
Такие сцены происходили до самого вечера. Бородатые солдаты, по большей части из вспомогательных когорт, в кожаных штанах и в шерстяных плащах, сворачивали с дороги, забегали в таверну и требовали вина. Дурк клялся им, что только что продал последнюю амфору, и тогда воины осыпали его площадной бранью, но опасались громить заведение: как выяснилось, неподалеку находился какой-то важный военачальник, о котором солдаты рассказывали, что ему ничего не стоит распять на кресте виновного в грабеже.